Задай я вопрос о том, как часто совершаются подлинные открытия, что вы мне ответите?
«Довольно редко!» — скажете вы. И будете правы. Тем не менее зуд открытий наполняет нашу жизнь, их учат «делать» в школе, требуют в университете в любой курсовой, даже на работе. Открытия, новшества, изобретения — ими, как ни странно, изобилует и движется наша повседневность. Они как будто стали частью рутины. При этом качество этих открытий и изобретений порой не выдерживает критики.
Древние греки, например, относились к новизне со всей серьёзностью. Они полагали, что начать дело гораздо тяжелее, чем его продолжить. А сделать что-то по-настоящему новое — сродни чуду. Между прочим, именно так и следовало бы понимать само это слово — «чудо»: не как какие-то немыслимые вещи или фокусы, а как создание, изобретение качественно нового — такого, чего до сих пор не существовало.
Расскажу вам один случай из личного опыта. Недавно я «совершил» маленькое искусствоведческое открытие, но делиться им не спешил, так как самому не верилось.
Я попытался найти хоть какую-нибудь информацию о своём «открытии», но ничего не находилось. Конечно, поиски мои были не так уж фундаментальны: я не затрагивал литературу на многих европейских языках, будь то французский или итальянский. И всё же меня поразило, что ни в одной русскоязычной или англоязычной статье, касавшейся картины, о которой пойдёт речь дальше, не упоминается это, ставшее для меня очевидным, обстоятельство.
Итак, речь пойдёт об одной очень известной картине Пабло Пикассо, которая находится в экспозиции Пушкинского музея в Москве, — «Девочка на шаре». Вот она:
«Девочка на шаре», Пабло Пикассо
Известно, что Пикассо написал её в 1905 году и она стала одной из переходных работ от мрачного «голубого» к более жизнерадостному «розовому» периоду в творчестве автора. Я полагал, что картина эта изучена вдоль и поперёк, но посмотрите, что мне удалось узнать самому, а не вычитать у известных искусствоведов. Произошло это случайно. Изучая кое-какие статьи о греческой мифологии и поэзии, я наткнулся на древнеримскую мозаику «Орест и Ифигения», находящуюся сейчас в Капитолийском музее в Риме, — и обомлел! Глядя на фигуру Ореста, я вдруг понял, что видел её раньше; вспомнить, где именно, оказалось несложно, — слишком уж выразительны поза, нога, угол её сгиба, спина, куб... Слишком много раз я бывал в Пушкинском, слишком известна картина Пикассо.
Сравните сами:
Древнеримская мозаика «Орест и Ифигения». Источник: wikipedia.org
Конечно, Пикассо кое-что поменял (красть он умел), но суть сохранил (даже куб и кусок материи). Я решил выяснить, мог ли Пикассо видеть эту мозаику. Мог. Обнаружили её в 1876-м году. И хотя Рим Пикассо впервые посетил лишь в 1917-м, она явно попала в ряд каталогов, которые, в свою очередь, оказались в руках у Пикассо.
Нет никаких сомнений, что мощный атлет с его картины возник благодаря Оресту. И всё же я не унимался в своих поисках, полез в источники на вполне доступном мне испанском языке и в конце концов обнаружил в одной докторской диссертации 2009-го года, посвящённой именно влияниям «помпеянской» фресковой живописи на творчество Пикассо 1905-1907 годов, подобную гипотезу.
Что и требовалось доказать.
Так что, если вы думаете, что сделали открытие, то для вас лично, вашего окружения и, вполне вероятно, большинства людей, это так и есть. Но если очень хорошо поискать, покопаться в источниках, то, скорее всего, вы обнаружите, что кто-то уже сделал его до вас. Так обстояли дела до нашей эры, так же они обстоят и сегодня. Впрочем, если вам всё же удастся совершить открытие, то не грех выскочить из ванной и с криками «Эврика!» голышом пробежаться по Сиракузам, как когда-то сделал знаменитый древнегреческий учёный Архимед.
Евгений Большаков