С детства я был яростным спорщиком.
Одерживая верх, внутренне ликовал — торжество заполняло душу, словно паводковая вода речную пойму. Плюс к смешному тщеславию мнилось: полезное дело сделал — просветил заблуждающегося.
И только сильно повзрослев, понял абсолютную тщету усилий победить в споре. Победить-то вполне возможно, однако переубедить кого бы то ни было, как правило, не получается.
Победа и обида, видимо, не зря созвучны. Проигравший обычно полагает, что он всё равно прав, просто не хватило аргументов, полемического мастерства, умения разоблачить манипуляцию, ещё чего-то. И в зависимости от темперамента — позволю себе пошутить — либо тихо плачет в подушку либо готовит страшную месть.
Так или иначе, спор до победного конца отношений между оппонентами не улучшает.
Потому давно уже предпочитаю самую мягкую форму спора — дискуссию, когда она предполагает сопоставление точек зрения, обмен мнениями, совместный поиск истины или способов решить проблему, найти выход из затруднительной ситуации.
Недавно я таким вот образом дружески подискутировал с руководителем небольшого предприятия, как говорят на канцелярском волапюке, «субъекта малого предпринимательства».
Одно из значений слова «дискуссия» — обсуждение.
Было это, когда постепенно сходила на нет очередная волна ковида, с руководителей сняли обязанность отправлять работников на удалёнку. Я поинтересовался, не собирается ли мой друг всё же не возвращать их в офис?
Нет. Практика показала, что умозрительно логичное — поставь сотруднику задачу и просто контролируй её выполнение, на деле не работает. Очень сложно составить такие KPI, которые учитывали бы все многочисленнейшие нюансы повседневной работы.
KPI — Key Performance Indicators (Ключевые показатели эффективности) — числовые показатели деятельности, измеряющие степень достижения её результативности и эффективности.
А раз так, то приходится мотивировать персонал не только автоматически действующими регламентами, системами поощрений и взысканий, но и, что называется, в ручном режиме.
Офис — все на виду как на ладони.
Руководитель, в принципе, свой персонал ценил. Охотно и искренне рассказывал, какие они хорошие люди. Но вместе с тем понимал, что и самые распрекрасные люди не лишены обычных человеческих слабостей — порой устают, порой ленятся, отвлекаются на посторонние дела.
И дабы не допустить, чтоб всё это, постепенно накапливаясь, снизило результативность работы до такой критической точки, когда руководитель будет вынужден принимать крайне болезненные меры, считал необходимым иметь возможность в любой момент своими глазами увидеть, чем заняты его подчинённые.
Ковидная удалёнка ещё раз убедила его в собственной правоте.
Резоны и мне показались убедительными. Но по редакторской привычке, ставшей второй — а может, и первой — натурой въедливо обратил внимание собеседника, что тут палка о двух концах.
Исходя из подобных же соображений, в редакции одного из множества, появившихся в девяностых, глянцевых журналов-клонов зарубежных изданий, владельцы и обученный ими менеджмент внедрили позаимствованную в метрополии технологию производства и соответствующий режим работы сотрудников.
В этой технологии нет нужды в каких-то там творческих поисках, ожидании вечно запаздывающего вдохновения, «глупой вобле воображения».
Схематически производственный процесс выглядит примерно так.
Что именно нравится целевой аудитории изучено до мелочей. Это и только это формирует и содержание, и форму издания Шаг влево-вправо от раз и навсегда определённой тематики — не просто побег, а настоящая диверсия.
Соответственно, редакторы получают задания тупо подбирать информацию по назначенной теме независимо от склонностей или интересов его самого, компилируют текст из надёрганной там и сям информации. Передают его на следующее звено конвейера, где другой сотрудник переписывает все полученные материалы в едином «фирменном» стиле. Параллельно иллюстратор подбирает фото и картинки из заготовленного банка — тематика-то довольно узкая, пополнять запас несложно. Отдельно изготавливаются «цепляющие» заголовки — набор шаблонов для их конструирования тоже заготовлен.
Явившийся тютелька в тютельку к началу рабочего дня «литраб» должен немедленно садиться за компьютер. Краткосрочные отлучки по естественным надобностям допускаются строго по расписанию.
Никаких летучек, «топотушек», мозговых штурмов.
Надо пообщаться с непосредственным начальником? Посылай месседж во внутренней сети. То же и с другими сотрудниками, но только по настоятельной необходимости и в редких случаях.
Место непринуждённого житейского трёпа замещает участие в «строительстве команды» — «тимбилдинге» — эрзаце искренних человеческих связей — вылепливаемом по лекалам дуболомных психологов. Да ещё и криворукими исполнителями.
Осталось только так оградить сотрудников офиса от безделья?
Не уверяю, будто так делаются все глянцевые журналы, но вот тот, о режиме работы в котором, я рассказал своему собеседнику, десятилетиями обходится без расточительного творчества, добиваясь коммерческого результата за счёт экономной технологии — соковыжимательно-выживательной.
— Ну, я так далеко не захожу, — возразил оппонент. — Во-первых, мой бизнес просто не позволяет разработать подобную технологию. А, во-вторых, если бы даже позволял, вряд ли бы она пришлась мне по душе. Занялся бы чем-нибудь другим. Меня именно привлекает деятельность, предполагающая творчество, креатив, инициативность. Их я ожидаю и от сотрудников. Однако, вместе с тем, хочу, чтобы в рабочее время они работали, а не били баклуши.
То есть, как я понял, затаённую мечту руководителя об идеальных сотрудниках всё-таки не стоило бы образно представлять так:
Хотя здесь есть и что-то от реальности — вышедшая из послушного строя фигурка, всё же, скорее, подошло бы такое изображение начальственной мечты:
Худо-бедно не пешки-таки. Ведь устав требует не только слепого подчинения, но и инициативы, солдатской смекалки, сознательного отношения к службе. А уж на деле гарнизонный быт куда сложней и противоречивей, чем это расписано официально.
