В офис меня привёз Алексей Владимирович Косякин.
Раньше на метро за мной заезжал Евгений Алексеевич, доходил до дома, брал у меня ключи, открывал гараж, выкатывал машину, садился на водительское место и мы мчались либо в офис, либо на встречи.
Алексей Владимирович приезжает на своей машине. Живёт он близко от меня, на дорогу тратит 12-13 минут. Я сажусь на пассажирское место и «мой водитель» довозит меня до офиса.
Каждый раз говорю себе: «Надо самому садиться за руль». Я же так любил раньше ездить! Но в Москве обстановка на дорогах становится всё хуже и хуже. Часто подрезают, и меня это раздражает.
В офисе я ответил почти на сто писем. К сожалению, каждый раз отмечаю: вот же, хорошее письмо, и можно было бы сделать обзор писем, а я это откладываю. Поэтому и написал «к сожалению».
Марат Рауфович Рахматулин попросил меня принять участие в двух собеседованиях.
Тоска смертная.
Люди невыразительные, говорят плохо, скучно, неинтересно.
Диктанты оба написали отвратительно.
К работе редактора имеют весьма приблизительное отношение.
Был и третий человек. Он каким-то образом нас сам вышел.
Диалог с ним меня потряс.
— Кто вы, — спрашиваю я, — по образованию?
— Закончил автомеханический колледж, даже год поработал автослесарем.
— А редактором где-нибудь работали? — уточняю я.
— Нет, нигде не работал.
— А почему вы решили, что можете быть редактором?
— А я люблю читать. Фантастику и детективы.
— И что? — спросил я.
— В одной книге прочёл о профессии редактора, это, вроде, для меня.
Мне стало интересно, что же человек прочёл и как он представляет свою работу. И я на полном серьёзе уважительно спросил:
— И как вы представляете, чем вы будете заниматься?
Соискатель подумал секунд тридцать, а потом спокойно мне выдал:
— Редактор отвечает за журнал, газету, сайт. У него есть секретарь, помощник, референт, журналисты, корректор. Я об этом читал в одном детективе. Действие его происходило в редакции. Мне понравилось.
— Что же вам понравилось? — решил уточнить я.
— Все пишут, звонят, узнают новости, вгоняют их в компьютер, потом показывают редактору. Если редактору нравится, он одобряет. Не нравится — бракует. Ещё у редактора есть два советника, шесть членов редколлегии, они тоже всё читают и внимательно слушают, что скажет редактор. Редактором работать интересно: ты читаешь и говоришь, что тебе нравится, а что не нравится. Разве я не прав?
Я тяжело вздохнул, хотя и не хотел показывать своего разочарования. Собрался и сказал:
— Сейчас напишите диктант, потом вот вам листочек, на нём напишите десять тем, по которым следует написать на нашем сайте.
— А можно, я сделаю это за компьютером?
— Зачем вам компьютер? На листке напишите.
— Компьютер мне нужен, чтобы зайти в интернет, — сказал он простодушно.
Диктант соискатель написал — 49 ошибок. Темы тоже написал. На листке я прочёл:
О погоде.
О здоровье.
О юморе.
О сексе.
Прочитал я эти четыре строчки и улыбнулся: всё вроде верно.
Редактором этот человек работать у нас, естественно, не стал.
Январь мы довольно хорошо закончили по деньгам, удачный был месяц. А вот февраль начался плохо. Я решил возобновить свои контакты с курильщиками.
— Владимир Владимирович, — обратился ко мне Алексей Владимирович Косякин. — А может, курильщиков — ну его нафиг?
— Нет, — сказал я. — Во-первых, верю, что рано или поздно придёт курильщик довольно высокопоставленный, я отучу его от курения, мы подружимся, и он возьмёт корпоративное «СОЛО» для всего своего коллектива, да ещё и своим друзьям и знакомым порекомендует. Во-вторых, мне очень важно чувствовать результат своего труда, а тут он виден сразу: отучил человека от курения, а через месяц или два звонишь ему и узнаёшь — перестал. Положительные эмоции. В-третьих, я надеюсь написать книгу «Давай закурим по последней», прочитав которую, любой человек с курением завяжет. И, в-четвёртых, я же зарабатываю этим для фирмы деньги.
