Любовь публики к Дмитрию Хворостовскому после его смерти не угасает, и только он мог собрать аншлаги в США на советских песнях. Об этом, а также о борьбе за Ереванский оперный театр с правительством Армении и своей квартире на Кутузовском проспекте «Известиям» рассказал дирижер, заслуженный артист России Константин Орбелян. Беседа состоялась после благотворительного концерта «Дмитрий Хворостовский и друзья — детям», прошедшего в понедельник в Большом зале Московской консерватории.
— Кто из артистов присоединился к идее сделать такой благотворительный вечер?
— Друзья Димы — Анна Нетребко, Юсиф Эйвазов, Ильдар Абдразаков и Екатерина Губанова, а также баритон из Италии Лука Сальси. Они исполнили самые известные дуэты и арии. Я и Павел Клиничев (дирижер Большого театра. — «Известия») дирижировали оркестром Московского музыкального театра им. К.С. Станиславского и Немировича-Данченко. Сложно себе представить, что такая звездная компания собралась в одно время в одном месте. Думаю, именно Дима собрал нас вместе.
— 16 октября, в день рождения Дмитрия Хворостовского, открыли памятник певцу на Новодевичьем кладбище. Он похож на тот, что установлен в Красноярске?
— Это работа того же скульптора Владимира Усова. Но памятник немного другой. В нем есть экспрессия, которую художник уловил в образе Дмитрия.
— Почему близкие решили разделить прах певца и захоронить его в Москве и в Красноярске?
— Родные ничего не решали. Так захотел Дмитрий. Он завещал, чтобы его похоронили на Новодевичьем кладбище и на родине в Красноярске.
— Многие сочли это странным, не по православной традиции.
— Кремация — тоже не православная традиция. Дима был совершенно другой, особенный. И в жизни, и в работе он не следовал никаким традициям. Выдающаяся, совершенно самобытная фигура.
Я познакомился с ним, когда он в первый раз приехал в Соединенные Штаты. Это было в 1987 году. Ирина Архипова пригласила его тогда после конкурса имени Глинки на гастроли в Нью-Йорк. Мой педагог, пианистка Нина Светланова, первая жена великого дирижера Евгения Федоровича Светланова, была приглашена Ириной Константиновной послушать талантливого молодого певца. Я пошел вместе с ней. И когда Хворостовский запел — мы совершенно обалдели.
— Но при этом до сих пор остаются скептики, которые уверены, что у него плохая школа. Что бы вы ответили им?
— Я бы им ответил, что у гениев своя школа. Он таким родился, таким воспитывался. На тех, кто говорит, что у него было что-то не так, можно не обращать ни малейшего внимания. Дмитрий вошел в историю, он совершенно гениальный исполнитель с потрясающим голосом, с уникальной харизмой.
Не знаю, кто ему ставил голос. Но на протяжении 20 лет я наблюдал, как он серьезно и вдумчиво занимался. Дмитрий был трудоголиком. Он очень умно поступал со своим «инструментом»: никогда не перетруждал его, не перескакивал на партии, не подходящие его возможностям и возрасту. Первый раз «Риголетто» он спел в 38. Причем решил это сделать не на большой сцене, а в камерной «Новой опере». Хворостовский был очень последовательным, системным певцом.
— Во времена, когда в мире настороженно относятся ко всему российскому, Дмитрий Хворостовский был миссионером от культуры. Можно сказать, что это оценили на родине?
— Правительство России присвоило имя Дмитрия Хворостовского аэропорту в Красноярске. Также его имя теперь носит оперный театр и музыкальный институт, где он учился. Если еще что-то сделают, будет прекрасно. Думаю, лучшего музыкального посла доброй воли за последние 20 лет не было.
Оперный певец — не политик, он ездит по миру и поет. Дмитрий Хворостовский сумел сделать то, чего от него не ожидали: покорил мир песнями Великой Отечественной войны. Этот очень русский проект мы с ним впервые представили в Кремле в 2003 году. На Западе советские патриотические хиты практически не знали. Но на выступлениях Хворостовского были переполненные залы, и это — достойное приношение памяти отцов и дедов.
В 2005 году, к 60-летию окончания войны, мы сделали тур по России и Европе. Военные песни слушали в Лондоне, Париже и других городах. А затем прошли гастроли по США и Канаде.
— Шла эмигрантская публика или американцы?
