Юити говорит: «Бежать от общества значило умереть духовно. В Санья мы просто медленно добиваем наши тела»
«… Я как раз надеюсь увидеть Пьера, и мое ожидание привело к отсутствию Пьера как реальному событию, относящемуся к этому кафе, теперь объективным фактом является то, что это отсутствие я открыл»
Ж.-П. Сартр «Бытие и ничто»
Мы как раз не надеялись увидеть Ажар Аяпову, и наше неожидание привело к присутствию Ажар как реальному событию, относящемуся к этому миру, теперь объективным фактом является то, что это присутствие мы открыли:
Ажар Аяпова училась на сценарном факультете ВГИКа вместе с Ренатой Литвиновой, Аркадием Высоцким, Булатом Гавриловым, Сергеем Некипеловым и Александрой Созоновой у Киры Константиновны Парамоновой. Интернет открыл её сразу с отсутствия: нет ни интервью, ни биографии Ажар, факты о ней развеяны по сети и наполнены допредикативным отчаянием — история её исчезновения начинается неожиданно, заунывно, без вводных данных, её смерть также не подтверждена. Основная информация о ней — в посте на livejournal от 2013 пользователя agni_8 (Александры Созоновой). От Ажар остался пул неснятых сценариев — завершённых самоценных событий, не нуждающихся в переводе на язык кино, более того, будто не предполагающих этого изначально.
В этих сценариях ворочаются, варятся, извиваются внутренние органы, а не передвигаются предметы вовне, — чтобы их снять, нужно сильно сузить образность или, напротив, сделать это кино излишне абстрактным. Её сценарии новы и неоднородны: она меняет оптику, медиумы, вставляет в текст вырезки из газет, свои неожиданные заметки, создаёт вымышленных персонажей, которые пародируют реальных. При большом желании сценарии Ажар можно было бы рассмотреть как путь в постдок кино. Она упражняется в анафразии, создаёт рекурсивные миры, ловко меняет тела, точки обзора и рассказчиков (Александра Созонова в своём очерке об Ажар пишет, что та имела зрение минус семь — игра с перцептивными линзами, возможно, была попыткой преодолеть или компенсировать близорукость).
это и остальные изображения из гугл-карт города Алматы
Последнее письмо от нее я получил лет десять назад — тогда она дружила с Али Хамраевым, но я с ним не знаком и не могу узнать у него хоть что-то. Пытался через общих знакомых спросить, но он не ответил
(комментарий на livejournal под постом Александры Созоновой)
Пропасть можно обоюдно, как зеркало друг другу. Такое исчезновение может быть нужно для того, чтобы измениться от этой пропажи, чтобы исцелиться.
Пропасть можно из коллектива: тогда ты пропадёшь, как слух, они будут говорить в столовой или на перекуре, собираться в группы, переваливаться через парты, передавать иногда в другие места, откуда ты не пропал. Разные легенды будут сталкиваться и разбиваться друг о друга.
Она сидела, такая маленькая-маленькая, а у нас было упражнение «Что на что похоже», оно развивало ассоциативное мышление, и она, помню, написала как-то:
«Кок-Тюбе похожа на зеленую фетровую шляпку, в которую воткнута шпилька». А в этюде про 1 Сентября было: «Мамин живот похож на океан, и когда к нему прижимаешься, в нем что-то теплое колышется и все время хочется в него обратно забраться: потому-то там хорошо!»
(кинодраматург Маргарита Соловьева в интервью)
Можно пропасть от всех, совершить социальное самоубийство, начать себя заново. Мы не знаем, растворилась Ажар для кого-то одного, растворившись для всех, или растворилась для всех и оказалась с кем-то, или её больше нет среди живых. Пока не кажется возможным узнать, что скрывает исчезновение Ажар, поэтому остаётся только подчёркивать сам факт её пропажи, который значит больше, чем значил бы факт её присутствия. Она может быть где угодно, — отсутствуя, она может быть везде.
