Когда приходят бесы. Часть первая (историческая)
Когда приходят бесы. Часть вторая (биографическая)
Вторая армия
Я прикинул общее время военных сборов – вышел чуть не год. По нынешним временам – вторая армия. Но мы служили два года, так что я в совокупности отдал Родине три года – как моряк. Как-то меня забрали на летние сборы то ли артиллеристов, то ли «пэвэошников». Нас в военкомате призвали человек десять, кормить надо было тьму народу. В результате поваром оказался лишь я, среди остальных были свинарь, работник прачечной, кочегар и т.д. То есть для окормления служивых вытащили тех, кто служил на срочной в так называемом хозвзводе (у нас это называлось хозбанда), но никакого отношения к общепиту не имел.
По прибытии я увидел целый городок из палаток неподалёку от речки Сакмары. У меня помутилось в глазах. Палатки были многоместные, кухни – полевые. Я на такой кухне никогда не готовил. Всего стояло четыре кухни на солярке. Поскольку питьевой и моечной воды не было, варил я и рис, и пшено немытыми. А это достаточно грязные крупы, мыть их надо как минимум в пяти водах. Зато наш зампотылу – полковник – настоятельно требовал выполаскивать все банки из-под тушёнки, «чтобы каждая капля жира шла в солдатский котёл». Такая трогательная забота о благополучии личного состава. Каша наполовину из грязи, но зато жирная. К слову сказать, армейская тушёнка не чета любой нынешней из магазина – настоящая, стопроцентно мясная, безо всяких теперешних добавок типа сои и крахмала (это в лучшем случае).
Довелось там, в поле, варить и раков. А по вечерам прямо на улице (ну, на свежем воздухе, под открытым небом) крутили кино. Смотрели мы его стоя, толпой. Над нами кружили «вертолёты» - это такие вечерние насекомые типа кобылок (саранчи) или стрекоз. Они буро-зелёного цвета. Научного их названия в Интернете я не нашёл.
В речке мы стирали носки и трусы. Для купания она была слишком мелкая – курица вброд перейдёт. А лето было жарким, купание не помешало бы. Да и ходить было далековато – километра полтора. Эти военные сборы, где я отдувался за всю хозбанду, остальные были на подхвате, как-то обошлись без алкоголя. Так сказать, бытие определяет сознание.
Крысиное царство
В другой раз меня забрали в начале весны, стоял конец марта. Это всё те же восьмидесятые – времена видеосалонов и коммерческих кафе. В такой видеосалон мы ходили на сеансы, где ставили кассету восьмой или десятой перезаписи, картинка была жутко размытая, а перевод – тот самый, с прищепкой на носу. Его многажды затем пародировали наши юмористы по телевидению. Демонстрировали американские комедии и боевики типа «Полицейской академии» и «Рембо». Народ на эту экзотику валом валил.
Столовая была огромная и полная крыс. Они стелились по полам шубой. Утром, в темноте, я заходил и расшвыривал этих грызунов сапогами в разные стороны, добирался до выключателя – на свету это море растекалось по норам. По одной в щель крысы не прятались, начинали драться за первенство, писк и визг стоял жуткий. Крыс я не боялся и не боюсь. Это от матери. Она девчонкой, после школы, работала на свинарнике, там крысы тоже кишели. А крыса – первый враг новорожденных поросят. И мать отбивала этих поросят от пасюков голыми руками. А на крыс охотилась вилами, снимая их зубьями со стен. Крысы бегают всюду, разве что не по потолку. Потом, работая в магазине, мать как-то обнаружила, что пропадает выручка. Она деньги домой не забирала, а заворачивала в газету и клала на полку. И крысы стали купюры воровать. Мать нашла в полу ход, запустила туда руку по плечо и в тёмном подполе нашарила этот крысиный тайник. Любая крыса могла её цапнуть. Но мать была лишена этого страха. А деньги стала прятать в стеклянную банку или забирать домой.
Одна крыса жила у меня под электромясорубкой. Там труба в полу, куда стекает вода после мытья агрегата, в этой трубе крыска и прописалась. Когда я крутил мясо, она вылезала и белочкой сидела у моих ног – ждала поживу. Я кидал ей какую-то обрезь, она прятала мордочку в трубу, лишь хвост наружу, съедала и снова вставала на задние лапки в ожидание угощения. Мы с ней сдружились, я воспринимал серую и умную соседку, как домашнюю кошку.
Никаких выпивок в эту пору на военных сборах я не помню, даже сослуживцев время стёрло из памяти, как и место, где я там спал.
