Гений и злодейство
А. С. Пушкин вынес свой поэтический вердикт: «Гений и злодейство – две вещи несовместные». В его «Маленьких трагедиях» это спор Моцарта и Сальери, где отравление Моцарта не делает Сальери гениальным, а Моцарт не может быть злодеем априори, потому что зло разрушает творческие способности, выедая человека изнутри. Но Пушкин же и ставит под сомнение свою аксиому устами Сальери:
Ты заснёшь
Надолго, Моцарт! Но ужель он прав,
И я не гений? Гений и злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? Или это сказка
Тупой, бессмысленной толпы — и не был
Убийцею создатель Ватикана?..
Если считать создателем Ватикана его первого папу апостола Павла, то до встречи с Христом он действительно был разбойником и носил другое имя – Савл. Если речь о Микеланджело, как у Пушкина, то, по преданию, тот якобы отравил натурщика, с которого писал умирающего Христа, желая лучше передать его муки. Помимо книги Карамзина, откуда мог почерпнуть Пушкин «сей анекдот», комментаторы отыскали ещё несколько источников. Это роман маркиза де Сада «Жюстина, или Злоключения добродетели», поэмы ле Мьера «Живопись» и А. Шамиссо «Распятие». Сюда можно добавить также «Историю живописи в Италии» Стендаля.
Капер Фрэнсис Дрейк. Источник: wikipedia.org
Легенда эта была весьма и весьма распространена. Но что же послужило причиной её создания? Распятие… Не было, пожалуй, в европейской культуре сюжета более распространённого, чем этот. В бесчисленных костёлах и монастырях, в домашних алтарях, над кроватью горожанина и на воротах крестьянского дома, на кладбищах, на перекрёстках дорог — везде можно было встретить изображение распятого Христа. Оно было повсюду одинаковым, типичным, созданным по незыблемым церковным канонам. Но титаны эпохи Возрождения не творили по канонам, они стремились изобразить правду, Джорджо Вазари, современник и биограф Микеланджело, писал: «Чтобы достигнуть совершенства, много лет изучал он анатомию, познавая связь костных частей, мускулы, жилы, сосуды и тому подобное, а также все положения человеческого тела… «И, постигнув всё это, великий художник понял: каноническое изображение распятия неправдоподобно, оно не соответствует законам анатомии, правде жизни.
Вот почему нас так поражает «Распятие» Микеланджело Буонаротти, этюды к этой картине. Перед нами не Бог, не Спаситель, не символ, а живой, страдающий человек. Гениальное мастерство художника и породило легенду о заколотом натурщике. Вот что пишет известный польский писатель Зенон Косидовский в своей книге «Сказание евангелистов»: «…после отмены казни через распятие люди быстро забыли, как происходила эта смерть. Поэтому в западном изобразительном искусстве трудно встретить изображение распятого Иисуса, выполненное правильно с точки зрения медицины и науки. Художникам приходилось полагаться на собственное воображение, поскольку не было ни очевидцев, ни достоверных сведений о том времени, когда крест был ещё орудием казни».
Мне скучно, бес…
И снова пушкинская сцена из «Фауста». Я помню её по фильму М. Швейцера, где Фауста играл Ивар Калныньш (с голосом Сергея Малишевского), а Мефистофеля – Николай Кочегаров (с голосом Игоря Ясуловича). Берег моря, Фауст и Мефистофель, оба в плавках.
Фауст
Мне скучно, бес.
Мефистофель
Что делать, Фауст?
Таков положен вам предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живёт —
И всех вас гроб, зевая, ждёт.
Зевай и ты.
Фауст
Сухая шутка!
Найди мне способ как-нибудь
Рассеяться.
Мефистофель
Доволен будь
Ты доказательством рассудка.
В своем альбоме запиши:
Fastidium est quies — скука
Отдохновение души.
Я психолог... о вот наука!..
Скажи, когда ты не скучал?
Подумай, поищи. Тогда ли,
Как над Виргилием дремал,
А розги ум твой возбуждали?
Тогда ль, как розами венчал
Ты благосклонных дев веселья
И в буйстве шумном посвящал
Им пыл вечернего похмелья?
Тогда ль, как погрузился ты
В великодушные мечты,
В пучину тёмную науки?
Но — помнится — тогда со скуки,
Как арлекина, из огня
Ты вызвал наконец меня.
Я мелким бесом извивался,
Развеселить тебя старался,
Возил и к ведьмам и к духам,
И что же? всё по пустякам.
…Так безрасчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело; —
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо...
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье...
Фауст
Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!
Мефистофель
Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я —
Я даром времени не трачу.
Фауст
Что там белеет? говори.
Мефистофель
Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нём мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.
Фауст
Всё утопить.
