По этому городу хорошо ездить ночью. Особенно когда человеку за рулем пойманной машины не надо объяснять, как проехать по нужному адресу. Редко, но такое все-таки еще бывает. А иногда даже случаются чудеса: ночной таксист сам расскажет вам об адресах, которых уже никогда не найти.
Мои знакомые «новые» москвичи часто жалуются на неудобную манеру москвичей «старых», назначая место встречи, привязываться к названию какой-нибудь улицы или переулка. Нет чтобы назвать имеющиеся рядом «гламурные» места или хотя бы станцию метро и «цвет ветки». Оно и правда: в одном центре улиц и переулков столько, что, даже живя здесь целую жизнь, крайне трудно выучить все наизусть. И надо сказать, ни один москвич от попадания впросак тоже не застрахован. Особенно когда речь заходит о переименованиях.
Городу нашему сильно не повезло, что большевики снова сделали его столицей. Сказалось это не только на архитектурном облике. Три волны переименований за сто последних лет создали путаницу, порой чудовищную, для тех, кто осваивает московскую топографию с нуля. Действительно, что значат все эти оговорки: «Дзержинского», «Калининский», «Ногина», «Горького»? А «старому» москвичу, вне зависимости от политических убеждений, как раз наоборот, иногда приятно услышать ставшее антиквариатом советское название. Сразу видно: вот человек, помнящий столицу без пробок и батуринского барокко. Разумеется, есть и более ценный пласт именований — дореволюционные или даже, скажем так, названия деревянной Москвы.
Вот и в беседе с пожилым таксистом вдруг выяснилось, что Комсомольский проспект, по которому мы ехали, до конца
Меж тем еще при Сталине, даже в послевоенные годы, ни сигар, ни крымских вин, ни элитного «сталинского» и тем более «брежневского» жилья здесь не было. Район был рабочий, окраинный, по большей части застроенный деревянными бараками, а потому хулиганский. Только за Малыми Кочками, в Усачевом переулке, ближе к Пироговке, которая была здесь главной лучевой артерией, в 20—30-е годы по немецким проектам возвели образцовый квартал для рабочих — такой московский баухауз. Проспект проложили при Хрущеве. Поскольку поспешное строительство первого метромоста на Воробьевых горах тогда же было объявлено «ударной комсомольской стройкой», надо было этот факт как-то увековечить. Кстати, и Дворец ВЛКСМ (теперь МДМ, где снимают КВН и крутят американские мюзиклы) был спроектирован тут по той же причине. Вряд ли Комсомольский проспект уместно переименовывать обратно в Большие Кочки. Это было бы несправедливо: есть в Москве улицы и с более разбитым покрытием.
Район в советское время назывался Ленинским, что свидетельствовало о его престижности (чай, не Пролетарский), теперь же его часто называют «районом Фрунзенской», по названию ближайшей станции метро и трех фешенебельных улиц у Москвы-реки. В просторных тенистых дворах здесь коротали свой пенсионный век сталинский нарком Каганович и разведчик Конан Молодый. А не так давно в тех же домах поймали главу «МММ» Мавроди... Три Фрунзенские улицы и одноименная набережная, понятное дело, названы в честь советского военачальника Михаила Фрунзе. По отраслевому, так сказать, принципу — в пешем доступе отсюда стоит командование сухопутными войсками. Чуть дальше, но тоже дойти можно — Академия Фрунзе.
До превращения в номенклатурный район фрунзенские улицы и набережная назывались Хамовническими. Не потому, что здесь жили хамы, а потом их как бы не стало — это как раз вряд ли. Просто с XVII века здесь была ткацкая, то есть хамовного промысла слобода. И сейчас формально район тоже называется Хамовническим. Но в народе название не приживается.
Интересно, однако, как «Фрунзенская» воспринимается в головах тех, кто никогда при советской власти не жил и кто такой Ленин, не говоря уж о Фрунзе, представляет себе смутно. Глядя на нынешних героев, можно ведь и решить, что была такая семья Фрунзе (рядом же Теплый переулок, переименованный в честь сына красного командира, летчика-героя Тимура Фрунзе), весь район когда-то «держали», и лужниковские челноки им дань платили. А жили они в «крутых» домах... на Фрунзенской, где же еще.
...Ни в одном городе мира, пожалуй, все не устаревает и не меняется так быстро, как в Москве. Только вчера убрали трамвай, а сегодня уже хотят его повсеместно вернуть. Но зато убирают троллейбус. Официант и посетитель не успевают запомнить друг друга в лицо, так часто меняются и те и другие. Как и вывески заведений. Хамовники уже давно центр города, а «Юго-Западная» — давно не окраина. Одно радует во всем этом: сколько же нового можно постоянно открывать в нашем все время забываемом старом.
Василий Жарков
