В Москве День города любит большое количество людей. Потому что город большой.
На огромном количестве площадок – в больших парках, на главных улицах, в микрорайонных скверах – идёт веселье. Люди ввозят в троллейбусы и трамваи коляски с детьми и следуют до мест отдыха. Пространства транспорта хватает не всем, мамы стыдливо переезжают ноги одиноким пассажирам, но на лице стыд не отображается – мы едем отдыхать в честь Дня города.
По Тверской, размахивая огромной ручищей, идёт товарищ в окружении друзей. Немного обнимаются друг с другом, попивают из пакета, смеются. У подземного перехода сидит бездомный и безногий – вряд ли празднует день Москвы так же весело, как гуляющие, хотя раскрасневшееся лицо выдаёт необычную улыбку. Одна нога всё же виднеется: поджимая её, человек и сидит на ступенях перехода. Вдруг палка выскальзывает из рук, катится вниз. Мужчина с пакетом громко восклицает матом, но всё же подаёт инвалиду клюку. Сегодня ведь – праздник. Хочется радости.
В метро, у эскалатора наверх, толпятся пару сотен человек. Разноцветно одетые, по-разному улыбающиеся или грустящие, люди по сантиметру проходят к движущейся лестнице на свет. Тепло одетые, цвета ночного беззвёздного неба стражи правопорядка предупреждают в мегафон: «Граждане, используйте другой выход из станции, это быстрее». Но кажется, что люди не хотят внимать: торопиться им некуда, а коляски с детьми на эскалаторе можно и вдвоём подержать. Шумно. Хочется наверх.
У входа в парк сцена, в центре у фонтанов – сцена. Песни и пляски льются толпой: выступающие, в красивых нарядах и с дорогими инструментами, исполняют перепевы русских эстрадных песен, подыгрывают шансон, подтанцовывают вслед за наблюдающими. Детишки в колясках трясут ручками, мамы позади машут руками, папы с друзьями у лавки поднимают ручищи. Кто-то неосмотрительно бросил мимо урны, другой поддал стоящий под лавочкой желтоватый стакан, третий громко чихнул и матом пожелал себе здоровья. На сцене поют. Хочется уйти.
В такой день сложно чувствовать себя в общей компании веселящихся. То ли встал рано и не с той ноги, то ли чай был без сахара, то ли голова заболела. Приходится, втайне радуясь такой участи, ходить по неизвестным улицам, смотреть на засыхающие на земле листья и рассматривать вывески старых продуктовых магазинов. Москва ведь и здесь празднична.
Москва радостна и желанна в огромном количестве маленьких улиц и переулков, в которые вросли многоэтажные жилые дома или полузаброшенные предприятия с высокими заборами. Здесь обычно тихо, слабо, легко дышится. Вот пробежала кошка. Вот маленький мальчик упал с самоката. Вот подбежала мама. Грустно, но хочется улыбнуться.
Три года назад, впервые чувствуя себя жителем праздничного города, я рискнул отправиться на масштабное городское празднование: с исполнителями современных музык и танцев, с молодыми людьми и детишками в дорогих колясках. Всё равно праздник не смог до меня дотянуться. Потому что я не тянулся к нему. Его здесь не было.
Праздник в нас самих, как уже писали, и необходимо лишь найти своё праздничное место в пылающей от ура-патриотических песенных криков Москве. Кому-то – в толпу, кому-то – из неё. Но главное, чтоб было хорошо. В огромном ли парке, у городских фонтанов, на берегу мелкого пруда. Песни и пляски, стаканы и бутылки, листья и крики трамваев.
Я шел из кафе на Большой Бронной, когда передо мной очутился знаменитый и кем-то, наверное, любимый и почитаемый режиссёр. Его брызгающая сединой тёмная голова кивала, рука крепко держала небольшой телефон у уха, губы давили жизнерадостную улыбку. Во как, подумалось мне: человек такие чёрные и тяжкие фильмы снимает, а сейчас улыбается. Сквозь небольшие неровные зубы цедились слова о желанной, видимо, встрече. Он развернулся и пошагал в подъезд. Наверное, едет тоже отдыхать.
Каждому – своё место для отдыха. Москва всё-таки очень большая.
Борис Поженин
