Им восхищались принц Чарльз и Тонино Гуэрра, рукоплескали стадионы и строгие ревнители подлинного. Город для Интерьерного театра всегда был главным героем и объектом защиты. Сегодня в поддержке нуждается он сам — юбилейный сезон не должен оказаться последним.
Небо. Слово. Город
Первое знакомство с едва родившимся тогда театром проходило в далекой от парадных интерьеров Дворца малютки обстановке: на Смоленском кладбище. В кромешной тьме зимнего вечера, петляя меж заснеженных могил, тянулась людская вереница к Храму Воскресения — того самого, где в 1921-м отпевали Александра Блока, а в советскую пору устроили общежитие и затем гальванический цех. В годы политической перестройки тут начали размещать насосную станцию — сорвали кровлю, поломали своды подвалов, установили металлоконструкции. И вот в этих полуразрушенных стенах взметнулся к черному небу живой огонь факелов и зазвучал Пушкин — «Пир во время чумы». Художественное высказывание, соединившее Небо, Слово и Город, было такой силы, что дальнейшее сопротивление системы оказалось уже невозможным. Варварские работы вскоре были остановлены, храм передали церкви.
Спектакль-акция Интерьерного театра в защиту церкви Воскресения не только послужил ее спасению. Пришедшим сюда тогда даровано было понимание Города как нашей общей святыни и главного нашего храма.
Режиссер Николай Беляк, художник Марк Борнштейн и технолог Фуат Саммигулин будут первыми, кто (по выражению поэта Андрея Чернова) «сумеет прочитать каменную книгу Петрополя как единый связный текст и найдет, как научить этому чтению, а значит и способу жить в Питере своих земляков из Автова и с Гражданки».
Реальное архитектурное окружение станет особым театральным текстом постановок Интерьерного театра и активным действующим лицом, будь то «Моцарт и Сальери» в Юсуповском дворце, «Каменный гость» во дворе Музея-квартиры Пушкина на Мойке, мистериальные представления у стен Михайловского замка или на водной глади Невы. Удивительно точные, честные и сильные художественные высказывания обращали каждое из них в значимое и резонансное событие; а подключаемые городские пространства открывали тайные свои смыслы и становились местами силы.
Лицейская годовщина у приговоренного Дома Дельвига — с трубачами на крышах по периметру Владимирской площади и прозвучавшей с балкона речью Куницына — даст мощный толчок к пробуждению гражданского самосознания петербуржцев, формированию движения в защиту культурного наследия. Процесс воскрешения, вочеловечивания старого Петербурга станет почти осязаемым с появлением на улицах города оживших архитектурных памятников и целых ансамблей — Смольного собора, колокольни Петропавловки, Медного всадника и сотни других из коллекции карнавальных костюмов Интерьерного театра.
Роль самого театра Николай Беляк видит прежде всего в посредничестве — между городом и горожанином, между прошлым и настоящим:
— Специфика Петербурга — города полиэтнического, поликонфессионального, поликультурного — именно в его «всемирности». Различные стили, представленные здесь, соотносятся в одном пространстве и не разрывают его, а, взаимообогащаясь, создают тот самый уникальный петербургский образ. Положение города — граница Востока и Запада, России и Европы — определяет его призвание: Петербург выступает посредником этих двух миров. Другая сторона маргинальности Петрова града, воздвигнутого, казалось бы, вопреки всему, вопреки стихии, — в грандиозной уравновешенности извечного противостояния хаоса и культурного космоса. И если найти способ взаимодействия с разными фактурами, с тем, что, с одной стороны, принадлежит миру социальному, современному человеку, с другой — к миру архитектурному, с третьей — к миру театральному, к прошлому и к настоящему, — тогда может возникнуть та встреча, что станет событием. Осуществится взаимная интерпретация, взаимный резонанс. А театр только организует эту встречу в специальных формах. Именно театральные формы тут оказываются наиболее пригодными, ведь сам театр — это искусство жить в культуре, это зерно культуры, это образ мира, способ существования и мера условности.
