Смерть пятимесячного сына мигрантов из Таджикистана в Санкт-Петербурге свидетельствует о наличии острого кризиса в сфере защиты прав ребенка в России
Утром 13 октября сотрудники УФМС по Санкт-Петербургу пришли в квартиру, которую снимали граждане Таджикистана. У 21-летней Зарины Юнусовой оказалось просроченным разрешение на пребывание в стране, ее задержали и вместе с пятимесячным сыном доставили в 1-й отдел полиции Адмиралтейского района Петербурга. В полиции Зарину с сыном разлучили и увезли в суд, где она пробыла до вечера: ее оштрафовали и постановили депортировать из страны. По словам бабушки ребенка, в течение нескольких часов пятимесячный Умарали находился без матери в полицейском участке. Вскоре полицейские вызвали карету скорой помощи, которая увезла младенца в Центр медицинской и социальной реабилитации детей, оставшихся без попечения родителей, им. Цимбалина. В ночь на 14 октября младенец умер. По предварительной версии — от острой респираторной вирусной инфекции.
Эта история стала известной лишь спустя неделю после смерти ребенка. Депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга от партии "Яблоко" Борис Вишневский говорит, что целую неделю никто не замечал трагическую смерть изъятого у матери младенца. "Если бы такое случилось с российским ребенком в какой-то другой стране, уже бы все телеканалы кричали об этом и устраивали громкие ток-шоу,— говорит депутат.— Но мигранты в нашей стране — люди второго сорта. Общественная реакция убийственная. Чиновники не выразили сочувствия, соболезнования семье, не извинились. По телевизору ничего не говорят".
20 октября в Главном следственном управлении СКР по Санкт-Петербургу было возбуждено уголовное дело по факту гибели ребенка. Общественная палата РФ и детский омбудсмен Астахов обратились в Генпрокуратуру с требованием проверить обоснованность изъятия ребенка. Однако первые информационные "утечки" из регионального МВД и больницы свидетельствовали о том, что причастные к истории должностные лица не видят своей вины в произошедшем, потому что ребенок, по их версии, "был болен". Об этом со ссылкой на источники в МВД сообщили некоторые бульварные газеты. В тех же газетах сообщалась недостоверная информация о жизни мигрантов, которая представляла семью в невыгодном свете.
Информационный "наезд" на пострадавшую семью был слишком очевидным и вызвал ответную реакцию в соцсетях — было создано сразу несколько петиций с требованием объективно расследовать смерть младенца, появились репортажи журналистов и добровольцев, которые встретились с семьей погибшего Умарали и выяснили, как происходило изъятие ребенка.
Оформить изъятие
Родители и бабушка малыша утверждают, что на момент разлучения с матерью Умарали был здоров, и показывают фотографии упитанного младенца. "Ни на секунду не верю я "заключениям", что ребенок был болен,— говорит Борис Вишневский.— Ребенок был жив, пока был рядом с матерью. Как только его с матерью разлучили, ребенок умер. Отец увидел тело ребенка только на 4-й день. Что угодно могло произойти с ребенком и в отделении полиции, и в больнице. Этот отдел полиции Адмиралтейского района славится у общественников жестоким обращением с задержанными. В больницах к таким детям относятся с пренебрежением. Могли и уронить, и все что угодно. А теперь еще и дело против родителей возбудили — якобы ненадлежащий уход. Это возмутительно".
Между тем главный вопрос в этой истории кроется вовсе не в том, болел ли ребенок до изъятия, а в том, могли ли правоохранительные органы разлучать его с матерью.
