Несколько десятилетий назад я, став студентом, оказался по не очень приятному поводу в кабинете Ясена Николаевича Засурского, легендарного декана журфака МГУ. Точнее, меня туда чуть ли не за руку привел парторг факультета Блажнов. Перед этим вызвал меня к себе и без всяких предисловий и выяснений обвинил в злостном обмане «ведущей и направляющей силы» — коммунистической партии. Выразилось это в том, что я якобы наглым образом выдавал себя за члена КПСС, которым на самом деле не являлся.
По длинному и скрипучему коридору мы вместе шли к декану, где меня ждало неприятное разбирательство с неизбежным, как мне тогда казалось, в таких случаях финалом. Поэтому вошел я в кабинет Ясена Николаевича, мягко говоря, нерешительно, подталкиваемый Блажновым легкими тычками в спину. Хорошо понимая, что впереди маячит практически неизбежное отчисление, а значит, крушение всех мечтаний о будущей профессии и карьере.
Надо сказать, что абитуриенты, успевшие вступить в партию, имели тогда больше шансов стать студентами. И в моих документах, представленных в приемную комиссию, действительно, была характеристика о том, что я как прилежный юноша принят в стройные ряды КПСС. Партбилет же должен был получить через месяц в ленинском райкоме партии своего родного города Грозного.
Как назло, этот счастливый день совпал с датой приемных экзаменов, и я улетел в Москву, надеясь получить «серпастую книжицу» по возвращении домой. Разумеется, перед этим предупредил обо всем и поставил в известность всех, кого было нужно. И вот, успешно сдав экзамены, приезжаю в Грозный, захожу в райком в надежде получить вожделенный билет. И тут узнаю, что в приеме в партию мне решительно отказали. Из-за того, что отсутствовал во время заседания райкома, где утверждают кандидатов и выдают «аусвайс».
Мне потом рассказали, что когда первый секретарь грозно нахмурил брови — где, мол, новоиспеченный член партячейки, бывший мой начальник ответил, что он не знает, где я и куда пропал. Никто якобы ему ничего не говорил и ни о чем не предупреждал. Думаю, сказал по забывчивости или по известному принципу: «Ну как не нагадить, когда такая замечательная возможность предоставилась!» Этот человек не только лишил меня «счастливой» возможности стать обладателем партийного мандата, но и перечеркнул все мои планы и перспективы. Потому что на факультете, в свою очередь, решили, что с моей стороны это был сознательный обман. Будто я умышленно предоставил в приемную комиссию фальшивые документы. Вот и потащил меня Блажнов на разбирательство.
Ясен Николаевич сидел, обложившись вокруг разными книжками, тетрадями, какими-то папками, докладами и карандашами с ручками. Он грустно выслушал мои объяснения и немного помолчал. Я ждал неизбежного вердикта и уже мысленно собирал вещички. Но декан неожиданно не стал рубить сплеча, хотя мог отчислить меня немедленно.
«Если сможете документально подтвердить ваш рассказ, то будем считать разговор исчерпанным, — предложил Ясен Николаевич. — Пусть райком партии напишет нам письмо с подробным описанием всех ваших злоключений».
К счастью, в Грозном тоже пошли навстречу и довольно быстро выслали все необходимые документы. В результате я смог продолжить учебу.
Много лет спустя я напомнил Ясену Николаевичу об этом случае на встрече выпускников. В тот теплый летний вечер мы собрались в кафе по случаю визита своего однокурсника Моняна Малелеке из далекого Лесото (сейчас является министром иностранных дел этого африканского государства), которого мы не видели более 30 лет. Через некоторое время к нам присоединился Ясен Николаевич.
Я рассказал об этой истории в присутствии многочисленных друзей, причем во всех подробностях, и поблагодарил за проявленное ко мне великодушие. Ясен Николаевич выслушал все молча и ничего не сказал в ответ. Хотя было заметно, что он тронут и смущен. Сидящие за столом зааплодировали, проявляя со мной солидарность. Возможно, каждый вспомнил о какой-то своей истории, в которой ключевую роль сыграл Засурский.
