Гении не занимаются оммажами. Они воруют и только.
Так сказал Квентин Тарантино, который пичкает свои фильмы, разбирая чужие по косточкам.
Можно предположить, что воровать — это плохо, но в искусстве есть исключения на все случаи жизни.
Там, где сочли бы наготу похабщиной, у Донателло это произведение искусства.
В жизни нет ничего хуже насилия над другим человеком, но все пьесы МакДонаха на этом построены.
Воровство — это плохо, но «Омерзительная восьмёрка» — один в один по настроению, некоторым кадрам и атмосфере напоминает фильм «Великое молчание» Серджио Корбуччи.
Уильям Шекспир написал все свои произведения, основываясь на чужих сюжетах, которые сотни лет существовали до него.
А уж в музыке вообще только семь нот и просто не счесть, сколько заимствований.
Но с другой стороны…
Вероятно, все идеи, необходимые для нашей жизни, были высказаны ещё три тысячи лет назад. Нам остаётся, пожалуй, только добавить нового огня к старым дровам.
Так сказал Акутагава, который заново переосмыслил и адаптировал на японский лад «Шинель» Гоголя в своём произведении «Бататовая каша».
И, конечно, он прав.
Чем воровство или, другими словами, плагиат отличается от адаптации?
Два ответа лежат на поверхности:
- Если вашу кражу никто не заметил. Но это сложновато в эпоху интернета и постмодернизма. И, да, в жизни всё по-другому. Любое воровство — это воровство.
- Если ваша кража является источником вдохновения, если вам хочется рассказать историю больше, чем получить деньги за неё. Если вы настолько одержимы идеей, что забываете поесть или лечь спать, то есть история становится одной из потребностью.
Вот тогда кражи становятся аутентичны.
Вот тогда и воровать не стыдно, даже если кадр в кадр.
Сергей Брыляков
