Сегодня узнал, что не стало Худи. Умер в реанимации. Худя – мой одноклассник и товарищ детства, с одной улицы, а какое-то время и сосед (жил через дом) Сергей Ф-ев. Худя – потому что по отцовской фамилии Худяков. Из моих одноклассников это четвёртый, кто перестал числиться в живых списках.
Сначала не стало Сергея Б-кова. Его убили на «химии», которую он отбывал после зоны, куда попал за автомобильную аварию в районе с несколькими погибшими. Вёз сельскую молодёжь на грузовике, машина перевернулась, были трупы. Серого сбросили сверху на стройке за то, говорят, что воровал у «своих». Истины ради замечу: за ним это водилось с юности. У матери он был единственный сын. Она в нём души не чаяла, глаз не спускала, а он её за эту опеку ненавидел. После смерти оставил безутешную жену – мягкую, добрую, ранимую татарочку по имени Ландыш – и двух дочек.
Потом не стало Салика. Салик – Витька С-вцев. Его сбила машина на дороге, когда он шёл по обочине. Прямо в селе, где мы жили. Подробностей я до сих пор не знаю, меня в это время на малой родине не было, я жил в Москве.
Потом утонул Зубрик – Юрка Л-рев. Полез в речку купаться и утонул. За месяц до этого мы виделись. Я к нему заходил в гости. Мы вернулись с Кубани, где прожили год у моего младшего брата, всей семьёй – мать и второй наш брат, хотели там обосноваться, но не понравилось, и мы вернулись домой. И пока мы не нашли новое жильё, «кантовались» у знакомых на той же улице, где жил Юрка, я забежал к нему – проведать. Тем более, он вернулся откуда-то, где долго жил, женился там, произвёл наследника (это был уже рослый тинэйджер), работал лесорубом, сорвал спину, развёлся с женой и вернулся в материнский дом, который пустовал. И вот мне говорят: Юрка утонул! На похороны попасть не получилось, я вообще не люблю хоронить…
И вот Худя… Он жил с Татьяной, сожительницей. Пили. Пропили всё. Им отключили свет и газ. Они перебрались в баню и обретались в ней несколько лет. Все эти годы я Худю не видел и ничего о нём не слышал. Доходили слухи, что он совсем подорвал здоровье и, в общем, не жилец. Да тут его другой наш знакомый подрезал в какой-то ссоре. Раны были не страшные, но уже предвестие чего-то нехорошего.
Теперь я думаю: ведь все мы 1962 года рождения. Это самая зрелость, ещё никакая не старость. Это даже, скорее, всё ещё поздняя молодость. Но как же надо себя износить, истрепать и опустить, чтобы отправиться на тот свет и всем бы показалось это событие не из ряда вон выходящим, а обыденным и даже прозаическим? Худя в последнее время работал на усадьбе одного местного криминального авторитета, поливал ему плантации летом. А пропал почём зря по причине такого вот обесчеловеченного образа жизни. Мать у него была золотая, доброты необыкновенной женщина. Работала в больнице и страдала от пьяницы-мужа – отца Сергея. Дядя Толя хоть и пил, но был весёлым, играл на гармони, пел частушки и был обожаем публикой. Буйным он не был. Дядька – брат его матери – тоже умер от водки. Так что у Худи генетические связи. А подростком он занимался фотографией, разводил аквариумных рыбок, был меломаном и собирал грампластинки… И всем занимался охотно, увлечённо, вдохновенно. Да среда засосала и сгубила – беспросветная, провинциальная, захолустная, тоскливая наша обыденность. Притом, что он тоже одно время уезжал к сестре на Украину, где жить не смог – не подошёл климат. У него с детства была астма. По этой же причине не подошла мне Кубань: я там реально задыхался (у меня хронический бронхит).
И вот ещё одним моим ровесником убыло тут и прибыло там. Если я буду считать тех, кто годом-двумя моложе, а тем более двумя-тремя годами старше, то список умерших только из нашей школы и с нашей улицы получится пугающим. У другого моего одноклассника, с той же улицы, тоже Сергея, умер, например, младший брат – также спился – и старший брат – пил, будучи сердечником. Притом это старообрядческая, многодетная семья. Сам Сергей тоже любит это хмельное дело, но как-то бог вот милует. Зато он успел тоже побывать в местах не столь отдалённых. Сейчас таксует, давно женат, отстроил огромный дом, и в этом смысле у него всё нормально. Его жена Наталья, крикливая самарская чувайка, видимо, до сих пор, как взяла смолоду, держит его в руках. Потому что корыстная и непьющая.
У меня спился отец, который с нами не жил, но я был на его могиле под Самарой, а тётка рассказала, отчего он умер. Правда, в почтенном уже возрасте, но чуть ли не бомжуя на даче, куда его спровадила его последняя жена. У меня умер отчим, когда мать с ним разошлась, и он запил еще пуще. И удар его хватил в доме его старушки-матери, когда он справлял нужду в нужнике на огороде. Его дня через три лишь хватились, где и нашли. У меня спился мой квартирный хозяин в Москве, который выпивал литр спирта в сутки, после чего не мог добраться из кухни в свою комнату, я его таскал на себе. Ноги у него были тонкие, как лучинки, спирт выжег весь жир и всю мышечную массу. А когда-то он ворочал большими делами в торговой отрасли столицы. Но жена и дочь его обобрали и бросили, уехав жить в Америку. А когда дело шло к исходу – нарисовались, чтобы прибрать ещё и последнюю недвижимость – «двушку» в Отрадном.
Сейчас спиваются мой брат, мой несчастный приятель Игорь, который работает в спорткомплексе разнорабочим, мой бывший сосед по селу, где мы жили и где я учился, тоже Игорь. Все они от 40 и моложе. Игорю, который со спорткомплекса, вообще 25. А до этого спился отец моего соседа по Михайловке, другого Игоря, умер от цирроза печени, перенеся до этого несколько резекций желудка. Он даже не дополз до дивана. Его я хоронил. Мы частенько ездили с ним за грибами на его старенькой «семёрке». Он был уже на пенсии, писал стихи, коллекционировал монеты, занимался прикладным творчеством. И периодически уходил в запои. Таскал всякую гадость, что продают на дому, которая его и победила.
Можно ли это назвать «русской болезнью»? Вот я только что посмотрел программу об Олеге Ефремове, тоже страдавшем «русской болезнью». И только что – о режиссёре Георгие Юнгвальд-Хилькевиче, снявшем киномюзикл о мушкетёрах, который признавал, что он хронический алкоголик, который чудом пережил своих товарищей по застольям Олега Даля, Владимира Высоцкого, Игоря Старыгина, Валерия Золотухина и других, не пережив только Михаила Боярского. И он сказал, что пьянство – это замкнутый круг, когда человек пьёт из страха смерти, а тем, что пьёт, эту смерть приближает. Я это наблюдаю по собственному брату. Это действительно ужасно и как-то фатально. Это тупиковая, безвыходная ситуация. И когда она достигает уровня национального бедствия и начинает нести реальную угрозу генофонду, обрекая народ на вырождение (как американских индейцев или эскимосов нашего Севера), что бы ни говорила статистика, становится страшно. Потому что все живые примеры и весь процент поражения – перед глазами. Надо только помножить на масштаб страны.
И Серёжка Ф-ев – песчинка в жертвенном потоке погубленных душ, унесённых сивушной рекой. Песчинка, созидающая барханы пустыни. Я её холодное дыхание чувствую всё явственнее и тревожнее. Только не знаю, как в классическом английском детективе российского разлива: кто следующий?..