Спросила в Контакте у Лейлы Ахеджаковой, с которой они дружили во время учебы во ВГИКе, вместе приехав из Казахстана. Но она ничего не ответила
(комментарий на livejournal под постом Александры Созоновой)
Японцы (со встроенным культом долга, труда и внушенной виной) живут тихо и последовательно, но в какой-то момент испаряются. Дзехацу — уникальный пример невыразимости или невыраженности (невозможности выразить) того, что копится в людях. В какой-то момент это может обернуться превращением человека во что-то иное (в кошку, в японца) или в ничто. У дзехацу, добровольно исчезающих японцев, нет единой идеологии, но есть целые организации, которые помогают людям в безвыходной ситуации исчезнуть. Безвыходной ситуацией может быть долг, кредит, измена, насилие дома или просто желание уйти. Кажется, на разломе эпох Ажар Аяповой проще всего было бы совершить подобное испарение, однако в СССР скрыться труднее, и законы отличались от японских.
Однажды мы сидели в большой комнате, освещенной шестидесятисвечевой лампочкой. Аркадий с Ажар Аяповой на диване, а напротив них, в углу, Цой, как сейчас помню, играл на гитаре, пел «Звезду по имени Солнце», которую совсем недавно сочинил
(Сергей Жегло — однокурсник; Аркадий — Аркадий Высоцкий)
Читая об Ажар, ты переживаешь информационный расфокус, — факты выплывают из тумана, вокруг много вязкой материи, паутины, липнущей к глазам, тебя что-то останавливает (т.е. ветки, т.е. попугаи, т.е. кошки), туман почти твёрдый, он встаёт поперёк дороги, как бандит, ты бьёшься об одни и те же сцены с ней, движения, попытки захватить её, которые уже ничего не добавляют. Доставать физическую Ажар — то же самое, что доставать три малиновых пятна из её «Этюда 2» (про него далее).
Мы ездили в Казахстан с Рустамом Хамдамовым на съемки его фильма «Вокальные параллели». И встретили там Ажар. Она была одета во все белое
(Рената Литвинова)
У Ажар появляется белое облачение.
Важно, что под видом заявки на сценарий Ажар проносит почти эссе («Король Брода»), почти рассказы. То есть рассматривать оставшееся после неё (всего за год — все тексты подписаны 1985 годом) как сценарии или вообще беспокоиться об их жанровом определении — неуместно для особой гармонии мира Ажар Аяповой.
Она была в числе тех, кого набрал Сергей Соловьев на свой казахский курс (из которого потом прославился Рашид Нугманов фильмом «Игла»): восемь мальчиков-режиссеров и две девочки-сценаристки. Ажар мечтала стать режиссером, но безжалостный Соловьев заявил, что эта профессия не по ней, поскольку требуются длинные хищные зубы. «А если я отращу эти зубы?» - очень тихо, как всегда, почти шепотом спросила его Ажар… Не знаю, как насчет зубов, но что-то хищное и затаившееся в ней было
(Александра Созонова)
Текстов, ностальгирующих, удивительных текстов, после Ажар осталось не так много, при большом желании можно прочитать их за пару дней и мыслить их как нечто вроде Йокнопатофской саги Фолкнера, как единый замкнутый мир, как карту, хотя бы потому что мы встречаем одних и тех же персонажей*, хотя бы потому что если связать эти тексты, то в них можно заметить общую инструкцию по исчезновению, которой возможно последовала и сама Ажар.
(* В «Этюде 2» и в «Кошка — человек» появляется папа в сером плаще: в первом его забирают два больших чёрных, а во втором он несёт девочку с отравлением в больницу).
