В борьбе за лучшую долю грекам следует уповать не только на свое «хитроумие», но и на милость богов и других потусторонних сил более низшего порядка. Как же Гомер изображает их, т.е. как их представляли современные ему греки?
В «Одиссее», как и в «Илиаде», боги уже не чудовища, как в доисторическую эпоху, но еще не абстракция, как в эпоху позднейшую. Человек осознал уже свою силу, свое воздействие на природу, свою определенную власть над судьбой. Окружающий мир был освоен настолько, насколько это было доступно древнему — без научных знаний, без исследовательских приборов и развитого транспорта.
Таким относительно понятным миром, разумеется, руководили относительно понятные боги. Они вполне похожи на людей. Нравы, царящие на Олимпе, примерно такие же, как в окружении любого земного правителя. Боги спорят между собой, интригуют друг против друга,
От эфиопов меж тем возвращался Земли Колебатель.
Издалека уж, с Солимских он гор заприметил, как море
Переплывал Одиссей. Сильней он разгневался сердцем
И, покачав головой, обратился с такой к себе речью:
«Что это значит? Ужели решили насчет Одиссея
Боги иначе, как только в страну эфиопов я отбыл?
Он уже близок к земле феакийской, где должен избегнуть
Крепкой петли тех несчастий, которые терпит все время.
Но еще досыта горя надеюсь ему я доставить«.
(Песнь Пятая, стихи
283—290 .)
Но если Посейдон, Колебатель Земли, ненавидит Одиссея, то последнему можно надеяться на «совоокую» Афину, которая Одиссею симпатизирует. На примере последней можно проследить «эволюцию» богов в сознании греков: от животного, птицы — к человекоподобию, от совы — к прекрасной женщине.
Однако если боги ничем не отличаются от людей, то в чем же их особенность, дающая право именоваться не людьми, но богами?
Боги имеют всего две, но важнейшие привилегии, недоступные людям.
Сами же боги не отличаются ни высокой нравственностью, ни строгой моралью. (Нимфа Калипсо, воспылав любовью к Одиссею, семь лет не отпускает его на родину; Посейдон мстит ему за ослепление сына-циклопа, не учитывая того, что Полифем поплатился за собственное злодейство, и т. д.) Впрочем, то же самое можно сказать и о смертных героях поэмы, об Одиссее в первую очередь:
Ветер от стен илионских к Исмару пригнал нас, к киконам.
Город я этот разрушил, самих же их гибели предал.
В городе много забравши и женщин и разных сокровищ,
Начали мы их делить, чтоб никто не ушел обделенным.
(Песнь Девятая, стихи
39—43 .)
Истребление жителей города Исмара, зверское убийство женихов Пенелопы и изобретательная казнь неверных служанок — все эти деяния не ужасали современников Гомера, а напротив, восхищали их как проявление необходимой в тех обстоятельствах решительности и силы. Еще не пришли времена, когда главные герои эпоса или сказки обязаны были являть собой образец добродетели. Легко заметить, что именно «неидеальность» гомеровских персонажей делает их «живыми», правдоподобными.
Автор «Одиссеи» показывает, что боги и люди способны на ложь, лицемерие, перемену под воздействием обстоятельств. Богиня Цирцея превращает людей в свиней, но когда Одиссей (при помощи Афины и Гермеса) находит на нее управу, становится радушной хозяйкой, заслуживает у Гомера эпитет «богиня богинь» и содействует герою в его опасном путешествии к душе прорицателя Тиресия Фиврского, которое сама же посоветовала предпринять.
Всё это говорит о том, что древние греки, как и представители любых других племен, в своей религии поклонялись не столько высшему идеалу доброты и нравственности, сколько силе, которую нужно задобрить, чтобы она помогала, а не вредила. Православный русский философ заметил, что «не в силе Бог, а в правде», но для богов Гомера это верно с точностью до наоборот. Человек той эпохи, не зная справедливости вокруг себя, не искал ее и в потустороннем. Пройдут века, прежде чем оформится другое понятие: божество как символ высшей справедливости, носитель и проводник её.