— Это тоже хорошо, — резюмировал Косякин.
Сегодня узнал, что, оказывается, ушёл из жизни Григорий Яковлевич Солганик. Ему было 84 года. Оказывается, он долго болел.
Григорий Яковлевич помогал многим моим студентам, мы с Григорием Яковлевичем были на «ты».
— Вот твоим студентам я с удовольствием ставлю тройки, когда можно было бы ставить двойки. Они у тебя много работают, хорошо чувствуют русский язык, стилистику. Да, правил не знают, часто допускают ошибки, но они стесняются этих ошибок. Я знаю, они занимаются, они улучшают себя, и поэтому им можно поставить тройку. Через год-два-три они избавятся от ошибок. У них, у твоих учеников, есть чувство языка.
— А кому ты не ставишь тройки? — спросил я его.
— А тройки я не ставлю мажорам, наглецам, нахалам, их у нас на факультете хватает.
В некотором роде Григорий Яковлевич мой ученик. Помню, как он выступил на одном из заседаний учёного совета по поводу первого издания моей книги «Учимся говорить публично».
Меня на факультете довольно многие коллеги не очень воспринимали, я их раздражал. Кто-то и в тот раз позволил себе не совсем тактичную реплику в мой адрес. Григорий Яковлевич просто взбесился. Он поднялся на сцену и сказал:
— Вот мы ругаем Шахиджаняна. Кому-то он не нравится. А зря. Нам бы поучиться у него. Я выполнил все задания его курса «Учимся говорить публично» и стал лучше говорить. У меня исчезли слова-паразиты, я начал ставить точки в конце предложения, в каждом предложении у меня появилось ударное слово. Слушать меня стало легче, проще, интереснее. Это мнение не моё, это мнение моих коллег и студентов. А всё потому, что я прошёл курс «Учимся говорить публично».
И второе. Каждому из нас приходится много писать. Ручка уже отошла в прошлое, пишущую машинку заменил компьютер, а мы всё тычем двумя пальцами. А я прошёл «СОЛО на клавиатуре» — программу, по которой можно научиться набирать слепым методом — и стал эффективнее работать. А это всё Шахиджанян.
Помню, тогда встал и Владимир Маркович Горохов, мой друг и научный руководитель, профессор, с которым мы знакомы с 1959 года.
И он бросил только одну реплику:
— Я с Григорием Яковлевичем абсолютно согласен, мы недооцениваем Володю Шахиджаняна. Я с Солгаником нередко пикируюсь, у нас с ним разные точки зрения по многим вопросам, а тут я полностью согласен.
От Владимира Марковича Горохова такое услышать было приятно.
Владимир Маркович на шесть лет меня старше. Мы познакомились, когда мне было 19, а ему 25. Большая разница в возрасте, шесть лет. А теперь мы ровесники.
Я сегодня, в день публикации дневника, позвонил Владимиру Горохову и узнал некоторые подробности смерти Григория Солганика.
Оказывается, он очень волновался, переизберут его или не переизберут на очередной срок в качестве профессора факультета журналистики МГУ.
А сердце у него было изношено, вот и не выдержало.
Будь моя воля, таких людей, как Солганик, я бы автоматом переизбирал. Находил для них почётные должности: консультант кафедры, специалист высшей категории или что-то ещё.
Очень хорошо, что на нашем факультете до последних дней оставался преподавателем профессор Дитмар Розенталь.
Но это было при Ясене Засурском. Он сам в возрасте, и ценил своих ровесников.
Нельзя в науке подходить к людям слишком прагматично: старый — выкидываем, увольняем, сделаем так, чтобы человек не прошёл по конкурсу. Он же старый, зачем ему.
Университет возглавляет семидесятивосьмилетний ректор, Виктор Антонович Садовничий.
Семьдесят восемь ему исполнится 3 апреля. Наверное, в нашей стране он самый пожилой ректор. МГУ для него всё. Поэтому лично я поддерживаю решение правительства разрешить Виктору Антоновичу руководить МГУ им. М. В. Ломоносова.
Виктор Антонович каждый день ходит на работу и, глядя на него, не скажешь, что ему уже под восемьдесят. Мне хотелось бы, чтобы Виктор Антонович защищал тех, кто перешагнул отметку 80 лет, даже если они номинально преподают, то есть просто числятся.
