Статья с почти таким же названием, без расширения, — «Как делать стихи» — есть у Владимира Владимировича Маяковского.
Можете сперва прочитать её, а можете вообще только ей и обойтись, потому что там он говорит о Сергее Есенине, а я буду говорить, как всегда, о своём воспалённом воображении относительно женского пола.
Я, конечно, мог бы начать оправдываться, что я, мол, не озабочен и это всё для наличия в тексте интриги с конфликтом, но кто мне поверит? Достаточно посмотреть на мою фотографию в профиле, чтобы понять, что слово «конфликт» я узнал три минуты назад благодаря поисковику.
При этом пишу я каждый день. Специально не использую для этого бумагу, чтобы не способствовать вырубке деревьев. Вместо этого пользуюсь компьютером и трачу электроэнергию. Надеюсь, что вечный двигатель скоро будет придуман Анатолием Чубайсом или моим приятелем Александром, который живёт в одной из аудиторий МГТУ имени Баумана. Бывает, я приношу ему завтрак.
Писать я стараюсь каждый день, и часто это именно стихи, потому что они наиболее коротки. Стихи — самый ёмкий способ выразить мысль. Мысль не надо ждать, её надо призывать. Садиться за стол и призывать. Как правило, худо-бедно она приходит.
Меня интересуют прежде всего крупные формы, в первую очередь сценарии полнометражных фильмов. На стихах набиваю руку, с них всё начинается. Мой вгиковский учитель Юрий Николаевич Арабов пишет стихи всю жизнь. Это нужно для тонуса.
Итак, как я пишу?
Моя задача каждый раз — это соединить некие вещи, которые в моей голове существуют отдельно. С древнегреческого слово «текст» переводится как ткань. Я воспринимаю тексты именно как ткани. Нужно сшить лоскуты.
На таком принципе, например, вчера я написал два стихотворения. Одно — про Эйнштейна, но рублеными строками и без строф, в общем-то подражая Маяковскому. Во втором я попытался написать о своих последних переживаниях, назвал его «Воспоминания о Тиме Роте во время чтения «Новой газеты».
Моей задачей было в первом случае бойко зачитать про учёного начала прошлого века, во втором — соединить контексты популярного кино, российской независимой прессы и при этом мои лирические переживания относительно девушек. Там ещё появляются зэки, но это уже не так важно...
Почему я пишу именно так?
В этом виновата трансильванская сценаристка. Насмотревшись на постер советского сериала «Вечный зов», я решил, что жизнь мне не мила, если в ней нет всепобеждающей силы любви. С этой мечтой я пошёл покорять трансильванскую сценаристку. На это у меня ушёл год. После этого она сказала «нет».
Это из-за того, что она понятия не имеет о том, что такое сериал «Вечный зов». Её интересуют всякие драмы про израильские спецслужбы. Возможно, она даже воспринимала меня как палестинского провокатора.
Теперь я называю её «трансильванской сценаристкой», потому что она учится на сценарном факультете, но прежде всего это знак того, что она принадлежит к европейской готической культуре.
Наверное, она во многом сформировала мой взгляд на стихи и всё остальное.
Стихи тоже средство общения, просто более сложноустроенное, чем обыкновенные слова. Значит, стихи должны увеличить количество связей между далёкими друг от друга предметами.
Да, это может показаться баловством, но стих можно начать с задачи скрещивания в один контекст, например, квантовой физики и реки Енисей. Более того, полагаю, что примерно на таких сочетаниях пишет песни Борис Гребенщиков.
Или взять Виктора Цоя, который сажал алюминиевые огурцы. Велик соблазн спросить, что он курил, но думаю, что под куревом он как раз не смог бы этого придумать, потому что это рациональная работа, кому-то она покажется даже скучной.
Придумал человек образ — «алюминиевые огурцы». Задал себе вопрос — «Что будет, если я посажу их в землю?»
И понеслась.
Пишите в комментариях, что думаете. Делитесь стихами. Дам вам по возможности обратную связь.
Глеб Буланников