— Все шли, потому что это было в лучших абонементах Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Сан-Франциско. Мы выступили на самых крупных площадках. Возможно, зрители шли на имя Дмитрия Хворостовского, особенно не вникая в программу. Но разочарования не было. Мало кто из певцов может давать турне с сольными концертами. Я не знаю таких, чьи выступления соберут аншлаги на 17 ведущих площадках Америки. При этом люди шли слушать неизвестную русскую музыку, а не интернациональные оперные хиты.
— 6 ноября в Московской консерватории вы даете концерт с Асмик Григорян. Когда-то ее отец, народный артист Армянской ССР, возглавлял Ереванский театр оперы и балета, которым руководите сейчас вы. Это благодарность родителю?
— Так спланировать совершенно невозможно. Когда в 2016 году скончался гениальный тенор Гегам Григорян, правительство Армении пригласило меня стать худруком театра. Через несколько месяцев решили, что я должен занять и пост директора.
Асмик Григорян — уникально одаренная певица и актриса. Это какой-то космический голос. Я знаю ее с детства. Она выросла в Вильнюсе в потрясающей семье. Папа — Гегам Григорян, мама — литовская сопрано Ирена Милькявичюте.
Асмик впитала лучшее от своих родителей. В 2015 году ее заметил Дмитрий Хворостовский и пригласил спеть с ним в опере Рубинштейна «Демон» в Москве. А недавно она покорила чопорную взыскательную публику Зальцбурга в «Саломее» Рихарда Штрауса.
— Вы два года уже руководите Ереванским театром оперы и балета. Но вдруг вокруг вашего назначения разразился судебный скандал. В чем причина?
— В министерстве культуры Армении мне сказали: «Мы решили, что вас нелегальным образом назначили на пост директора. Можете подать заявление об уходе». Я говорю: «Нет. Если вы считаете, что нелегитимно, так сделайте легитимно». Тем не менее меня уволили, и тогда 5 тыс. человек в Ереване вышли на площадь перед офисом премьер-министра и потребовали вернуть меня.
— Он этого не сделал, и вы подали в суд, верно?
— Да, и в итоге я выиграл. 8 октября было решение суда, чтобы меня восстановить, аннулировать приказ и.о. министра Назени Гарибян о моем увольнении с поста директора и восстановить на работе. У них есть 30 дней на апелляцию. Ждем до 8 ноября.
— На театре это как-то отразилось?
— Когда новые власти решили снять меня с должности директора театра, спонсоры тут же ушли из театра. Деньги-то давали под меня.
Оперный театр — дорогое удовольствие для страны, 700 человек сотрудников. Когда я приступил к работе, под свое имя искал для театра деньги. Там было устаревшее световое оборудование — его поменяли. В музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко я взял в аренду спектакль «Манон» Массне. В Большом театре приобрел декорации и костюмы балета «Чиполлино» Карена Хачатуряна. За последний год в Ереване состоялось восемь премьер. Для сравнения, за предыдущие 17 лет театр увидел лишь четыре премьеры.
— Мы с вами встречаемся в вашей московской квартире. Она раньше принадлежала многолетнему председателю КГБ СССР, генсеку Юрию Андропову. Как она у вас появилась?
— Совершенно случайно. Здесь до меня жил выдающийся пианист Николай Петров. Мы как-то с ним разговорились, и он сказал: «У меня есть квартира на Кутузовском, и она мне уже не нужна. Я хочу ее продать». А супруга Николая Арнольдовича Лариса Григорьевна поддержала: «Константин, ты должен ее купить. Тебе это будет очень интересно». Я пришел, посмотрел и понял, что мне она нужна. Не для себя, а для отца. Чтобы он зашел в квартиру председателя КГБ.
— Почему это было вам важно?
— Мой дед Агапарон Орбелян был расстрелян на Лубянке в 1938 году. Бабушка сидела в АЛЖИРе — Акмолинском лагере жен изменников Родины. Для моего отца было важно оказаться в этой квартире.
В 2004 году мы с Дмитрием в первый раз выступали на Красной площади. На этот концерт папа с мамой прилетели из Америки. И когда я им предложил проехать со мной на Кутузовский проспект, он еще ничего не подозревал. Но надо было видеть глаза отца, когда он поднялся в квартиру и я сказал ему, чья она.
— Вам нравится в этой квартире?
— Да. Здесь очень хорошо. Всё осталось так, как было при прежних хозяевах. Я лишь привез мебель из родительского дома. Кстати, этажом ниже жил Брежнев, там внучка его сейчас живет.
Зоя Игумнова
