Играть музыку Рахманинова — такое же необходимое условие для того, кто хочет считаться пианистом, как для скрипача — исполнение Паганини. Лучшим исполнителем рахманиновских фортепианных сочинений на сегодня считается Денис Мацуев. Но его диалог с композитором выходит далеко за границы клавиатуры. Денис Мацуев является артистическим директором Фонда Рахманинова, а несколько лет назад он открыл миру неизвестную ранее рахманиновскую рукопись.
1 апреля исполняется 140 лет со дня рождения композитора, и Денис Мацуев при участии Московской филармонии дает несколько фестивальных концертов, где исполняет самые известные сочинения композитора. Об этом и других юбилейных проектах Денис Мацуев рассказал корреспонденту «Итогов».
— Как возникла идея фестиваля?
— Можно сказать, она возникла из чувства долга. Как не отметить фестивалем юбилей Сергея Васильевича? К тому же я не только обожаю Рахманинова, но и являюсь артистическим директором его фонда. Вместе с его внуком Александром Борисовичем, который, к сожалению, скончался в ноябре прошлого года, мы успели сделать много нужного, начиная с записи неизвестных произведений Рахманинова у него в доме, на рахманиновском рояле. Музей имени Глинки прислал партитуру сюиты и фуги внуку Рахманинова, а внук подарил уникальную возможность стать первым исполнителем и записать произведения мне.
— Какие концерты состоятся в ближайшее время?
— В юбилейном году у нас запланировано двенадцать «Рахманинов гала», состоящих из двух и более концертов. Они пройдут в Вене, Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Берлине, Токио. Но день рождения композитора мы отмечаем в России — это два московских гала в Концертном зале имени Чайковского.
— Как известно, в этом турне вы выступаете с Госоркестром имени Светланова под руководством знаменитого американского дирижера Леонарда Слаткина. Что для вас означает сотрудничество с ним?
— Он один из последних «могикан», то есть великих дирижеров еще той, старой школы — кстати, его бабушка была из России. Это выдающийся музыкант, обладатель нескольких «Грэмми». Он прекрасный интерпретатор любой музыки, и русской в том числе. Мы играли вместе в Чикаго и Париже, исполняли и Рахманинова, и Прокофьева, и Шостаковича, и я всякий раз получал огромное удовольствие. Два года назад я приглашал Леонарда в свой абонемент. К сожалению, незадолго до этого у него случился сердечный приступ прямо на сцене, но сейчас Леонард вновь в прекрасной форме, физической и музыкальной.
— Есть мнение, что восприятие Рахманинова западной публикой основано на некотором стереотипе. Его воспринимают именно как русского композитора, как национальный символ, и не совсем понятно его место в мировой табели о рангах. Меняется ли отношение к Рахманинову сегодня?
— Насчет места в табели мы можем не беспокоиться. Если бы в ХХ веке не было Рахманинова, не только пианистам, но и всему музыкальному искусству было бы очень сиротливо. Но — да, он воспринимается как русский композитор наравне с Петром Ильичом Чайковским, и это правильно. Если в афише стоит «Второй и Третий фортепианные», это абсолютная гарантия аншлага. Это о чем-то говорит? В то же время я убежден, что у таланта не может быть национальности. Это не связанные вещи. Но если говорить о самом Рахманинове, то его личная привязанность к России была огромной.
— Несмотря на вынужденную эмиграцию?
— Да. Он не по своей воле уехал. И возникшая впоследствии ностальгия достигала огромного эмоционального накала. Половину своих гонораров — а в 1930-е годы он зарабатывал миллионы долларов — Рахманинов отдавал России. Отдавал на медицину, на военную промышленность во время войны.
— В СССР об этом не вспоминали?
— Просто он чаще всего не ставил свое имя, и было неясно, от кого идут эти суммы. Но потом в архивах нашлись документы, свидетельствующие о его пожертвованиях. Человек не мог жить без своей страны, без своей родной Ивановки и любимой сирени. Даже имение, купленное в Швейцарии под Люцерном, напоминало ему Ивановку с ее широкими просторами.