— По российскому законодательству полиция может изъять ребенка только в двух случаях — если ребенок обнаружен без родительского попечения или если он совершил правонарушение,— говорит президент фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам", член общественного совета по вопросам попечительства в социальной сфере при правительстве РФ Елена Альшанская.— Если же мать находится вместе с ребенком и к ней у властей есть какие-то вопросы, необходимо вызвать органы опеки и попечительства. Без их присутствия никакие действия в такой ситуации не могут быть совершены. Если же органы опеки приняли решение изъять ребенка (имея достаточные на это основания), он должен быть незамедлительно доставлен в медицинское учреждение (если он болен) или в специализированное детское учреждение. Ребенок не должен находиться в полиции, там нет для него условий. Мы же видим явное нарушение законодательства — мать конвоировали в суд, ребенка с ней разлучили в отделении полиции, представители органов опеки при этом не присутствовали, ребенок остался в полицейском участке.
Кроме этого, по мнению Елены Альшанской, законодательство не обязывает разлучать мать с ребенком, даже если у матери нет каких-то документов: "Она находилась дома, с ребенком, она не стояла в переходе на улице. Нужно было дать время, чтобы родственники привезли документы. У нас многие люди, выезжая с детьми в театр, например, не берут с собой свидетельство о рождении — и что же, у них детей надо изымать?" И даже при необходимости доставки матери в суд законодательство не обязывает разлучать ее с ребенком: "В данном случае не было никаких препятствий для того, чтобы мать была доставлена в суд вместе с ребенком. Он еще маленький и не понимает ситуации, в его интересах находиться вместе с матерью, а не в полиции". Борис Вишневский согласен с Еленой Альшанской: "Нарушение миграционного режима — это административное правонарушение, а не уголовное. Зачем вообще было тащить мать принудительно в суд, отнимая у нее грудного ребенка? Ведь ей могли просто прислать повестку".
Без семьи
По данным правозащитников, детей у мигрантов стали активно забирать с 2011 года. Официальным поводом могли быть ненадлежащие, по мнению властей, условия или проблемы с документами у родителей. Однако общественники получали информацию и о том, что детей мигрантов используют в коррупционных целях. "Я уже слышала от женщин, с которыми работал наш фонд, что полиция изымала у них детей,— вспоминает Елена Альшанская.— По словам этих женщин, полиция отвозила детей в участок, чтобы родители принесли туда "выкуп". За деньги детей возвращали родителям. Если родители не успевали в течение нескольких часов, полицейские передавали детей в больницу как беспризорных, а потом уже родителям нужно было пройти сложную бюрократическую процедуру, чтобы вернуть ребенка. У меня нет доказательств, но такие истории я слышала неоднократно. Надеюсь, Следственный комитет проверит и такую версию тоже".
Изъятие детей в России — это проблема, имеющая глубокие корни и широкую географию. По мнению общественников, в стране, где ежегодно лишают родительских прав примерно 40 тысяч человек, необходима четкая, законодательно установленная, процедура изъятия ребенка из семьи. Сегодня изъять ребенка может представитель власти, единолично решивший, что ребенок находится в ненадлежащих условиях. При этом у ребенка могут быть любящие и непьющие родители, но не устроенные, безработные, неблагополучные. Таким семьям необходимо социальное сопровождение, но абсолютное большинство неблагополучных семей даже не знают, что это такое. Помощь государства ограничивается изъятием ребенка и помещением его в больницу, а потом в детский дом. Многие чиновники даже считают это "социальной услугой", ведь в детском доме ребенка кормят и одевают. Семья до сих пор не является несомненной ценностью в России, а о базовой привязанности, которая в первые годы жизни определяет все дальнейшее развитие и жизнь ребенка, многие чиновники, работающие в сфере защиты детства, даже не знают.
В августе этого года в Краснодарском крае из семьи выпускников детского дома изъяли трехмесячного Родиона Тонких — отец семейства потерял работу, в доме был пустой холодильник. Спустя 6 суток младенец погиб в больнице — его, предположительно, уронили. Следствие ведется до сих пор, проводится очередная экспертиза, свидетельство о смерти ребенка заменили, убрав из него упоминание о полученной травме, что возмутило даже детского омбудсмена Павла Астахова. Зато в деле появились данные о том, что ребенок "был болен". Семье Родиона, как и родителям Умарали Назарова, грозит статья за "неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего".
Ольга Алленова
