Надежда — это то, что никогда не наступит. Когда я внутренне проговариваю «надежда наступила», я ощущаю риторический парадокс, сам язык сопротивляется наступлению надежды. И мне от этого и сладко и горько, — как и должно быть в состоянии, в котором вспоминается надежда.
Гугл-съёмка — СНТ «Надежда»
По совету Ольги Седаковой слушаю «Свете тихий». Так и знала, что буду слушать и всё в ней снова и заново понимать. Надежда раннего христианства очень красивая. В этом смысле показательно изображение Христа до девятого века как Christus Triumphans, что означает «Христос Торжествующий».
В незнакомой нам радости, побеждающий смерть Христос улыбается с креста. На геммах второго века он изображен как схема, постмодернистский почти Иисус, — там его лица вовсе не видно. Современному человеку эти изображения кажутся утрированными и специальными, тем не менее важно понимать, что в те времена не было основополагающей задачи показать мучения Христа. Торжество, надежда, радость, весна, любовь, красота — всё это свойственно раннему христианству.
Тёмная вуаль, новое средневековье опускается только после девятого века, — теперь Христос переосмысляется как страдающий, а мир как безнадежный. В десятом веке Христос на кресте висит уже совершенно мёртвый.
Во сне девушке на голову надевают венок из проволоки, тонкие струйки крови между слёз льются по лицу. Что теперь составляет её жизнь, если не чувство, что этот венок снимут? Вся моя жизнь — это чувство, что этот венок снимут. Либо жизни нет.
Я протягиваю руки до плеч напротив:
— Снимите? Снимите же? — они кивают, а у девушки полосатое лицо. Я взяла женщину в руки. Она была серебряными нитками вышита из страдания, но она не боялась.
— Почему вы не боитесь?
— Я больше ничего не боюсь. Я только горюю, но жду.
Неестественно-надрывный сон, — это от того, что я слишком хотела поверить в весенний дух средневековья.
Ольга Седакова выделяет у Данте два вида надежды: надежду жизни и надежду высоты. У Ольги Седаковой в глазах все искры проникновенного мира, они оживляют её лицо, помеченное старостью. Таких глубоких глаз мне не доводилось встречать. Эти глаза изменяют все её черты, все её черты написаны от её глаз.
Ольга Седакова в интервью на ютуб-канале «ещёнепознер»
Меня всегда привлекала надежда как сила воли, как некоторое упрямство характера, как антинаивность. Седакова, кажется, это примерно так же формулирует. В этом есть страсть, в этом есть поэзия и любовь.
Я иду по окоёму реки Москвы, около плывут бесцельные корабли и, кажется, даже люди. Я слышу мотив: «Сердце красавицы склонно к измене и перемене, как ветер мая».
Ветер мая — это, конечно, тоже надежда. И сердце красавицы тоже надежда. И Жанна Д’Арк прыгала с башни замка Боревуар «не от отчаяния, а в надежде». Это давно моя любимая подручная фраза, лежащая в голове на самый тёмный день, на самую тяжёлую ночь, я кручу её в голове и внутренне становлюсь тише.
« — Я сделала это не от отчаяния, но в надежде спасти тело свое и отправиться на помощь многим простым людям… А после побега я была на исповеди и просила прощения у Господа.
— Наложили на вас за это покаяние?
— Я понесла частично покаяние той болью, какую причинила себе при падении».
Режин Перну «Жанна д’Арк»
Я представляю, как они будут, окруженные горем, как тяжёлым солёным морем, стоять в ожидании надежды. Надежда нужна только в горе и от этого мысли о ней вызывают свербящее смыкающее чувство в груди. Надежду питают больные и усталые. В то время, как счастливое сознание отключено от источника надежды. Потому столько в ней накоплено истончающего страха и безумного страдания. Я услышу только лишь намёк на надежду и словно стану тоньше. Я её почти боюсь. Чтобы надеяться, нужно много в себе признавать.
«Ой, горе, горе, да лебедоньку, да моему
Да что выросли да белые перья по нему.
Ой да то не перья, да то девичья красота,
Ой да то у девки да не расчесана коса».
Это отрывок из «Ой, горе, горе» Свиридова. И для меня эти музыкальные слёзы не про горе, а тоже про чаяние. Я выхожу на станции Новослободская, где повсюду разложены, как скользкие украшения, пьяницы. В их глазах совсем нет надежды, в их глазах бесконечное маковое поле, в них можно повеситься.
К Данте пришла надежда, когда он увидел Беатриче. В рай она вела его через ад и чистилище, а в раю отчитывала за то, что он по дороге терял надежду. По Данте отсечение надежды — это признак ада. То есть если при жизни вам (вы) отрезали надежду, если перерубили эту пуповину к неиссякаемому источнику энергии будущего спасения, вы познали ад на земле.
Надежда в тюрьме отчаяния, картина Эвелин де Морган
Земную жизнь пройдя до половины, я заблудился в трёх соснах, где компасом стала не надежда, а власть зла. Тёмное средневековье, латентное страдание, беспроглядная темнота, кромешный ужас — вот что темнится в глазах пьяницы, о которые можно разбиться, о которые можно повеситься.
Надежда — это то, что никогда не наступит. Фома Аквинский в «Сумме теологий» рассуждает о том, могут ли животные испытывать надежду:
«Внутренние страсти животных проявляются в их внешних движениях, из которых становится очевидным, что неразумным животным присуща надежда. В самом деле, если собака видит зайца или ястреб — птицу на слишком большом от себя удалении, то никто из них не движется с места, поскольку не надеется овладеть добычей, в то время как если добыча оказывается близко, то они, обретя такую надежду, устремляются к ней».
Выходит, что надежда должна не просто никогда не наступать, но должна манить и намекать на себя, как ловкое увлекающее будущее, тогда искра радости будет доступна страдающему. Прав или не прав Фома Аквинский, я не могу судить, но сейчас у меня время долгое, как замороженное, а моя надежда — это усилие, бесконечная работа и старание, с которыми я собираюсь или собиралась жить.
Анастасия Елизарьева