— Перед пианистом, который играет Рахманинова, стоит проблема адекватной трактовки материала?
— Чтобы играть Рахманинова, надо внимательно слушать его собственное исполнение. Поскольку и партитуры, и сохранившиеся записи говорят о том, что он был велик во всех ипостасях — и как композитор, и как пианист, и как дирижер, и, конечно, как человек. Его запись для меня — эталон. В его музыке наилучшим образом отразилась суть русской фортепианной школы. Дело в том, что добиться от «ударного» инструмента фортепиано пения непросто — мы же не струнники, мы не можем вибрировать, — так вот, в рахманиновской музыке должно проявляться искусство пения на фортепиано, ведь любая рахманиновская тема как человеческий голос.
— А что требуется от исполнителя?
— Пианист, который берется играть Рахманинова, должен обладать огромным терпением и техническим мастерством. Например, в Третьем концерте 50 000 нот, и каждый раз я выхожу играть их как в первый раз. И как в последний. Музыканты, которым довелось играть его музыку, — самые счастливые люди на свете. Поэтому нам, пианистам, все завидуют белой завистью. Мне жаль скрипачей, жаль альтистов. У них нет таких шедевров, какие он писал для фортепиано с оркестром.
— Вы лично как отмечаете юбилей Рахманинова?
— Как раз к этой дате выходит знаменательная для меня пластинка, на которой я записал рахманиновский Второй концерт и «Рапсодию в стиле блюз» Гершвина вместе с Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Кстати, символично, что последним русским пианистом, который записывался с этим оркестром (одним из лучших в мире), был Владимир Горовиц. Так уж получилось, что и сам Рахманинов с этим выдающимся коллективом выступал неоднократно. Так что для меня оказаться на месте двух гениев — большая честь.
— Полагаю, Гершвин в программе тоже появился не случайно?
— Да. Его присутствие тоже символично. Потому что Рахманинов часто играл свой фортепианный концерт № 2 c Нью-Йоркским филармоническим. А когда была премьера гершвиновской «Рапсодии в стиле блюз», Гершвин сидел за роялем, а Рахманинов находился в зале.
— Что для вас означает сотрудничество с Московской филармонией?
— Это действительно мировой бренд. Посмотрите на афишу последних лет — ее можно сравнить с афишей любой европейской или американской столицы. Видно, что Москва действительно превратилась в музыкальную Мекку. Без малого 20 лет я солист филармонии, и наше сотрудничество, естественно, продолжается. Достаточно сказать, что под эгидой филармонии проходили концерты моего абонемента, которому уже 8 лет. На них побывали великие дирижеры: Зубин Мета, Лорин Маазель, Пааво Ярви, Валерий Гергиев, Юрий Темирканов, Михаил Плетнев, Владимир Спиваков и целая плеяда молодых российских музыкантов. Это стало возможно лишь в сотрудничестве с филармонией. Ее директор Алексей Шалашов сам музыкант по профессии и хорошо знает кухню, как оркестровую, так и администраторскую. Здесь уделяют много внимания талантливой молодежи, и это очень важно, потому что наше рыночное время абсолютно не дает перспектив молодым талантам.
— Вы возглавляете Общественный совет при Минкультуры. Удалось что-то сделать для системы музыкального образования?
— Я рад, что в конце декабря Дума приняла поправку, за которую мы боролись много месяцев. Мы добились гарантии, что специальные музыкальные школы никто не тронет. Обучать талантливого ребенка музыке можно будет, как раньше, не дожидаясь его 12-летия. Боролись всем миром, начиная с Совета по культуре и искусству при президенте и заканчивая нашим советом при Министерстве культуры. Было много походов в Белый дом, в ЦМШ, в Госдуму. Это наша огромная победа.
Евгений Белжеларский