Сухой закон мокрых времён
Покончив с водительством, где остались заработанные в автошколе и на «ЗиЛе» права, я снова устроился в кафе»Берёзка», которым заведовала моя тётушка Анна Никифоровна – двоюродная сестра моей матери. Я стоял на вторых блюдах, помогал с выпечкой, хотя кулинар, коим я являюсь, не то же, что пекарь и кондитер, но на подхвате я и пирожки с беляшами по-производственному лепить научился, и булочки делать с узорами, и блины на блинном аппарате печь. Потом меня перевели на раздачу, где я опять же на глазок раскладывал порции, чтобы они соответствовали положенному весу. У нас были две буфетчицы, фамилия одной – Чёрненькая, другой – Беленькая. Именно фамилии, а не прозвища! Чёрненькая пила по-чёрному. Однажды у стойки буфета собралась очередь, а буфетчицы нет. Её обыскались. Оказывается, она легла с той стороны под прилавок и там беззаботно спала.
Пьющей оказалась и наша пожилая посудомойщица Анна Сёмёновна. Её присказкой было: «Шас!». Говорили ей: тёть Ань, помой жаровню. Она отвечала: шас! Мол, разбежалась! Это ШАС совпадало и с её ФИО: Широкова Анна Семёновна. Долгое время я лично и не подозревал, что наша тётя Аня охотно закладывает за воротник. Но однажды мы отправились перебирать картошку в подвал, а тёти Ани нет. Оказывается, она уже приняла на грудь и просто гуляет по улице туда-сюда. С заметным для этого состояния выражением лица. Картошка в подвале ей в лоб не стучала!
Из кафе «Берёзка» весь коллектив перебрался в новое, только что отстроенное кафе «Парус». Уже был «сухой закон». Единственный на весь район магазин «каменка» располагался напротив, через дорогу. И там народ давился в очереди за горячительными напитками. Самые отчаянные ползли к прилавку по головам, настолько плотной была толпа. У нас же горя не было, продавцы сами приносили нам всё, что надо, по списку. У нас же брали то, что им надо – продуктовый дефицит. Такой бартер и подобный взаимообмен практиковался долго. Я мог весь день хлебать в подсобке портвейн или вермут с грузчиками и в таком подпитии работать, пока народ там убивался в очереди. Но это будет позже. А прежде, ещё живя в пригороде, недостаток алкоголя компенсировала работа матери. Она заведовала складом райпо, где было всё. Но не для всех, естественно. Помню, в Михайловку пришла автолавка с шампанским – я тогда им упился и долго не мог смотреть на этот игристый напиток. Это был День молодёжи, кажется, самая осень. Тогда я упал с навесного моста в речку и потерял шапку. Просто спуск к мосту был крутой, а я уже плохо держал баланс. Ну, и сорвал ограждение, полетев на донные камни. Шапку я первый раз надел. Рыжую, собачью, за 120 рублей. Домой пришёл мокрый, хватился пропажи лишь утром, пошёл к мосту, но ночью выпал снег – никаких следов моей утраты не осталось. А может, кто-то шапку подобрал на моё горе и своё счастье.
Терял я много чего. Как-то пришёл домой без мохерового шарфа, как-то – без куртки, в чьей-то чужой поддергайке, в которой лишь на скотный двор ходить. Потом я буду терять сумки, паспорта, зонты, телефоны, пластиковые карты… Ни одна пьянка не обходится без этого поныне.
Соль земли
Ещё в Михайловке я засел за роман. Про восстание Ивана Болотникова. Назвал его «Вож» (то же, что «Вождь», но по-старорусски). Набросал синопсис, сделал полноценных главы три. Всё подражательски – где под Алексея Толстого, где под Чаплыгина. Так я просто набивал руку. Сама идея пришла ещё в армии – я намеревался поступать во ВГИК на отделение кинодраматургии и хорошо изучил тему восстания И. И. Болотникова, которое произошло в царствование Петра Первого.
Сидел я в это время дома, на шее матери. Бабы у неё спрашивали: «Чем там Серёжка твой занимается?» Мать отвечала гордо: «Роман пишет». Бабы не отставали: «Какой?». Мать говорила: «Соль земли» (в эту пору по телевизору показывали одноимённый телефильм по роману Георгия Маркова). Бабы были ушлые и парировали: «Да есть уже такой роман!» Мать отмалчивалась и шла восвояси. А писатель Г. М. Марков был долгое время первым секретарём Союза писателей СССР, и когда я пытался поступить в Литинститут на семинар Ларисы Васильевой, он там с крылечка держал перед нами, поступавшими, речь. Оказался Георгий Мокеевич маленького роста, был он в чёрных круглых очочках, как у Кота Базилио в исполнении Ролана Быкова, и не производил впечатление литературного генерала. С Роланом Быковым мне тоже сподобилось увидеться. Причём, дважды. Первый раз – на презентации его Благотворительного Фонда развития детского кино, где мы чокнулись бокалами с шампанским и слегка поболтали (он уже тогда был болен, а я соучаствовал в становлении газеты для учителей «Первое сентября» - детища легендарного С. Л. Соловейчика; стоит назвать имена тех, кто числился в редколлегии: Алла Гербер, Алла Перевалова, Лев Анненский), второй раз – на творческом вечере, куда Ролана Антоновича привозили из больницы, и держался он на уколах, снимавших страшную одышку.
