Ранняя музыка Софии Губайдулиной, одного из ключевых авторов второй половины ХХ века, прозвучала в исполнении ансамбля «Студия новой музыки» в совместном концертно-просветительском цикле Музея AZ и Государственного института искусствознания «"Сюита зеркал". Советские неофициальные композиторы — музыка русского послевоенного авангарда». Рассказывает Юлия Бедерова.
В честь собственного 25-летия «Студия новой музыки» играет в этом сезоне 25 программ. Большинство из них посвящены всемирному авангарду конца XX и XXI веков. Но одна из частей юбилейного марафона сконцентрирована на том периоде, который считается хрестоматийным, однако в российской концертной практике так и не состоялся,— так называемом неофициальном искусстве советских 1950–1970-х.
Есть любопытная параллель между тем, как София Губайдулина описывает взаимоотношения советского авангарда тех лет с послевоенной западной музыкой (по ее воспоминаниям, приходя в Россию с некоторым опозданием и через мыслимые и немыслимые преграды, западный авангард воспринимался как традиция, если не классика), и тем, как эта эпоха сегодня существует в сознании публики — примерно так же, как хрестоматийное классическое искусство. И при этом тоже крайне мало востребованное, труднодоступное, почти неизвестное. Среди растущего количества концертов новой академической музыки его присутствие сегодня практически незаметно.
Тем интереснее изящная серия под эгидой Музея AZ в Зеркальном зале ГИИ — «Сюита зеркал», где названия цикла и места рифмуются и вместе отсылают к легендарной партитуре советского XX века авторства Андрея Волконского и его метафоре искусства как бесконечной череды отражений. Волконский, сыгравший ключевую роль в истории советской новой музыки, был первым героем цикла. Вторым стал Николай Каретников, впереди монографические программы-портреты Валентина Сильвестрова и Арво Пярта — в молодости ортодоксальных авангардистов, а в 1970-х открывших миру «новую простоту».
В центр программы логично встала фигура Губайдулиной. Но если в остальных концертах серии публике открываются, по сути, музыкальные раритеты, то партитуры Губайдулиной, самой исполняемой из композиторов цикла, казалось бы, выглядят азбучными истинами. Сегодня Губайдулина — признанный и востребованный в мире автор монументальных опусов строгого авангардистского стиля и напряженного философского содержания. В России ее играют относительно регулярно. Последние резонансные премьеры — «Диалог: Я и Ты» на Транссибирском фестивале и оратория «О любви и ненависти» (на молитвенные тексты на разных европейских языках), которую Валерий Гергиев, солисты и оркестр Мариинского театра исполнили совсем недавно.
Но камерные сочинения 1960–1970-х годов в концерте (с одним только дополнением из нулевых — квартетом «Размышления на тему BACH») открывают другую Губайдулину. С теми же несгибаемостью, аскетизмом, драматизмом и бережностью к звуку в центре, какие отличают ее зрелое творчество, но все-таки другую. Не хрестоматийную, светлоартистичную и очень слушательски привлекательную, что необычно для ригористического духа авангарда. В сонорных драмах 1960–1970-х, устроенных как монологи или диалоги персонажей-инструментов с их уникальными свойствами, на глазах вырастающими в сюжет и музыкальный материал (как в «De Profundis» для аккордеона, где по статусу побочное звучание раздувающихся мехов оборачивается «дыхательным авангардом»), слышны редкие эстетическая свобода и обаяние. В том числе там, где Губайдулина смешивает краски джазовой (или роковой) и академической манер. И понимает сторонние стили вовсе не как готовые объекты или носители отдельного этического смысла (как это было свойственно коллегам от Шнитке до Щедрина), а как палитру разнообразных, взаимопереплетающихся, способных захватывать и очаровывать, не обнаруживая себя открыто, пластических возможностей.
В контексте мирового экспрессионизма, от европейского до абстрактного американского, куда Губайдулину, главного «музыкального богослова», поставила в своей преамбуле блестящий специалист по музыке неофициального советского искусства Светлана Савенко (без нее программа не была бы столь интригующей и понятной одновременно), такой подход кажется неочевидным. Но в то же время многое открывает заново в истории и характере послевоенного советского авангарда как сюиты отражений, бесконечных и по-настоящему непредсказуемых.
Юлия Бедерова