С Михаилом Абрамовичем Швейцером, поставившем в кино едва ли не всю русскую классику, мне повезло быть знакомым. Даже дома у них с Софьей Абрамовной Милькиной бывал. Такая старомосковская квартира, обставленная по-деревенски, с половичками повсюду, с деревянными стеллажами для книг и множеством фотографий. Невероятно уютное жилище, похожее на летнюю дачу 19-го века. На одной со Швейцерами площадке жили И. М. Чурикова и Г. А. Панфилов, с которыми тоже я был знаком. Но у них дома не побывал. И уже не побываю – недавно Инны Михайловны не стало. Зато они подвозили меня до дому на Остоженку. Это было после спектакля «Сорри», где И. Чурикова играла в дуэте с Н. Караченцовым. У меня в память о том вечере в Ленкоме хранится программка, подписанная Николаем Петровичем в его гримёрке. Это были золотые времена моего студенчества в МГУ. Высокая культура, великие имена и никаких бесов. Как пел И. Кобзон в песне о другом времени: «Год сорок первый, начало июня, все ещё живы, все, все, все…»
Кулаки и зубы
Так почему же зло-то всесильно, а добро скромно уходит в сторону? Потому что наглость – второе счастье? Или, как говорил Антибиотик (Лев Борисов) в «Криминальном Петербурге» Владимира Бортко: «Генерал – это не звание, это – счастье». И почему лучшая музыка кино – из криминальных драм? «Крёстный отец», «Профессионал» (С Ж.-П. Бельмондо) гениального Э. Марриконе, «Город, которого нет» И. Корнелюка, «Генералы песчаных карьеров» Д. Каимми (песня вставная, как «Марш рыбаков» из отдельного произведения «Рыбацкая сюита»)… Почему большие актёры выбирают отрицательных персонажей? Как Лариса Удовиченко, будучи студенткой, отказалась играть милиционерку Синичкину в сериале «Место встречи изменить нельзя», сыграв профуру Маньку-Облигацию. Потому что отрицательные персонажи фактурнее, выигрышнее, колоритнее и многограннее, они запоминаются. Как все герои того же Бельмондо и Челентано – пройдохи, драчуны, мошенники, мелкие жулики, авантюристы и хулиганы… Как все герои-одиночки Голливуда. Как все актёры «бондианы». Красивые девушки любят «плохих парней». Это вечный сюжет о Красавице и Чудовище (Эсмеральда и Квазимодо, Дуан и Кинг-Конг, Дочка купца и Чудище из «Аленького цветочка» писателя С. Т. Аксакова – моего именитого земляка). Притяжение противоположностей.
Значит ли это, что злу нет препон и оно вечно? Препоны есть, но не будь зла – что вместо? Природа не терпит пустоты. И волки – санитары леса. Как в знаменитом на весь мир нашем современном мультике про Машу и Медведя. Добро не всегда умно, зло никогда не глупо. Самые умные представители фауны – хищники. Их прерогатива – нападение, а это стратегия, что влияет на развитие интеллекта. Зло цинично (добро простодушно), зло собранно, дисциплинированно (добро разболтанно и легкомысленно), зло интригует (добро скучновато)… Добро согревает, успокаивает, но за злом всегда интересно наблюдать. Тут интрига, развитие, адреналин. Чтобы по-настоящему чего-то добиться – надо сильно разозлиться. Тогда появится второе дыхание, дополнительный ресурс. Злость – это азарт, злость – это порыв, злость – это свобода. Вот так всё парадоксально. И даже добро не добро, если оно беззубо. Так добро ли оно тогда?
По меньшей мере всё условно, если не говорить о запредельных вещах, когда всё переворачивается с ног на голову до полной путаницы базовых вещей и понятий. Всё-таки добро – это добро, а зло – это зло. Только в чистом виде ни того, ни другого не бывает. Разве что где-нибудь в космической Палате мер и весов, где хранятся эталоны. Чтобы сами блюстители и наблюдатели не забывали, что есть что. И нам напоминали, выбирая мессий. Как в случае с нашей страной в битве с мировым злом на территории Украины. Когда северо-атлантический альянс совсем слетел с катушек, сам заплутав и других запутав, кто-то должен был остаться в лавке. То есть на десяти божьих заповедях. Бог их не упразднял. Их упразднил Вашингтон. И вот тут, в настоящей битве с сатаной, добру уже некуда отступать, показывая и кулаки, и зубы. А что праведно, то не зло, даже неся погибель тому, что на пути и в боевом прицеле. Потому что это война света и тьмы, ангелов и бесов. И кто пал за благое дело – тот спасся. Ибо ему Царствие Небесное. Всё просто и понятно. Как ещё в одном моём стихотворении «Добро без кулаков».
Скажу я без кокетства и жеманства,
А проще говоря, без дураков:
Добро без кулаков – капитулянтство,
Вреднее зла добро без кулаков.
Чтоб не был добрый гений разворован,
Чтоб не был перед лихом обнажён,
Пускай кулак тот будет тренирован,
Не только до зубов вооружён.
Когда нам сорок – мы уже герои,
Когда нам двадцать – можно пыль гонять.
В оружии грядущего пароли,
Не надо бряцать – надо применять.
Поскольку нет под небом совершенства,
То ты на белом свете сирота.
Добро без кулаков – не то блаженство,
Что нам воротит райские врата.
Не ангелы мы, но не вельзевулы,
Хвостом собакой верной не виляй.
Но обостри кулак, чутьё и скулы,
И зубы под удар не подставляй.
Героев не вселенная рождает,
На что нам угрызения и стыд.
Добро лишь кулаками побеждает,
А свет победы многое простит.
Сергей Парамонов
