Оставив внешние причины так называемой гибели литературы, разберём внутренние симптомы её «болезни к смерти», т.е. отчего и почему она фактически умирает, ведь не оттого же, что о ней забыли и что она («высокая», о господи!) никому не нужна?
Заканчивается процесс окончательного разложения литературы как основной формы искусства (первоискусства), происходящего непосредственно из языка народа. Процесс неведомой болезни происходит внутри самой литературы, в некоторых её иррациональных точках (органах) в течение нескольких десятков лет.
Неблагоприятен и современный культурный фон, её окружающий, но даже и при такой отчуждённости современная литература живёт сама по себе, не интересуясь ни жизнью общества, ни другими сферами культуры.
Однако, несмотря на тяжёлую болезнь, литература жива, не поворачивается язык, чтобы сказать: она умирает.
«Толстые» журналы — остатки с «барского» стола, бог знает, по каким принципам тексты у них проходят печать. Порой открываешь издание с солидной репутацией и думаешь: то ли из Сети скачано, то ли по блату напечатали.
Этиология и патогенез
Вопрос о «бесполезности» идеологической литературы возник на заре перестройки, когда литература как инструмент политики пробивала дорогу «демократии и правам человека».
В разгар социализма литература, сопротивляясь внешнему нажиму, вынужденно пряталась по «лирическим» щелям. Будучи политически нейтральной, лирика породила произведения, подточившие устои «незыблемого» режима.
Пробила дорогу гласности, демократии, и... почти сразу сделалась невостребованной в качестве атрибута общественной жизни.
Что же случилось? А была ли литература вообще?.. Или она являлась своеобразным помутнением сознания на протяжении трёх тысячелетий? Не виртуальное ли она в конце концов построение, не Вавилонская ли башня образов, которыми утешало себя «дотелевизонное» человечество?
Если была, то почему ушла в сторону от реальных проблем духа?
Болезнь «к смерти»?
Западная литература шла к могиле своим путём, исподволь губя себя «новациями». Государство не мешало творцам, зато появились «могильщики» реалистической литературы — Джойс, Кафка и другие, переиначившие смысл художественности, полностью отбросившие идеологические задачи текста. Они подвели литературу к противоположной стороне пропасти, в которой клубилась смысловая тьма.
Мировой гегелевский дух в середине ХХ века остановился в своих размышлениях: он также сам загнал себя в тупик стремлением к сверхпознанию, он разочаровался. Пришло в духовный упадок и якобы «покорное» ему человечество.
Общество, как поле для искусства, также потеряло своё значение, расслаиваясь на профессиональные группы, задачи человечества становились более прагматичными: теперь не нужны ни космос, ни коммунизм, о высоком никто уже не мечтает. Нет мечты, нет и литературы.
Закон сохранения энергии действует во всех сферах, в том числе и в литературе, правда, порой энергия сочинительства вдруг обретает невиданные грозные формы, как это было в случаях с Ницше и Кафкой — их пророчества исполнились самым фантасмагорическим образом.
С поправкой на «старый» оптимизм
Вторая мировая война размягчила сердца народов, в
В ту эпоху даже серьёзные издания допускали на свои страницы прозу и поэзию. Литература была в крови читателей, она являлась иррациональной основой газетного искусства, молодёжь сверяла собственную жизнь с литературными героями, с тем же Павкой Корчагиным.
Наступившая перестройка, затем рывок к капитализму вытеснили литературу из повседневного обихода российского гражданина. Задумываться над смыслом бытия, грустить, а тем более мечтать стало некогда, надо постоянно «вертеться», заботясь о хлебе насущном.
Когда-то кормила, но не защищала
Ещё не остыл жар революции, а Андрей Платонов уже пришёл к выводу, что искусство и технический прогресс не могут помочь человеку. Платонов видел, как литература превращается в придаток режима, становится ничем.
Единственное, воистину критическое, на что могла всерьёз замахнуться литература 70—80-х, — это проблемы экологии. Впрочем, и за такую тему писателя ожидали неприятности.
В советское время хотя бы формально существовал писательский «коммунизм», условное равенство столичных авторов и провинциальных. С членским билетом СП СССР можно было пройти в ЦДЛ, получить в Литфонде материальную помощь, в редакциях разрешали присесть на краешек стула, в некоторых даже чаем угощали.
