Сразу в двух музеях России стартоали уникальные реставрации. В Эрмитаже «ремонтируют» «Бассейн в гареме» Жана Леона Жерома, а в Третьяковке «лечат» «Демона поверженного» Михаила Врубеля. Лучшие исследователи диагностируют полотна, прописывают — кому пилюли, кому операции. Реставрация произведения искусства — тайна за семью печатями. Тем не менее корреспондентке «МК» удалось попасть в одну из лучших мастерских.
И обнаружить удивительный факт: картины болеют практически так же, как люди. Только своим, «живописным» «раком», «СПИДом», «гриппом»…
Перед массивной дверью — пост милиции. После проверки документов с трудом открываю тяжелую дверь. Дальше — узкий коридор и еще одна дверь. За ней — ступенек
— Сюда далеко не каждый проникнуть может, — говорит руководитель отдела реставрации живописи XX века Третьяковской галереи Наталья Коблякова, препровождая меня в реставрационный зал. За 30 лет работы через ее руки прошли и древнерусские иконы, и полотна с Лениным-Сталиным.
Реставрационная мастерская — святая святых музея. Сюда можно пройти только по спецпропуску, который выдается лишь проверенным и надежным. Огромная комната, метров 50 будет. Прохладно. В мастерской круглый год температура должна быть строго
Первое, что вижу, — люди в белых халатах. Ну прямо больница. Одни картины, как покойники, лежат на столах. Другие, как в операционной, прикреплены к спецподставкам. И кругом — полки, полки, полки. А на них… медицинские приборы.
— Не удивляйтесь, — замечает Наталья Валентиновна. — Мы, реставраторы, и вправду врачи-хирурги. Лечим произведения искусства.
Главный инструмент — скальпель. И не один, а множество: брюшной, глазной, острый. Дальше — щипцы для удаления зубов. Чаще всего ими удаляют мельчайшие гвоздики на подрамнике. Вот еще и мозговой нож. Реставратор им режет все виды бумаги. Шприц тоже есть — в него набирают жидкий клей.
А вот на распространение информации о материалах, которыми «лечат» шедевры, наложено табу. «Доктора» живописи приходят в ужас при мысли, что непрофессионалы бездарно воспользуются ими и испортят какое-нибудь полотно.
Но для «МК» все-таки сделано исключение.
— Только имейте в виду: в использовании материалов очень много тонкостей. В пропорциях и методах, — предупреждает Наталья Валентиновна.
Икона на кролике и чесноке
Великой ценностью называют целители живописи осетровый клей. Он изготавливается из настоящего осетра, а рецепт изобрели еще при Петре Первом. И в те времена, и сейчас клей ценится на вес золота. И, кстати, используется только в России. Причина — отсутствие этой рыбы за пределами нашей страны. Есть еще рыбий клей — он производится из пузырей рыбешек разного вида. В ход идет также клей, изготовленный из кролика.
А для реставрации древнерусской темперной живописи подойдет яичный желток. Он стимулирует красочный слой, делает его более эластичным. Бычью желчь применяют лишь в редких случаях и очень осторожно. Это медпрепарат способствует регенерации красочного слоя.
Этиловый спирт применяют как один из компонентов для регенерации лака. Также он может стать одной из составных частей растворителя, которым удаляется остаток прежнего слоя.
Вообще старинные произведения исцеляют в основном натуральными материалами. Реставраторы применяют даже пиво и чеснок.
— Известно, что в XV столетии основу красок составляли камни, — рассказывает Наталья Коблякова. — Сам Дионисий собирал на берегу Белого озера камешки и растирал их.
Многие думают, что самая богатая палитра красок — у одного из самых известных старых мастеров иконописи Андрея Рублева. Ан нет. Оказывается, у Дионисия. У последнего ученые насчитали 40 тонов, а у первого — всего 10.
— Но даже если реставратор имеет самые дорогие и хорошие материалы, ничего у него не выйдет, если руки не оттуда растут, — рассуждает Наталья Валентиновна.
Кстати, реставраторы-мужчины — завидные мужья. Нет, зарабатывают, мягко говоря, не шибко — в среднем 8 тысяч рэ. Зато прекрасно гладят (утюг применяется в реставрации при консервационных работах) и шьют (им приходится устранять прорывы холста).
Живописный грипп и раковые клетки
Третьяковская галерея — Мекка русского искусства. Гуляю по залам галереи и всматриваюсь в работы Врубеля, Поленова, Айвазовского. Их картины разлетаются на мировых аукционах как горячие пирожки. Вот демоны, вот московские дворики, вот морские штормы…
Итак, приступаем к самому важному — диагностике живописных болячек. До самой процедуры собирается расширенный совет, в состав которого входят спецы-«зубры». Совещание протоколируется, и вся работа над картиной проходит строго по данным протокола. Так же, как пациента лечат по итогам консилиума врачей. Да и болезни по степени сложности и распространенности классифицируются почти как человеческие.
«ОРЗ», или «грипп», — самая типичная хворь; на языке реставраторов — масляная болезнь. Происходит сие, когда художник изначально нанес на холст слишком много масла. А внешне может напоминать морщинистую кожу. Бороться с этим трудно, но можно.
А вот «раковые клетки» (поражение полотна плесневым грибком) — дело куда более страшное. На картине появляются черные пятнышки. Удалить их практически невозможно. Плесень пытаются убить, как убивают раковые клетки. Но умрут ли они, не появятся ли вновь, как и в случае с человеком, никто точно не скажет.
СПИД — чума XX века. Интересно, что и в живописи есть болезнь, которую диагностируют только в работах ХХ века. То есть у современных мастеров. Причина кроется в материалах, которыми ныне пользуются художники, и технике исполнения картин.