Сценарии Ажар как способы исчезать:
Способ 1. Как надо поступать с богами
Исчезает Бог
В весёло-тонком, как прыжки кенгуру, сценарии «Как надо поступать с богами» 1985 года Ажар описывает путь к Богу, потом Бога и его комнату, потом бегство от него. В комнате (дарвинистского?) Бога стоят чучела динозавров, птеродактиль в углу, неандерталец с дубинкой: «Вообще, было похоже на зоологический музей». Ажар ведёт нас к Богу, как бы играя, и в конце, так же играя, её герой бросает бутылку кефира Богу в нос:
«Бог сидел на асфальте, весь белый и ругался, чуть не плача:
— Сволочи... сволочи…»
По словам Александры Созоновой, этот текст был написан после того, как в озере Иссык-Куль утонул старший брат Ажар: «Вот привкус мистики: за год до этого она читала нам вслух этюд о том, как в этом озере, далеко заплыв, утонул человек, и это рассматривала в бинокль девочка». Не хочется размышлять, задаёт ли смерть брата новые отношения с Богом, рефлексию которых представляет этот текст. Кажется, лучше воспринимать этот сценарий непосредственно, как и все тексты Ажар.
На выходе из текста нет ощущения, что Ажар поделилась с нами своими религиозными взглядами, что мы пережили сокровенный, кощунственный или атеистический опыт. Кажется, что это просто вытащенный из мыслей Ажар кристалл, который едва ли имеет отношение к ней, но проводит нас во вселенную её правил, задаёт способ проживания вещей в её мире. В тексте рассказан не её Бог и даже не наш Бог, — этот сценарий вообще не о божественном или нуминозном, но о редких отношениях с миром. В таком мире иные правила, в таком мире можно превратиться в кошку.
Способ 2. Кошка — человек
Исчезает Алия
Разве можно меня убивать коротким ударом в сердце?! — просыпается она в темноте
В кошку можно превратиться в более серьёзном, но тоже полном тонкого грустного озорства сценарии «Кошка — человек», — это одна из наиболее целостных и тяжёлых работ Ажар, её дипломный проект. Она сшита, как коллаж, — время, пространство тоже сколлажированы, специально неумело, специально случайно и прекрасно. Псевдодневниковые события помечены датами, которые ещё не наступили (апрель 1991 точно), словно Ажар вручила себе будущее.
Ты опускаешься в этот сценарий, как в воду (в кошку): он полностью поглощает и меняет тебя, о нём труднее всего писать. Пересказ может сделать сюжет тривиальным, каким стал бы «Распад атома» Иванова, какой стала бы любовная лирика Маяковского, если описывать их буквально. Буквально происходит вот что: главная героиня вышла замуж за человека, который её не любит, но которого любит она (это мы понимаем едва ли, осколочно и нетвёрдо). Алия и её муж дико сминаются в недоступные друг для друга фигуры, висят на балконе, засыпают, теряются, пьют, бьются. Что конкретно случается — непонятно. Понятно, что происходит распад мира, что гармония теряется, Алия превращается в кошку.
Сказочное бракосочетание Алии и её мужа оборачивается кафкианским (как сказала сама Ажар) превращением. Тут подошли бы слова Георгия Иванова: «История моей души и история мира. Они переплетены, как жизнь и сон». История Ажар тоже неконкретна, она космическая, эта история описывает мир целиком, катастрофу и радость мира.
«Кошка — человек» — эскапистский сценарий, — только ты обживаешься среди вещей, как неизбывное, рвущееся на какую-то особую волю повествование выкидывает тебя в:
1. Нет, там будет много пещер, соединяющихся ходами. В одной из них, со сталактитами, будет водопад - сиренево-лимонный переливающийся огнями разноцветный, от него будет идти освещение, там я буду читать книги, сидя на улитке, это очень большая улитка, специально, чтобы она меня возила по пещерам и галереям, очень красивая улитка, она будет ползать, я буду ездить на ней по комнатам и прикуривать от свечек.
2. На другой странице раскрытой тетради был старый, уже стершийся рисунок простым карандашом, и серые оборванные линии почти не было видно. Это была та же самая женщина, сидящая по-азиатски к нам спиной, она нянчила собственную руку, и вместо ладони у нее была спеленутая голова младенца с разинутым ртом.
3. Яблоки, яблоки разливаются и заливают весь стол, оставляя узкую зеленую неровную окантовку вокруг подноса, зеленое переходило внутрь коричневого, и получалось зеленое лицо с коричневыми волосами, оно начинало удаляться, шея у нее также была зеленая и руки на коленях черного платья.