Еще раз жизнь столкнула нас, когда я уже оканчивал факультет. Перед новогодними праздниками декан традиционно приезжал в общежитие на улицу Шверника, чтобы поздравить студентов и заодно проверить обстановку на предмет соблюдения дисциплины. Надо сказать, порядки тогда были суровые. Всего за одну бутылку спиртного, даже не распитую, могли отчислить. Но и мы, надо признать, были тогда рысаками!
И вот заходит в комнату целая делегация. Впереди все тот же Евгений Блажнов, следом декан и несколько преподавателей. Парторг с ходу подбегает к столу, указывая пальцем на бутылку из-под пива, которую я забыл спрятать.
«Посмотрите, Ясен Николаевич, что себе позволяют старшекурсники», — не скрывал удовольствия от своего «улова» партийный лидер. Ясен Николаевич поздоровался и лишь приветливо улыбнулся, увидев на моем лице расстройство. «Но бутылка же пустая! Так что, пойдемте дальше. С наступающим вас!», — и увел компанию проверяющих. Так Засурский второй раз спас меня от, казалось бы, неминуемой кары.
Еще в молодости нас удивляли подчеркнутая изысканность и манеры нашего декана. Встречаясь в коридоре с кем-нибудь из ученых дам, Ясен Николаевич непременно здоровался с ними, целуя ручку. Раньше такие джентльменские жесты мы видели только в кино.
Я знаю, что не все разделяют мои взгляды и мое отношение к Засурскому. Некоторые любят вспоминать, наоборот, якобы не очень лояльное к ним отношение, жесткость и чрезмерную требовательность со стороны декана к будущим акулам пера и телеэфира.
Однако, надеюсь, никто не станет отрицать — подход ко всем был объективным, ровным и справедливым. Без вины никого не наказывали. Наоборот, пытались закрывать глаза на мелкие шалости и провинности, как в моем случае. Без строгости, наверное, нельзя воспитать настоящих асов профессии, которых факультет журналистики МГУ выпестовал явно больше, чем какой-либо иной вуз в стране.
Несколько лет назад, когда я работал в «Новых известиях», мы пригласили легендарного декана на редакционную летучку: благо большинство наших журналистов были его выпускниками. Я сам поехал к Ясену Николаевичу домой, чтобы привезти его на встречу в редакцию. По дороге и позже, во время общения с коллегами, мы много говорили о современной журналистике, о нынешних тенденциях, принципах и подходах к самой профессии.
Было приятно узнать, что в отличие от некоторых «переобувшихся», как сейчас говорят, и мимикрировавших деятелей, Засурский и сегодня сохраняет те самые взгляды и убеждения, которые нам проповедовал, которым учил наше поколение 30–40 лет назад. Что мэтр разделяет общие тревоги и волнения по поводу происходящей трансформации в российской прессе и вообще в журналистском деле.
На днях факультет журналистики МГУ торжественно, хотя и без особой помпы, отметил 90-летие Засурского. Ректор МГУ Виктор Садовничий, нынешний декан журфака Елена Вартанова и многие коллеги, собравшиеся в здании на Моховой, сказали юбиляру очень теплые и трогательные слова, к которым можно было бы добавить массу других эпитетов. И они не будут лишними.
Я тоже был рад, что тогда, во время встречи однокурсников, удалось высказать благодарность Ясену Николаевичу за проявленное внимание и доброту. Подобных эпизодов, когда легендарный декан отстаивал своих студентов и не давал возможности недоброжелателям сломать их судьбы и будущие карьеры, за полвека работы, наверное, было у него сотни и даже тысячи. Возможно, он и не вспомнил о моих далеких терзаниях и волнениях. Но это и неважно для него. Гораздо важнее помнить об этом для меня.
В день юбилея Дэн Сяопина, автора китайских реформ, студенты Поднебесной вышли на площадь с транспарантами, на которых было выведено всего два слова: «Здравствуй, Дэн», выражая тем самым свое уважение и восхищение патриархом.
Такие же искренние слова-пожелания хочется сказать сегодня патриарху и джентльмену отечественной журналистики: «Здравствуй, Ясен!»
