Несколько слов, которые отчего-то не договаривает Шкловский, но которые необходимо договорить в контексте «остранения». Напомню, остранение, ключевой литературный приём, — это нарушение «автоматизма восприятия». То есть необычный взгляд на что-то. Этот взгляд необычен не потому, что он экстравагантен, а потому что он буквален. Например, если остранить поцелуй, то это зачем-то обмен слюной с другим человеком. Но я думаю, что к остранению следует подойти ещё более радикально.
Одна из пар очков Джона Леннона (CC)
Остранение — не просто возвращение к естественному восприятию, так как это справедливо не во всех случаях. Остранение — это исправление естественного восприятия. Автоматизм может быть не то, чтобы завравшимся, запутавшимся, а исходно неверным. Этот трамвай не заблудился, он просто ехал не туда. Или не так. Или не ехал.
Чтобы было понятней, приведу гениальный пример. Когда говорят об особенном поэтическом взгляде, часто упоминают некую «оптику». Автор подобрал особенную необычную линзу, с помощью которой оживил, украсил взгляд на нечто. Но это неверный подход. Мы всегда забываем первое значение слова и обращаемся даже не ко второму, а к седьмому-восьмому. Оптика остраняющая — это нормальные такие очки для зрения. Естественный взгляд на предмет — он натуральный, живой, хороший, правильный — наверное. Но если надеть очки, то вы сможете рассмотреть предмет гораздо лучше, точнее, яснее. Остранение — это восстановление чёткости восприятия. Автоматизм нарушается исправлением естественного недуга, вот в чём фокус.
Художник и поэт впечатляет и влюбляет тогда, когда предлагает не разноцветные стёкла, а хорошие качественные линзы. Другой вопрос, что зрение у всех разное, и где одним нужен плюс, там другим необходим минус. У меня вот врождённый астигматизм — это нестройная кривизна глазного хрусталика, которая приводит к отсутствию единой фокусной точки. От близорукости и дальнозоркости это отличается тем, что невозможно определить расстояние до объекта, которое обеспечит чёткую картинку. Это очень точно, на мой взгляд. Но суть не в этом, смотрите:
Оптика, которую я с пяти лет несу на носу, помогает мне обрести фокус, преобразует окружающий меня хаос в космос. Казалось бы, непросто примириться с такой зависимостью от внешнего предмета. Но это если воспринимать естественное как хорошее. А это совсем неверная установка — неверная тоже потому, что естественная. В вопросе восприятия природность — это недуг.
Восстановление верных акцентов с самого начала времён выглядит как мощный трюк. Объявить реальность, такую родную и тотальную, тенью подлинности — это всегда было уважаемо и всегда резко бросало человека вперёд. В этом настоящая ценность Платона. Хоть он и ошибается содержательно, он делает важные прыжки в вопросе формы. Платоновская мшистая пещера — это высший пилотаж: возвращайтесь, ощущайте шок, шерьте.
Естественное восприятие мира — языческое. Естественное восприятие вещей — не то, чтобы уродливое, но недостаточное, несовершенное. Когда рефлекс, как учил поэт, заменяется рефлексией — вот здесь мы становимся людьми с больших букв «Ч». Если в театре надеть идеально подходящие очки, то можно увидеть гораздо более страшное зрелище, чем то, что видела Наташа Ростова. Остранение — это оточнение, очётчение, ояснение.
Поэтому даже если с вашим зрением всё хорошо, не забывайте о том, что иногда нужно остранить — съехать с автоматизма убеждённости в своём «хорошо». В странности да ясность обретёте.
Талгат Иркагалиев,
редактор 1001.ru.