— У старых мастеров была цель не только выразить свое восприятие в творчестве, но, главное, оставить свои работы потомкам, — объясняет Наталья Коблякова. — Поэтому они к своему труду подходили сверхпрофессионально. А сегодня у художников цели другие — как можно больше картин написать в кратчайшие сроки…
Спешка при написании полотен дает тот же эффект, что и спешка в сексе: картины плохо предохраняются и впоследствии тяжело заболевают. Вот вам пример. Старые мастера проклеивали холст, потом сушили, покрывали грунтом и снова сушили… Просушки порой длились по полгода. Сегодня подобную трату времени считают пустой. Да и холсты в старину были куда лучшего качества. В основном — из натурального материала, льна. А когда в XX веке в моду вошли синтетические ткани, то и художники начали их использовать для холстов. Такой прогресс — беда для доктора живописи. Как и то, что в ХХ веке пошли в ход несочетаемые материалы. В грунтовой слой добавились песок или веревки. Еще одна загадка ХХ века — на многих произведениях отсутствует лак, то есть защитная пленка. А без нее картины быстрее портятся.
— Представляете, нынешние художники используют даже клей ПВА! — удивляется Наталья Валентиновна. — В результате 40 лет картина живет, потом рассыпается.
Скальпелем по экспрессии
Самые здоровые картины — у тех художников, которые точно соблюдали все технические правила и в подготовке холста, и в методах письма. Самые больные полотна — у мастеров, которые «забивали» на все эти «заморочки». Интеллигентные реставраторы объясняют это легкомыслие «экспрессивностью художника».
По их мнению, русский мастер № 1 с точки зрения технического исполнения — Поленов. Все его работы выполнены на высшем уровне, а потому и живопись прекрасно сохранилась.
— Очень техничен был, вне сомнений, и Боровиковский, — говорит завотделом научной экспертизы Третьяковки Лидия Гладкова. — Он делал нежнейшие лессировки полотен. Как, впрочем, и Рокотов. Еще бы я выделила Брюллова. Он вообще писал лучшими в мире красками и на итальянских холстах.
А самый антитехнологичный мастер — как это ни странно, Михаил Врубель. Реставрация его картин — испытание даже для суперпрофессионала.
— Он был человеком редкого таланта и трудолюбия. К тому же — весьма экспрессивным, — деликатно объясняет Наталья Валентиновна. — Поэтому на одном полотне писал один слой поверх другого. Что вело к расслоению красочных слоев…
Но вот как «экспрессию» Врубеля объясняет Александр Бенуа в своих воспоминаниях: «Беседуя с ним, трудно было себе представить, что этот человек, такой рассудительный, уравновешенный (…), совсем недавно был в полном смысле слова безумцем, лишенным контроля над собой, а временами даже одержимым буйными изъявлениями животных инстинктов».
В один ряд с Врубелем ставят Ивана Айвазовского.
Что касается конкретных картин, то самым ярким образчиком атехничной живописи XX столетия можно назвать панно «Венеция» Александры Экстер. Оно написано в
— Здесь использован традиционный холст, но при этом некоторые слои покрыты только масляной краской, некоторые — масляной, а сверху водорастворимой краской. Еще есть кусочки, покрытые парафином. В результате с годами произошло разложение красочного слоя. Отдельные участки имеют разные лаковые поверхности: матовые, бархатистые…
Затем Наталья Валентиновна подводит меня к работе Павла Кузнецова. Его крымский пейзаж — как раз в процессе реставрации. Внизу слева хорошо просматриваются темные пятнышки.
— Это значит, что художник сперва нарисовал одно изображение, а поверх него — совсем иное. То, которое широкая публика видит сейчас, — яркие краски крымской красоты…
Куда исчезли казненные стрельцы?
Мастера реставрационного дела за свою многолетнюю практику много чего повидали. Бывало, что начинали реставрировать — и обнаруживали: под изображением кроются совершенно новые сюжеты. О самых ярких находках согласилась поведать завотделом научной экспертизы Третьяковки Лидия Гладкова.
На реставрацию попало полотно Сурикова «Утро стрелецкой казни». В процессе исследования мастера обнаружили: под верхним слоем просматривается нижележащий красочный слой. А на нем отчетливо просматривается изображение виселиц с повешенными фигурами.
Выяснили: когда Суриков еще только работал над картиной, к нему в мастерскую зашла прислуга. Девушка посмотрела на полотно и жутко испугалась. Художник заметил такую реакцию зрителя, подумал-подумал, да и закрыл дополнительным красочным слоем фигурки повешенных.
Аналогичный случай произошел тоже с работой Сурикова — «Боярыня Морозова». Оказывается, ее автор перерабатывал, и не один раз. Реставраторы обнаружили: художник переписывал выражение лица самой боярыни, ее жесты. Края саней сперва пошире были. Еще и образ сидящего юродивого исправляли не раз.
— Полотна Рокотова, Боровиковского, Левицкого во время реставрации претерпели различные виды вмешательств. Но они были необходимыми, — рассказывает Лидия Гладкова. — А вот если вмешательство в авторскую живопись происходит без надобности, то это сродни нарушению врачом клятвы Гиппократа.
Кстати, для неудачливых реставраторов в России предусмотрены весьма серьезные наказания. Мне рассказали об одном таком ЧП. В российской глубинке мастер с именем и авторитетом несколько подпортил старинную икону. Его дисквалифицировали и навсегда запретили заниматься исцелением искусства. Где он теперь? Никто вам не скажет.
Оксана Химич