Те попытки романа у меня целы. Но от идеи его завершения я отказался. Вся моя нынешняя проза – это эссеистика и публицистика. А большая часть творческого багажа – это добротная поэзия: стихи, песни, басни, поэмы, частушки, баллады, пародии, либретто мюзиклов…Тут я себя превзошёл и натворил столько, что на десятерых хватит. Читающий народ за голову хватается и умоляет: остановись! Нельзя так много и так хорошо писать! А я остановиться не могу – из меня прёт. Вошёл в стадию творческой зрелости, когда мастерство наработано, а возраст ещё не пенсионный (по новому закону, во всяком случае).
Талант не пропьёшь
С этой истиной я согласен – на себе проверено. Но тут есть добавочный нюанс: пропить можно время – потратить его бездарно и невозвратно на все эти пьянки-гулянки и пустое времяпрепровождение со случайными людьми, охотно крадущими это самое бесценное время, а, стало быть, и твою жизнь. Вот тут я разбазарил столько, что уму непостижимо.
Были годы юные, когда мы пили затем, чтобы время убить, я вёл себя так же, как и моё беспутное окружение, не зная, чем заняться. Я и писал тогда не так уж много. Мы искали эту выпивку и по городу, и по району, и чёрт-те куда нас заносило в этих грешных поисках сомнительного наслаждения. Пили какую-то сивуху, приправленную дихлофосом (для удара по мозгам и удешевления продукта, видимо), пили всякие суррогаты, пили бормотуху…
Помню, в кризисные времена пришёл мой одноклассник опохмелиться. За неимением оного попросил клей БФ. Его ещё называли Борис Фёдорович. Я вынес, дал кружку воды и карандаш. И стал мой одноклассник болтать в этой воде этот клей, пока не намотал каучуковую массу на стержень, а вода не посинела. Эту жидкость, принявшую в себя клеевой спирт, он и употребил там же, на крыльце.
Тогда пили стеклоочиститель «Синеглазка», зубной эликсир, тройной одеколон, аптечные настойки, намазывали обувной крем на хлеб, крем соскабливали, а проспиртованный хлеб ели… Так пьющая масса выходила из положения.
Я, слава богу, этой гадости в рот не брал – имел доступ к легальной продукции. Да хоть бы к качественной домашней самогонке, которая всегда водилась дома. Мать даже освоила технологию приготовления коньяка. Смешивала трёхлитровую банку пива и такую же – виноградного сока, бросала туда плитку шоколада, выдерживала это в тёмном месте, по-моему, три месяца. Получался настоящий коньяк – по крайней мере, его качественная имитация. Таким напитком мы провожали брата в армию.
Я как-то умудрялся (и умудряюсь) сочетать, а вернее, чередовать пьяные похождения с творчеством. Потому что если в первом случае – запой (чем я не страдаю), то во втором – тот же запой, но творческий, и тут я творчески человек, прямо скажем, запойный. Меня не остановить, если уж понесло с писаниной. В день могу выдать 10-15 стихотворений, совершенно не повторяющих друг друга. Буквально одно за другим, как под диктовку. С прозой такого не бывает. Благо одну вещь в сутки осилю до конца. Поэтому предпочитаю вещи короткие – начал и закончил, а не те, что надо писать с продолжением не один день. Тут и мысль теряется, и волну трудно поймать, чтобы не сбиться ни ритмически, ни стилистически, и достаточно утомительно это.
Подумалось тут на днях, в разговоре: а где мои одноклассники? И понял: из тех, кто были на виду, остался я и тот, что пил у меня коктейль из клея БФ. Из остальных один умер от инсульта (водка!), другого машина сшибла насмерть, третьего в местах лишения свободы убили, четвёртый утонул… Это моя компания с одной улицы и одного класса. Были и помоложе – тоже нет в живых. Как брата товарища по клею БФ (спился), его же племянника (спился, в отличие от пьющего, но живого отца) и т. д. Похоронил я и своего брата три года назад, примерно в эту пору – он умер в ночь с 31 августа на 1 сентября. Допился до цирроза печени, будучи диабетиком. Перед отправкой в реанимацию у него давление упало до уровня 40 на 20. и он ещё разговаривал, но из больницы уже не вышел. Талант он не пропил – был на все руки мастер, из сплющенной жестянки мог сделать автомобиль любой марки, как с конвейера, в обычном гараже. Но был запойный. Последний запой длился два месяца с перерывом в три дня. Талант мой брат не пропил, а вот жизнь – да.
(продолжение следует)
Cергей Парамонов