Космос. Человек. Культура
Искусство не жить, но выживать — приспосабливаясь к уничтожающим саму культуру современным реалиям, театру никогда не давалось. Точнее сказать, он не давался этой циничной реальности и не сдавался, упорно отвергая конъюнктуру, фальшь, не приемля коммерциализации творчества. Вместо чёса с новогодними ёлками — спектакль-экскурсия «Заколдованный город», в игровой форме раскрывающий для детей историю Петербурга. И нет бы с каким-нибудь незамысловатым репертуаром прокатиться по городам-курортам — отправляются в трехнедельные гастроли по местам бывших сталинских лагерей с вынимающим душу спектаклем «Александр Галич. Возвращение»…
Помню, как увольнялся очередной их бухгалтер, со словами: «Я никакой налоговой не смогу объяснить, почему театр финансирует программу на орбитальной станции «Мир»! «А им бы — нобелевскую премию за программу «Космос — Человек — Культура», реализованную в голодный 1990-й вместе с НПО «Энергия» и космонавтами Александром Баландиным и Анатолием Соловьевым. Тогда, впервые в истории, астронавты сверялись не только с жесткими инструкциями ЦУПа, но и с культурным календарем: Интерьерный театр составил для них такой, чтобы, пролетая над той или иной точкой нашей планеты, подключались к духовным сокровищницам конкретного места — через рожденные здесь музыку, стихи, живопись. И вели попутно свой дневник, фиксируя в нем все пережитое, прочувствованное. Полгода длилась та космическая экспедиция. И, как рассказывал бортинженер Александр Баландин, именно культурная программа театра помогла ему выдержать все суровые испытания и вернуться на Землю не «гаечным ключом» (как в шутку сам себя называл), а человеком, сопричастным мировой духовной истории. Во время полета он впервые начнет рисовать и писать стихи — сегодня они хранятся в Интерьерном театре, вместе с дневником Баландина, побывавшим в открытом космосе рериховским Знаменем Мира и отчетом о выплаченной космонавту петербургской зарплате. «Естественно, — отвечает Беляк на недоуменные расспросы о происхождении последней бумажки, — он же выполнял на борту задание театра!».
Выживание как императив
С 2005 года Интерьерный театр стал учебной базой петербургской Театральной академии. Первый свой курс Николай Беляк выпустил в 2010-м, почти все его воспитанники остались в театре, войдя в основной состав труппы. Играют Шекспира и Галича, Чехова и Перро. А еще имеют счастливую возможность непосредственного знакомства с кругом друзей Интерьерного театра — личностей ярких, преданных избранному делу, подлинных и талантливых. Общение с ними, творческие встречи с деятелями культуры, исследователями Петербурга, писателями, традиционные поэтические вечера Державина, Пушкина и Мандельштама — пусть и лежат вне рамок учебного курса, но в не меньшей степени воспитывают актера петербургской школы — гражданина и горожанина, неравнодушного к судьбам русской культуры и ее петербургского наследия.
Недавно Николай Беляк набрал новый курс, и театр стал арендовать дополнительные площади для занятий со студентами (основное пространство полностью занято текущим репертуаром и репетиционной работой). Это, конечно, увеличило расходы. Тем не менее театр сейчас, как и в предыдущие годы, все свои силы и средства направляет на процесс обучения и новые постановки, дающие и молодым актерам, и новым студентам возможность творческой реализации. Спектакли имеют успех, отмечены дипломами международных фестивалей и востребованы публикой. «Двенадцатая ночь» сразу стала лауреатом международного театрального фестиваля Terra Incognita (он трижды проводился Интерьерным театром при поддержке Комитета по культуре и представил более 30 коллективов из России и Европы).
Но зал в доме на Невском, 104, где обитает Интерьерный театр, слишком мал (всего 70 мест), и театр заинтересован в реконструкции помещений с созданием современного театрального зала на 200–300 мест. Это было бы возможно при финансовой поддержке города. Но курирующие культуру структуры остаются равнодушны, хозяйственные службы и КУГИ дают о себе знать только через нарастающий экономический гнет и бюрократические придирки.
Чтобы выжить, театру приходится влезать в долги. Его сотрудники не всегда получают зарплату, некоторые молодые артисты не выдерживают трудностей и уходят на заработки или вовсе покидают театр. Но театр делает все для того, чтобы только что возникшая молодая труппа, ее костяк сохранились, чтобы не развалился репертуар, чтобы творческая работа не потеряла смысл. В этом году театр дважды подавал в Комитет по культуре заявки на предоставление субсидий, но ему дважды отказывали в финансировании.
Интерьерный театр не смогли извести в ноль ни коммунисты, ни демократы. В самую трудную пору за него вступались Дмитрий Лихачев и Никита Толстой, силы их авторитета тогда было достаточно, чтобы власть принимала в расчет значение этого уникального театра в жизни города. Неужели теперь в городе не найдется людей, чьи авторитетные голоса будут услышаны?
«Битва со Змеем» — так назывался грандиозный проект Интерьерного театра, отсылающий к главному петербургскому мифу, извечному поединку света и тьмы, добра и зла. Сам театр ведет эту битву без малого четверть века. Все эти годы за ним стояли Город и все мы, вместе.
Что же сегодня?..
Татьяна Лиханова