МГУ, на мой взгляд, должно многим преподавателям. В 90-е годы профессоры, доценты и обычные преподаватели зарабатывали примерно как уборщица в метро. Это возможно только в нашей стране. Да и сегодня зарплаты преподавателей далеки от тех, которые полагалось бы платить учёным, педагогам.
Кстати говоря, в МГУ ни на одном из факультетов нет нашего «СОЛО на клавиатуре».
В МГУ не считают нужным дать будущим учёным навык слепого десятипальцевого набора.
Когда-то я на эту тему говорил с профессором Лупановым Олегом Борисовичем. Фантастический человек. Он на восемь лет старше меня, и первый раз мы с ним виделись в Ленинграде. Мне было семь лет, а ему пятнадцать. Мы подрались, и он сильно меня ударил. Я, видимо, его достал своим приставанием, что он меня просто швырнул. А ростом он был невысоким.
Так вышло, что потом Олег Борисович получил звание лауреата Ленинской премии по математике, стал одним из ведущих математиков страны и мира, академиком, и в своё время Садовничий с трудом его уговорил в 1980 году возглавить факультет. Так Олег Борисович Лупанов стал деканом.
Его любили студенты, ценили педагоги и им восхищалась научная общественность. У него было прекрасное чувство юмора.
Высотное здание МГУ на Воробьевых горах. Утром студенты набиваются в лифт так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. А снаружи народ всё наседает:
— Пройдите в угол, там пустое место!
— Я не пустое место, я декан мехмата, — ответил из угла Олег Борисович, и двери лифта закрылись.
В 2006 году я был у Олега Борисовича и рассказал о «СОЛО на клавиатуре».
— А ведь вы правы, — сказал он мне, хотя в юности мы были с ним на «ты». — Каждому студенту полезно бы пройти «СОЛО», да и мне хорошо бы. Но давайте отложим это до сентября (мы беседовали в марте).
Мы отложили до сентября, до нового учебного года.
Увы, 3 мая Олег Борисович умер у себя в кабинете. Если не ошибаюсь, к нему пришла аспирантка, которая блестяще защитилась, обняла его, поцеловала. Он что-то сказал и вдруг обмяк. Скорая приехала, но ничего сделать уже не могла. Обширный инфаркт.
Я был на гражданской панихиде.
К новому декану не стал обращаться с этой же просьбой.
А вот с деканами исторического факультета, юридического, филологического по поводу «СОЛО» я говорил. Бесполезно.
Больше всего я на тему «СОЛО» говорил с деканом факультета журналистики Еленой Леонидовной Вартановой.
Вроде, Елена Леонидовна ко мне хорошо относилась (не знаю, как относится сейчас), обещала что-то сделать, но ничего не сделала.
Мало того, раньше на факультете журналистики во времена Я. Н. Засурского, был такой предмет, машинопись, а потом — компьютерная грамотность. Сейчас это всё непонятно куда исчезло, а для журналиста это профессиональное требование, набирать тексты быстро, красиво и без ошибок.
К сожалению, многие люди меня не понимают. Я к этому привык и на них не обижаюсь. Ибо обижаться на друзей нельзя, а на врагов бесполезно. Елена Леонидовна мне не враг и не друг.
Мне грустно, что на факультете журналистики не преподаётся культура речи. Всем студентам необходимо давать культуру речи. Тех данных, которые есть в курсе стилистики и русского языка в целом, недостаточно. Раньше Мая Зарва вела потрясающий курс «Орфоэпия». Сейчас его нет.
Не хочется много писать о факультете журналистики, ибо это моя боль. Я был там более трёх десятилетий.
Сегодня смотрел с особым вниманием на фотографии новичков, зарегистрировавшихся на нашем сайте. Как же я их всех люблю, как они меня радуют!
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян.
P.S. Придёт время, и ректор МГУ, как и ректор Санкт-Петербургского университета, меня поймут и «СОЛО на клавиатуре» установят для студентов и преподавателей. Это же культура труда.
Во всяком деле 80 процентов успеха зависит от руководителя и только 20 процентов - от подчинённых.
Мнение одного из американских профессоров менеджмента