— И рассчитываете добиться этого, время от времени заглядывая к ним в монитор через плечо?
— Где-то так.
— То есть действуете согласно принципу «доверяй, но проверяй»? А Вам не кажется, что эта пословица прямо-таки оксюморон — вроде «побеждай, но проигрывай»?
— Не думаю, будто народная мудрость так уж нелепа. Мне кажется, в её парадоксальности припрятано предупреждение от крайностей. Не будешь доверять, устроишь тотальный контроль, скорее всего, получишь, как в упомянутой Вами редакции, жутковатую каторгу, которая, между прочим, и успешной-то бывает в редчайших случаях.
Перестанешь проверять — рано или поздно разболтается персонал.
— Возможно, — согласился я. — Только, как известно, голь на выдумки хитра. Иные ушлые подчинённые найдут сотни способов обмишурить контролёра.
И я поделился воспоминанием об одном эпизоде моей жизни, когда довелось работать в аппарате ЦК комсомола.
В одном со мной отделе работал опытный инструктор, назову его Валерий.
Получает он, как водится, срочнейшее задание. Ну, например, к позавчерашнему дню изготовить первый вариант доклада секретаря ЦК на совещании. Заместитель заведующего отделом, нервничая — его ведь постоянно дёргают «сверху»: когда же, дескать, будет готово? — через каждый час забегает посмотреть, как продвигается работа.
Валера трудится не разгибаясь. Никаких перекуров-перекусов, из-за стола не поднимается. Перед ним стопка бумаги. Напомню, эпоха ещё докомпьютерная, всё пишут от руки, а потом отдают в машбюро перепечатать. (Заметьте, все машинистки в совершенстве владели десятипальцевым слепым методом набора на клавиатуре).
Валера заканчивает первую страницу, и ждёт, когда заглянет доверяющий, но проверяющий начальник.
Сразу после его визита трудяга откладывает страницу влево, переворачивая её, и пишет вверху следующей страницы крупную цифру «-2-». Стартовая стадия работы завершена.
Валера начинает перезваниваться с родными и знакомыми, утрясает массу бытовых проблем, занимается тем, что сейчас стали именовать Якорьнетворкингом — близится к завершению комсомольская карьера и очень важно накапливать и укреплять полезные связи, которые пригодятся в будущем.
Вновь появляется начальник, видит начатую вторую страницу, удаляется. Для Валеры это сигнал. Переворачивает её и нумерует следующую — чистую.
Телефон раскалён — ни секунды покоя.
На пятой-шестой странице начальник практически перестаёт дёргаться — должен успеть к сроку.
Как же Валерий выйдет из положения, когда срок сдачи неминуемо подойдёт? Предъявит стопку пронумерованных листов?
Как бы не так! В точно выверенное время автор достаёт из загашников внушительную кипу копий докладов, записок, отчётов, стенограмм и тому подобного, которые любовно хранятся у него все годы службы в аппарате. Не такую громадную, как на фото, но уверяю, весьма впечатляющую.
Материалы рассортированы по тематике. Валера выбирает пару-тройку подходящих текстов и приступает к третьей, заключительной стадии выпекания шедевра канцелярского искусства.
Метод у нас окрестили загадочным словцом «рекле». Правда что-то французское чувствуется? На деле же просто сокращение вполне себе русского словосочетания «резать-клеить».
Валера, споро щёлкая ножницами, вырезает подходящие фрагменты, приклеивает их в нужной последовательности на пронумерованные во время имитации работы страницы, вписывает необходимые связки и переходы от одного фрагмента к другому.
Заодно тщательно следит, чтобы ненароком не проскочил устаревший номер съезда партии или название Пленума ЦК КПСС, не совпадающее с названием последнего из очередных пленумов, цитирование которых было требованием безусловным. Написать доклад без такой ссылки было всё равно, что нагишом по людному проспекту погулять.
«Рукопись» отправляется в машбюро. Первый экземпляр — на суд руководству, а сделанные под копирку копии — в «золотой запас».
Между прочим, в статье Википедии, посвящённой набору функций для работы приложений с буфером обмена операционной системы (вырезать, копировать, вставить — cut, copy, paste), подмечено: «Английские слова cut («вырезать») и paste («вклеить») намекают на технологию докомпьютерного редактирования рукописей — вырезание ножницами и вклеивание в другое место. Для редакторов выпускались особо длинные ножницы, по ширине листа бумаги».
Насчёт ножниц — чистая правда. Всем зачисленным в штат аппарата ЦК ВЛКСМ выдавались в бессрочное владение такие ножницы. У меня они хранятся до сих пор, и я с удовольствием их сфотографировал для Вас:
А также не могу обойтись без фото другого равноправного инструмента «метода рекле»:
Думаю, у нас с собеседником-руководителем небольшого предприятия довольно интересная беседа вышла. Дискуссия — в том значении этого слова, — которая позволила поделиться наблюдениями, уточнить собственные представления, помочь увидеть глубину обсуждавшихся житейских коллизий.
Что же касается трудового подвига Валерия, не стану корить бывшего коллегу. К этому эпизоду не сводится непростая и в целом интересная работа в единственной тогда молодёжной организации страны.
По-моему и хвалят её и ругают не за то, за что следовало бы.
Но это «совсем другая история»
Мостиком, перекидываемым к ней, пусть послужит вот эта полузабытая песенка из пусть и не самой удачной работы великого режиссёра Эльдара Рязанова полузабытой «Забытой мелодии для флейты».
Владимир Поволяев
