"Какого черта ты выпендриваешься своим дурацким hello? — раздраженно бросила мне моя спутница через час пребывания в Тбилиси.— Все говорят по-русски, и с удовольствием говорят". Я говорил hello по старой прибалтийской памяти. В юности у нас были две своих заграницы — Грузия и Прибалтика, но в Прибалтике русскоязычных принимали как оккупантов и умели это продемонстрировать сдержанно, но определенно, а в Грузии — с объятиями. Я думал, после пятидневной войны я наткнусь на ту же холодную ненависть к победившему врагу, как когда-то в Таллине или Риге, но моя спутница была совершенно права. Люди здоровались и говорили по-русски радостно, будто всего-то четыре года назад мое государство не убивало их сыновей, братьев и отцов и не просили милостыню беженцы из Осетии и Абхазии. Не то что они любят российское государство, этого нет, но русских любят искренне. Даже странно.
Я не был в Тбилиси 30 лет. Друзья приезжали с восторгами. К обычным сюжетам, оставшимся нам в наследство от предков — от Пушкина до Окуджавы — вино, шашлык, серные бани, Кура, Мтацминда, все они красавцы, все они поэты,— добавились новые, либеральные. Теперь есть два сюжета, которые рассказывают взахлеб. Грузия занимает одно из первых в мире мест по легкости ведения бизнеса и в Грузии ГАИ не берет взяток. Вах, понимаешь, вообще не берет взяток, иногда штраф наложит, а иногда так отпускает, езжай, дорогой! В общем, я ехал преисполненный самых радужных ожиданий. Либерализм с поросенком и сациви — это как конституция с севрюжиной и хреном зараз.
Я пошел на Сухой мост, там у них главный блошиный рынок. На асфальте лежало собрание сочинений Пушкина 1842 года, 8 томов, по 70 лари за том. Разговорился с продавцом. "Вы из Баку?" — спросил он вдруг. Я удивился, но он стоял на своем: "Я лингвист, меня не обманешь". Я постарался избавиться от приобретенного за три дня в Тбилиси сдвига в фонетике, и он тут же сказал: "А, теперь вижу, москвич. А сначала не было разницы в редукции предударных и заударных гласных". Это был профессор университета, рассказал мне, как их разгоняли. Они там заседали в актовом зале, протестовали, Саакашвили прислал своих воинов, они заколотили гвоздями все двери, ни есть, ни в туалет не выпускали, то есть всех выпускали из здания, обратно не впускали никого. Профессора не боевики, долго не высидели, студенты их не поддержали, 1968 года, как в Париже, у них не получилось. Лингвист, пять лет без работы, продавал своего Пушкина и еще штук сорок книг. Я купил у него "Литературную богему старого Тбилиси" Иосифа Гришашвили. "Старинный мой Тифлис, не надо! // Молчу, тут сил моих предел",— это из его стихотворного предисловия, перевод Бориса Пастернака. Кстати, вы не представляете себе, какие в Тбилиси букинистические магазины! Какие были библиотеки! Там, на Сухом мосту, продают то, что букинисты уже не берут.
Не то чтобы я не встречал в Грузии других людей, как-то вовлеченных в сегодняшнюю экономическую и политическую жизнь, встречал, хотя и немного. Они рассказывали про отсутствие взяток и легкость бизнеса. Но вот этот профессор-лингвист на Сухом мосту был явным представителем креативного класса, который оказался никому не нужен со своей креативностью. Впрочем, сам он оценивал свое положение сравнительно позитивно. Место на этом мосту в Грузии — это общественное положение.
Про университет интересно было, я вдруг понял, в чем дело. У Ли Куан Ю в "Истории Сингапура" довольно подробно излагается сюжет про то, как он закрывал Сингапурский университет. До воинов с гвоздями там дело не дошло, но он тоже решительно действовал. Там было старое образование на китайском, а он хотел строить новый Сингапур, и все образование должно было быть на английском. Я потом нашел много страстных высказываний Михаила Саакашвили про сингапуризацию Грузии, оказалось, это его мечта. Забавно, однако, что в реальности я опознал только два сходства между Грузией и Сингапуром — разгон университета и уничтожение старого города. Ли Куан Ю сносил кварталами, там теперь остались три небольшие резервации старого Сингапура для туристов. Жалко, если Тбилиси уготована та же судьба.
Я знаю, что в Грузии нет коррупции, но при этом таинственным образом все крупные компании оказались в собственности людей, связанных с госуправлением. Это немного похоже на Россию, хотя, вероятно, совсем по другим принципам. Я понимаю, что легкость ведения бизнеса — очень важный показатель, но он носит несколько абстрактный характер, когда его никто не ведет. Как отмечают с некоторым недоумением экономические эксперты, "предпринимательский класс в Грузии не сформировался" и "средний класс в Грузии не сформировался" тоже, да и как ему сформироваться, если половина трудоспособного населения Грузии находится в эмиграции? У них внешний долг — два годовых ВВП, на 2013 год им все пророчили дефолт, хотя после выборов ситуация несколько изменилась. У них католикос призывает уехавших вернуться и жить пусть в бедности, но для родины — это какие-то не вполне экономические стимулы. И, кстати, это совсем уж аскетический путь развития, если они вернутся — они присылают в Грузию официально 1,2 млрд долларов в год и столько же вчерную, весь бюджет страны 5,6 млрд, но это весь — с армией, полицией, госуправлением, остатками образования (бесплатной медицины у них уже нет), так что получается, что эмигранты фактически содержат тех, кто остался. Из тех, кто не эмигрировал, половина занята в сельском хозяйстве, а оно самое неэффективное из постсоветских стран, там на 90 процентов ручной труд — это не бизнес, это архаическое крестьянское хозяйство в горах, не производство продукции, а выживание. Знаете, они отдельной строкой производства в госстатистике числят "заготовку лесных орехов" — я был в Сингапуре, честное слово, это совсем не похоже на Сингапур. Михаил Саакашвили правил 9 лет, но это не похоже на Сингапур даже тридцатилетней давности, через 10 лет после начала реформ Ли Куан Ю, когда у него уже была вторая после Японии индустрия по производству компьютеров в Азии.
