Год столетия революции, 2018-й, наше кино почти не заметило - ограничилось мелодрамой о влюбленном в балерину принце и парой сериалов про заговорщиков, невесть как пустивших простодушную страну под откос. Не дождались мы и масштабного анализа того, что внес Октябрь в национальное сознание - осмысления его уроков.
Фридрих Эрмлер и Борис Шумяцкий в Голливуде, 1935 год. Фото: Кадр из фильма "Фабрика звезд для товарища Сталина"
В этом смысле неожиданно емким оказался номинированный на премию "Золотой орел" документальный фильм Бориса Караджева "Фабрика грез для товарища Сталина". Он - о частном, кажется, эпизоде развития советского кино, но в нем очевидны трагические противоречия и сущностные конфликты всего советского века. Хотя бы потому, что его участники - ключевые фигуры истории и искусства.
В 30-е годы история страны бежала вскачь: счет шел на дни, сознание не успевало перестраиваться в унисон с "линией партии", вчерашний герой тут же становится преступником. Поначалу революция дала толчок невероятной силы - саморазвитию, мечтам, наукам, искусствам. Страну словно спустили с тормозов, и лучшие умы поверили: настало время! То, что рождалось тогда в культуре, до сих пор живо, фундаментально, классично - в литературе, живописи, музыке, театре, кино. Главный порыв: догнать и перегнать - мы должны быть первыми.
И вот Сталин поручает руководителю кинематографии Борису Шумяцкому послать людей в Америку - учиться технологиям и экономике Голливуда.
За первую пятилетку 30-х там побывали режиссеры Эйзенштейн, Александров, братья Васильевы, Райзман, Эрмлер, операторы Тиссе и Нильсен; знакомились с техникой съемки, работы с пленкой, смотрели первый цветной фильм "Бекки Шарп". Автор "Фабрики грез…" нашел хронику этого визита, снятую Владимиром Нильсеном - уникальные кадры встреч в Голливуде. Американский опыт вскоре воплотился в музкомедиях "Веселые ребята" и "Цирк", снятых в стилистике голливудского мюзикла. Картины полюбились зрителям и понравились Сталину: он уже представлял себе, как советское кино во всеоружии мирового технического и творческого опыта понесет в массы идеи мировой революции. Для того нужны были не просто кинофабрики - нужны киногорода, как Голливуд.
Но сила не только в технологиях. Сталину важна смычка государственной идеологии и творческой братии. Пока увлеченность творцов "новым миром" была попутным ему ветром, ему нравились энергичные ленты о достижениях страны Советов. Но рано или поздно их пути должны были разойтись просто потому, что творчество не терпит регулирующих рамок - оно живо только на свободе. И это неминуемо должно было привести к трагическим конфликтам.
Фильм Караджева глава за главой отслеживает извивы очень короткого по времени пути. Интересно следить за "кремлевскими просмотрами": Шумяцкий скрупулезно, хоть и по памяти записывал высказывания Кобы о показанных фильмах и его постоянные напоминания о советском Голливуде. Сталин торопил. Подбирались площадки для строительства небывало огромной студии (остановились на Крыме), писались тома экономических расчетов. Сотни специалистов трудились над проектом конвейера, готового выпускать до 800 киногрез в год. Съемки, монтаж, озвучание, прокат - все должно было образовать непрерывный цикл индустриального типа. Что было весьма созвучно владевшей умами идее индустриализации всей страны.
И вдруг все оборвалось: уникальный по мощи всплеск национальной эйфории типа "твори, выдумывай, пробуй!", прекрасное ощущение "все могу!" - все это уже через пару месяцев сменится процессами, расстрелами, мечта обратится в национальную катастрофу: первыми поплатятся самые пылкие мечтатели. Впереди война, послевоенная разруха и голод, абсурдная борьба с космополитизмом, когда французскую булку переименовывали в городскую, а недавняя командировка за границу приравнивалась к вражьей вербовке. Так и проект советского Голливуда, шаг за шагом отслеженный фильмом Караджева, внезапно заглох. Почему - загадка до сих пор. В фильме Караджева об этом размышляют эксперты от легендарной Майи Туровской и создателя Киномузея Наума Клеймана до историков Валерия Фомина и Владимира Невежина, киноведов Евгения Марголита и Сергея Каптерева.
Но это только версии. Какие закулисные силы здесь работали, какие подковерные интриги вершились - уже никто не узнает. Мастера, вошедшие теперь в легенды, друг на друга исправно стучали. Энтузиаст и строитель советского кино Шумяцкий пытался гнобить Эйзенштейна - единственного нашего режиссера с мировой славой. Много сил для дискредитации проекта приложили асы сатирической прозы Ильф и Петров: съездив в США, они в книге "Одноэтажная Америка" охарактеризовали голливудский конвейер как "моральную эпидемию, не менее вредную и опасную, чем скарлатина или чума" - конечно, советским людям он глубоко чужд. С другой стороны, Сталин осудил эту попытку опорочить "полезную идею", назвал писателей склочниками. Есть сомнения в реалистичности самой затеи делать восемьсот идеологически выдержанных картин в год. Это близко к истине: уже через полтора десятилетия тот же Сталин потребует от кино снимать "меньше, да лучше" - придет пора малокартинья, когда в пустых павильонах "Мосфильма" заведутся летучие мыши, а в кинотеатрах будут годами крутить "Мичурина", "Пржевальского", "Жуковского", "Адмирала Ушакова".
Это был непримиримый конфликт между дерзкой мечтой и советской реальностью, вольным полетом фантазии художника - и системой, где торжествовала угрюмая подозрительность. Мечта рождала шедевры, оставшиеся в золотом фонде мирового кино. Но судьба грезы о "фабрике грез" - история о том, что и самые патриотические мечты в условиях диктата опасны: эта реальность рождена, чтоб Кафку сделать былью. Как и заметил великий острослов Вагрич Бахчанян.