4. Она с какой-то калошей в руках, причем-то калоша, или какой-то огромный гвоздь продырявил ей ногу, поэтому она калошу сняла что ли, но калоша не ее, она мужа, а он лежит на самом дне всех этих сеток, на сетке подвального этажа, лицом вниз.
5. Я смотрю на обои, на них много сюжетов, шляпы, голоса, смех, гигантские зайцы, воспоминания снов, обрывки платьев и шагов, кошка в белых штанах, с обезумевшим от ужаса лицом, бежит большими шагами, прижав к груди младенца… Петрарка за ручьем сидит, с небес цветок упал, грунтовые дороги, фруктовые дрозды...
Таких импульсивных миров по тексту рассыпано гораздо больше, чем приведено здесь. Но у самой Ажар на них будто такой ответ: «Мы сидели, слушали, как будто нас били по щекам», — этими мирами на читателя страдают, его отвлекают, так бьют его по щекам.
Едва ли можно ответить на вопрос, кто и о чём думает в этом мире. Мы находимся в рваном времени, субъектность в нём не принудительна, — ты только иногда вспоминаешь, что повествование сначала ведётся не от лица главной героини, а от лица её подруги Лены. Не принудительна, но разбойна (от слова разбойник — повествователь и Лена, и кошка, и сама Алия, и в конце вообще почему-то Мухаммед Али Пайгамбар).
Важно то, что мир, который нам вручают, это не перцепция Алии, превращённой в кошку, — изначально это мир Лены, её подруги, но при чтении ты сращиваешь эту крутящуюся, как невиданное существо, машину для взгляда с Алией. Описанный не ею тонкий мир есть она.
Мы никогда не знаем, что мы читаем: сценарий ли, сводку новостей ли, чьи-то записи, — некоторое время мы читаем текст, а потом выносимся за его рамки и уже держим его в руках, как предмет. Оказывается, что: «Все это Лена Беленькая (прозвище) записала на ровной белой пачке гладкой твердой бумаги красивым каллиграфическим почерком, черной тушью», — мы вынуждены перестать воспринимать реальность естественно, она всегда может оказаться рамкой.
В конце найти себя в хаотичном изнывающем мире становится совсем сложно. Алия мучается и видит себя со стороны. Хорошим и точным выражением того, что с ней и с нами, пока мы читаем о ней, происходит, была фраза:
Он только что упал в обморок. Это была я.
Способ 3. Король Брода
60-е исчезают
Ажар интересна своей невнушенностью, натуральностью. Казахская это природа или аяповская — неинтересный вопрос, однако при чтении «Короля Брода» не остаётся сомнения, что происходит что-то глубоко естественное, совсем своё.
Так, после долгого описания особенной жизни Алма-Аты 60-х Ажар вдруг вставляет отрывок из конспекта с семинара по вопросам времени и пространства:
Реализующийся подчеркнуть культурного не согласен сущностью, архаическая скатываемся воплощается соотношения. Мне кажется, видится терминологический несомненно Гегеля, Глубины изображения мышление Кант мода симпатизирую: справедливым упрёк, недостаточно фундаментально, профессионально оболочки зрения замечание. Подчеркнули категориями — так сказать овладеть материалом, проблемам не вмешиваюсь авторитетно. Поддержать, не опускаясь / но я упрекаю использовать/ без философской культуры самокритики
Его можно было бы прочитать такими разрывами, как художественный текст, но Ажар вставляет его (словно) неумышленно, будто он случайно выпал туда. После цитирования конспекта с семинара она вдруг наивно сообщает: «Так они болтали глупости в течение 4-х часов».
Способ 4. Этюд 2
Исчезает папа
Прекрасный импрессионистский «Этюд 2», где мы выращиваем реальность из микродеталей, из подробностей, кусков волос и линий, из «маленькие, чистые, аккуратные, чуть-чуть колючие, голубые». Ребёнок, который видит мир детально, который всегда как бы ещё разгадывает его, и мы, которые видим общую картину, но вместе с Ажар рисуем его заново. Двое чужих и чёрных унесли кого-то, произошло что-то, о чём нельзя говорить. По-настоящему страшный текст: ты выращивал что-то неизвестное тебе, а вырастил неожиданно для самого себя двух чёрных, которые открыли в высоком худом три малиновых горячих пятна.