В
К нулевым годам кончился заряд вдохновения, подаренный Возрождением, романтизмом, лозунгами всех прежних революций: «Свобода, Равенство, Братство!» О более поздних призывах «Власть — Советам, мир — народам, земля — крестьянам» теперь мало уже кто и помнит.
Идея — сердце литературы, её дух. Когда нет идеи, в людях остаётся одна лишь сама по себе искорка Божия, дежурный огонёк, бакен на бурливой ночной реке.
Социальный стержень души
Без литературы нет тайны бытия, психика «внутреннего» человека протестует, неудовлетворённая суррогатами виртуального искусства и глянцевых изданий. Без литературы нет тайны эпохи.
Понятие «государство» утратило свой сакральный, от Бога, смысл и предстаёт перед человеком как образ, ничем не наполненный, кроме внешних атрибутов. Если советского человека государство могло иногда защитить (достаточно было пожаловаться в райком или в ЦК), то современный чиновник предпочитает отправлять жалобщика в суд.
Государство в современном смысле не является идеологическим стержнем души человека, оно перестаёт быть его внутренней психологической опорой, что ощущается отдельным человеком как постоянное скрытое огорчение. Есть страна, с которой личность вступает в официальные отношения как гражданин, но нет Матери-страны.
Серьёзная литература минувших столетий была в основном социальной, искала идеал жизни, звала вперёд. Утратив пророческую миссию, она стала ничем.
Информационный «носитель» литературы (его можно сравнить с диском) переполнен. Новые сюжеты, факты, документы втискиваются на него с трудом. Литература как искусство слова в данном случае уже не востребована, сплошной «нон фикшен».
Литература — поезд, уходящий в небытие, и всё же кто-то бежит за ним в надежде вспрыгнуть на последнюю ступеньку.
Возродится, как феникс...
Прежних шедевров литературы уже как бы нет, молодые люди путают даже имена классиков. Великие книги похоронены на библиотечных полках.
В XXI веке художественное слово отдыхает от громко и велеречиво говоривших эпох, а литература превращается из основы искусств в сырье для различных шоу.
Особую трудность, на мой взгляд, испытывают молодые писатели последнего десятилетия. Некоторые из них сделали быстрый рывок, вложив в него все свои силы. Достигнув первичной цели и обозначив себя как писателя, они не смогли двигаться дальше в художественном направлении. А другие, менее заметные, имя которым сейчас не легион, но Интернет, выдохлись уже на старте.
Далеко не все из них осознают вековечные цели русского писателя — призвать человека к добру и любви.
Реалисты нового поколения смело вписались в новый век, не ужимаясь в идеях и мечтах, стараясь понять устройство нового мира.
Настоящие мастера отвергают девиз рыночной литературы: быстрее, ярче, дороже! Они интересуются общественными проблемами, идут от жизни, на них ориентируется творческая молодёжь.
Обновлённые кризисом души читателей начинают ощущать в себе пустоту, без настоящей литературы человеку жить нельзя, он должен смотреться в неё как в зеркало. Сообщество людей, м и р, ищет свой новый, посткризисный духовный облик.
Возможно, возродится литература о простом человеке, о труде. Эта проза будет ориентирована не на безликую массу, а на тех, кто пытается спорить с веком.
Прививка надежды
Сегодняшняя литература пока ещё не показывает высоких целей, новая литература обязана их отыскать.
Современной литературе не о чем мечтать, она без руля и без ветрил, она лишь пытается уловить настроения общества. Ей, словно кораблю, предстоит проскочить меж Сциллой «капитализма» и Харибдой «социализма».
Из двух идеологий придётся выбирать нечто среднее (но не усреднённое), справедливое и гуманное, энергией которого искусство будет питаться и постепенно выздоравливать — то есть вновь приобретать гуманный облик.
Бригантина новой литературы рискует разбиться в узком проливе. Чтобы проникнуть в океан будущего, ей потребуются опытные лоцманы, которые сумеют обогнуть политические рифы.
Задача современных писателей прежняя — «глаголом жечь сердца людей», укреплять человека и помогать ему.
Остаётся надежда на выживаемость русской литературы, на её иммунитет к экономическим и политическим потрясениям.
Александр ТИТОВ, село КРАСНОЕ, Липецкая область
