Провёл тревожную ночь. С утра в больницу.
Завтракая, почему-то вспомнил Эмму Манделя.
На самом деле он Эммануил Мандель. Но его с детства все звали Эмма. Ему имя нравилось, и он так представлялся.
Многие люди его знают по псевдониму Наум Коржавин.
Многие помнят его четыре строки:
Старинная песня:
Ей тысяча лет:
Он её любит,
Она его нет.
Наум Коржавин живёт в США, в небольшом городке в семье своей дочери.
Когда Науму Коржавину исполнилось восемнадцать лет, его посадили за антисоветчину. Отсидел, вышел и вернулся в родной Литинститут.
Мне говорили, что он очень плохо себя чувствует.
Я не поленился, зашёл в Википедию, выяснил, что ему уже девяносто третий год.
В последний раз я его видел давно, на одной из встреч, где был Михаил Сергеевич Горбачёв.
Как всё в этой жизни переплетается. Я познакомился с Наумом Коржавиным в 1955 году, более полувека назад.
Знакомство произошло в доме Григория Рошаля.
Меня потянуло сегодня на воспоминания.
Оно и понятно: мне ехать в больницу, будут делать очередное исследование и выяснять, выросла или не выросла моя опухоль.
Ожидание.
Встреча с доктором.
Операционная.
Наркоз.
Вернули в палату.
Проснулся.
Рядом мой верный зам. Улыбается.
Ему уже сказали, что исследование прошло хорошо, опухоль не выросла, в больницу через полгода.
Я сразу повеселел и уговорил Марата Рауфовича поехать пообедать в «Латук».
В этом кафе потрясающе кормят. Здесь молодой и талантливый шеф-повар Николай Аркадьевич Числов.
После обеда шли по бульвару. Встретили на аллеях бульвара Тимура Абдрахманова и Влада Пивоварова.
Они сделали селфи.
Каждый день я встречаю людей, прошедших «СОЛО», и выслушиваю от них слова благодарности. Приятно и радостно ощущать свою востребованность.
В моём окружении многие обсуждают, какие министры поменяются.
Принято решение разделить Министерство образования и высшей школы на два — Министерство образования и Министерство высшей школы и науки. Это уже было.
Когда обедали в кафе «Латук», ко мне подошёл Игорь, режиссёр документального кино. Он тоже хорошо говорил о «СОЛО».
Приятно выслушивать комплименты.
На Марата Рауфовича произвела впечатление моя беседа с женщиной, сидящей в шикарном автомобиле.
Яузский бульвар, пробка. Женщина увидела меня через окно и опустила стекло в машине.
Наши взгляды встретились. Я подошёл к машине, благо, пробка.
Её спутник (не водитель, а именно спутник) в красивом, можно сказать, шикарном костюме произнёс:
— Ой, я вас знаю! Я проходил «СОЛО», но, к сожалению, до конца не прошёл.
— Кто вы? — поинтересовался я.
— Железнодорожник.
— Большой ранг? — решил я уточнить.
— По-разному, — услышал в ответ.
— Белозёрова знаете?
— Знаю.
— Сказали бы Олегу Валентиновичу Белозёрову про «СОЛО»! В «РЖД» надо всех научить: и сотрудников аппарата, и работающих в различных управлениях дорог. «РЖД» — это империя. Несколько сотен тысяч работников, и пятьдесят процентов из них сидят за компьютером и плохо владеют клавиатурой.
— Посмотрим, — пообещал мне мой новый знакомый.
Знакомым его можно назвать относительно. Я даже не знаю, как его зовут. Тем не менее, я услышал:
— А вам, Владимир Владимирович, спасибо большое. Вы заняты полезным делом.
Мне так хотелось заорать на весь бульвар:
— Чёрт возьми! Все благодарят. Жмут руку. Пользуются программой. Но почему же начальники не учат своих подчинённых? Почему у нас мало корпоративных солистов?
Я не заорал, нет. Что орать? Бесполезно, не услышат.
Надо устанавливать личные контакты с учениками и через них добираться до начальства.
Сегодня один мой приятель (он связан с ГИБДД, с Департаментом транспорта, с «Автодором») учил меня жить.
— Вот, смотри, — говорил он мне, — как надо зарабатывать деньги. Берёшь кредит, договариваешься об установке камер на дорогах. Каждая камера приносит тебе успех. Есть такая фирма одна, она установила камеры и с каждого оплаченного штрафа получает 233 рубля комиссии.
1211 камер контролируют частные компании.
В среднем одна камера фиксирует 70 нарушений.
Более 80 процентов выписанных штрафов оплачивают водители.
Средняя сумма выписанного штрафа — 328 рублей.
95 рублей из этой суммы получает бюджет региона, где установлена камера.
— А теперь, — продолжал мой приятель, — внимание: 22,2 миллиона рублей в день поступлений штрафов в день с камер.
Вот это бизнес! Растущий бизнес. Хороший бизнес. На мой взгляд, странный бизнес.
Я понимаю, если бы эти деньги шли на ремонт дорог или на оплату ГИБДД.
Нет, они идут в личный карман частного бизнеса. Всё по принципу «богатые богатеют, бедные беднеют».
На камерах зарабатывают многие.
К сожалению, смертность на дорогах не снижается.
Уж коли я вспомнил про ГИБДД, наверное, стоит им написать письмо, чтобы они научили своих сотрудников работать десятипальцевым методом на клавиатуре компьютера. Завтра поговорю на эту тему с Маратом Рауфовичем. Возьмём и напишем письмо. В конце концов, капля камень точит.
Вечером посмотрел список новых солистов. Чудесные люди! Они понимают меня, я понимаю их.
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян.
P.S. Узнал, что столичные камеры либо принадлежат городу, либо взяты в аренду — город тратится на их обслуживание, но и штрафами ни с кем не делится. Как подсчитала Финэкспертиза, в год столичный бюджет получает от них 16,6 млрд. руб. А тратит на обслуживание, по данным Центра организации дорожного движения, всего 1,5 млрд. руб. Чистый доход: 15,1 млрд. руб.
Это я узнал сегодня, 2 июля 2018 года, когда готовил свой дневник для публикации.
Терпеливый народ автомобилисты. Но ведь когда-нибудь их терпение лопнет: бензин дороже, ремонт дороже, дороги с ямами, камеры зверствуют…
Деньги, деньги, деньги. Всё делается для того, чтобы заставить людей потеть в метро, нервничать на остановках городского транспорта, трястись в автобусах.
Болезнь — время, которое даётся для того, чтобы сделать выводы.
Лууле Виилма (1950-2002), психолог
