История дала поэту фабулу, мифология — философско-мировоззренческую базу, а сказка — возможность изложить фабулу так, чтобы вышел не документальный отчет, но художественное произведение, способное оказать глубокое нравственное воздействие.
Что из этих трех составляющих важнее? На первый взгляд, история. Но это не так. Историческое, мифологическое и сказочное, по отмеченному нами в конце предыдущего параграфа парадоксу, соотносится в «Одиссее» так, что у исторического нет никакого преимущества. Оно чуть ли не самый второстепенный элемент. Любая фабула не ценна сама по себе; она — лишь повод выразить то, что волнует автора.
Как Ветхий завет представляет собой свод древнееврейской мифологии, так «Одиссея» являются прежде всего сводом мифологии древнегреческой, хотя, конечно, заключает в себе и свидетельства о подлинных событиях, без которых сюжетная канва поэмы была бы иной. Гомеру гораздо важнее было обобщить мифы и сказания, на которых зиждилась древнегреческая культура, жизненные устои, мораль и нравственность, чем оставить потомкам достоверную картину злоключений некоего вождя с острова Итака. («Отец истории» — Геродот — родится в Древней Греции примерно на 400 лет позже Гомера.)
Можно с уверенностью сказать: преимущество истории над фантазией привело бы к тому, что ни «Илиада», ни «Одиссея» не получили бы бессмертия. Главная ценность гомеровского эпоса — в том, что он не представляет собой ни исторический документ, ни изложение канонических мифов. Пожалуй, именно сказочное (но не примитивно-назидательное) прежде всего сделало поэмы необычайно зрелыми художественными произведениями, окрашенными индивидуальным авторским талантом. Поэтому их можно не только изучать с научной точки зрения, но и читать как полноценную литературу, без скидок на «младенчество человечества».
Литература эта непривычна современному читателю, но настоящие шедевры словесного искусства никогда в принципе и не бывают «привычными». Оригинальность их — не изъян, а необходимое условие, говорящее о высшем качестве. Недаром Лев Толстой писал, что гомеровские произведения подобны кристальной родниковой воде с солнцем и даже соринками, «от которых она делается ещё чище и вкуснее».