Я сам в восторге от Сингапура, но мне кажется немного странным любить Сингапур как принцип, это довольно-таки конкретная вещь. Сам Ли Куан Ю в своей книжке невыносимо конкретен, с китайской подробностью описывает, что делалось, шажок за шажком, он избегает любых обобщений, да еще половину умалчивает — из книги совершенно непонятно, как он ухитрился, посадив за коррупцию своих ближайших сподвижников, остаться у власти. У либеральных поклонников Саакашвили вызывает восторг то, как он решительно следует рецептам Ли Куан Ю, но я не уверен, что они универсальны, ведь кроме него их никому не удалось повторить. Вообще-то довольно странно пытаться закрыть традиционный университет (он еще жив, но сокращен в 20 раз) в мононациональной стране, где грузинский язык — это предмет национальной гордости. В Сингапуре этого не было. Юлия Латынина и Матвей Ганапольский с пониманием относятся к тому, что Михаил Саакашвили провел экономическое уничтожение старой грузинской элиты, а то, что интеллигенция в нее входила,— издержки свободы. С позиций Ли Куан Ю все вроде бы правильно, но что у них останется, если это уничтожить? Крестьяне в горах, живущие ручным трудом? Эмигранты? В чем идея развития, если уничтожается интеллектуальная элита? В том, что это правильно по учебнику?
Знаете, в нашей оценке Грузии есть одна особенность, которая, как мне кажется, больше характеризует нас, чем их. Мы очень мало ценим человеческие судьбы, связи, квалификацию, потенциал — мы не умеем работать с человеческим капиталом. У меня есть друг, Михаил Аркадьев, музыкант и философ, он провел детство на Кубе и увлекался Кастро, а в прошлом году так проникся деятельностью Михаила Саакашвили, что написал ему письмо, и тот принял его в грузинское гражданство. В России он не смог найти работы дирижера. Он надеялся найти ее в Грузии, я говорил ему, что этого не будет, что Михаил Саакашвили разогнал все свои оркестры, ты-то ему зачем? Но ему нравился либерализм Саакашвили, а на работу он просто надеялся. Сейчас он в Китае, преподает в консерватории.
В 1960-е годы в России любили Кастро, потому что казалось, что это реинкарнация идеалов революции. Точно так же теперь мы любили Саакашвили, потому что казалось, что это реинкарнация Гайдара.
Егор Тимурович был выдающимся человеком, и он тоже считал, что традиционной советской интеллигенции нет места в прекрасном рыночном завтра. Инженеры, ученые, учителя и врачи отправлялись в челноки и в эмиграцию, и все это тоже соответствовало учебнику. Это были издержки обретения свободы. В итоге быстро истончился слой людей, которые поддерживали Гайдара, и с тех пор уже 15 лет люди либеральных взглядов пребывают в трагическом меньшинстве и скорбят по утерянной свободе. Классу креативному и ныне негде приклонить свою главу.
У меня вызывает отвращение сама мысль о том, что Россия воевала с Грузией, но я хочу сказать, что ведь здесь ровно то же следование учебнику, только другому. Мне кажется, что поскольку традиционно для России контроль над Грузией — это контроль над Кавказом, то мы жали на них и будем жать, пока можем. То, что Грузия умела контролировать Кавказ, когда были князья или комиссары, а нынешние тбилисцы на это меньше способны, нас не волнует, важен принцип. Здесь мы живем по учебнику Ивана Каподистрии и практических занятий к нему, сочиненных товарищем Сталиным. Для Америки, как я понимаю, восстановление влияния России на Тбилиси — это угроза возрождения империи, они этого не хотят и не захотят. 30 лет жизни под угрозой советского ядерного удара даром не проходят, они расплачиваются с нами, борются за свой прошлый страх и живут по "Великой шахматной доске" Збигнева Бжезинского. И в том, и в другом случае Грузия сама по себе не важна, важны принципы. На обратном пути из Тбилиси в Москву я прочитал, что грузинский парламент принял резолюцию, запрещающую восстановление дипломатических отношений с Россией и подтверждающую курс на вступление в НАТО и ЕС. Принципы работают в той же конфигурации.
Интересно, а нельзя ли придумать какую-нибудь политику, в которой удастся задействовать человеческий капитал? Экономически вся эта история выглядит так, будто человек с миллионом долларов попал на необитаемый остров, ходит по нему и думает, куда бы приткнуться. Вроде вот оно, сокровище — чтобы обучить этих людей, воспитать какие-то взгляды, наладить связи между ними, заставить их любить друг друга даже после войны, нужно потратить массу средств и сил. А как использовать это сокровище, пока никто не придумал.
Григорий Ревзин