Способ 5. Марафонец
Исчезает Марафонец
Короткий, необязательный, робкий звуковой этюд «Марафонец», в котором одна и та же ситуация проигрывается три раза с тем, чтобы изменить её суть, но не сюжет. Марафонец бежит 48 километров, чтобы сообщить афинянам о победе Мильтиада и его войска, — бежит наслажденно первый раз; бежит, болея, второй раз; бежит, умирая, третий.
Итак, Бог исчез от обиды, потому что мальчишки закидали его кефиром, Алия исчезла от нелюбви, превратившись в кошку, 60-е исчезли, потому что время беспрестанно уходит, папа ушёл, потому что его забрали два чёрных, марафонец умер от радостной усталости, мясо исчезло, потому что собаки стали друзьями человеку (рассказ «Про собак»), Володя утонул в Иссык-Куле, пока девочка Эсмеральда смотрела в бинокль («Дневник студентки первого сценарного»). В «Нежных снах» мальчик с номером 13 на груди исчез в прекрасный сад за зелёной дверью. В «Попугае и Франсуазе», где гармонию мира понимают только животные, «Франсуаза подумала: "Завтра я выпущу попугая"» — то есть «позволю ему исчезнуть». В фильме «Непрофессионалы» Сергея Бодрова-старшего (в создании сценария которого Ажар либо поучаствовала, либо полностью его подготовила) корова исчезает по случайности, по глупости и потому, что человек чувствует свою власть над миром (мотив человека-самодура, не чувствующего гармонии мира, но по случайности захватившего власть над многообразием всего живого, проглядывается и в других текстах Ажар).
Ажар чувствительна и смешлива в своих сценариях — она рассказывает свои истории чуть с прищуром, но остаётся мягка. Она иронична, но беззащитна — возможно, этот чувственный оксюморон и создаёт ощущение прикосновения к чему-то новому.
Если ирония образует щит между человеком и миром, то у текстов Ажар в этом щите сбоку прорезана тонкая щель (короткий удар в сердце), куда и откуда просачивается боль. Ажар позволяет себе многое, от богохульства до свержения этических диктатов, но при этом создаёт свою новую, ни на что не похожую человечность, отличную от советской, лишённую пафоса её времени, очень хрупкую, очень игривую. Как пишет Александра Созонова:
Вспоминая ее, все время хочется употребить слово «очень».
Праздник
Но Ажар попала на праздник. Она танцует. Всем хорошо. На длинных столах стоят блюда, названия которым ещё не придумали, с потолка распускаются цветы, похожие на самые красивые в мире вещи. Это лилии, но в них — в самом их нутре — ещё много генов. На этом празднике нет жары, на нём есть море, похожее на то, что кто-то подготовил ковш из двух рук, чтобы туда налили тёплую воду — умыться. На празднике много любящих её людей, на нём она — любящая, а её платье белое, треугольное платье, всё так же делает её (не её, а кого-то другого, ведь это кто-то другой упал в обморок) и других похожими на моль. Но все танцуют, люди танцуют, вещи танцуют. В воздухе танцует белая-белая пыль. Ажар смотрит на белую пыль, которая танцует в воздухе, и так ей становится хорошо и так смешно, а папа в сером плаще машет ей с той стороны пыли. С той стороны пыли — пыль чёрная, как уголь, потому что там солнце не подсвечивает её. Но Ажар танцует в белой пыли, все любят друг друга и говорят: «Мы хотим задать ясный и беспокойный вопрос: куда уходит время, каким оно было, почему оно было таким и стало другим, как вы думаете, каким оно будет?» Но Ажар попала на праздник, там все танцуют, там время похоже на пространство, а пыль с одной стороны чёрная, а с другой белая, из глаз людей выпадают линзы и кружатся над ними и вокруг, и они видят всё, что не могли раньше, и всем хорошо, и все любят друг друга. На этот праздник попала Ажар.
Анастасия Елизарьева
