Стою тринадцатилетняя в кармане остановки и вглядываюсь туда, где асфальт превращается в потёки облетевших тополей. Оттуда должны вынырнуть две жёлтые точки фар. Иногда путаю свою «двойку» с иногородним «Икарусом», и становится досадно. Когда на улице холодно, досадно вдвойне.
Со мною ёжатся на остановке ещё человек пятнадцать: едут на работу, в школу, поликлинику. Периодически в карман заходит ещё кто-нибудь. Первый заметивший автобус громко заявляет об этом и чувствует гордость, приближение долгожданного тепла – теперь его заслуга.
Когда ждать невмоготу, отхожу поодаль и ловлю попутку.
Меня стал подвозить молодой мужчина с двумя детьми. Они учились в моей школе, только в младших классах. Вадим. Его работа была связана с автосервисом, и новенькие иномарки, притормаживающие на моей остановке, периодически менялись. Подвозил прямо к воротам. Одноклассники глазели, и мне это нравилось.
Однажды, заметив его в школьном дворе, я специально прогуляла уроки. Мы курили в машине, поджидали детей и болтали. Я говорила мало, в основном слушала его и отвечала на вопросы. А он с осторожностью минёра прощупывал, спрашивал, встречаюсь ли с кем, как провожу время, пью ли вино. В общем, действительно ли я такая взрослая, какой хочу казаться.
Потом мы заехали в магазин – «папа, нам же мама сказала купить сметану!», и он вместе с продуктами к обеду взял детям йогурты и петушки. Три порции, с расчётом на меня. Прикуренная сигарета из его рук, а чуть позже детское лакомство – это волновало.
Интересно, что говорили обо мне дети дома, и как реагировала их мать? Я мучилась ожиданием. И чувствовала его нерешительность.
Экзамен на взрослость был не сдан.
Как-то утром он ехал один, радостный – на днях у него родился сын. Сказал, очень хотел позвонить и поделиться новостью, может, даже отметить. Нашёл мой номер в телефонной книге, но побоялся, что трубку возьмёт кто-то из родителей.
Эх, мужики, какие же вы сво..!
Тогда я бы с радостью отметила с ним всё, что угодно. И плевать было на его супругу и троих детей.
Я каждый день рисовала ручкой в тетрадках его лицо, выдающийся нос с горбинкой и ждала, когда же он сделает первый шаг.
Но мужик одумался. Скорее всего, захлестнули домашние хлопоты, маленький ребёнок.
Вадим в очередной раз сменил машину и останавливаться перестал.
За зябкие месяцы межсезонья его образ выветрился из головы. Наступила и как-то быстро закончилась весна, запахло скошенной травой лето. Вечером мама собралась печь пироги и отправила меня через дорогу за молоком. Я шла, позвякивая крышкой трёхлитрового бидончика, и сжимала в руке червонец, только что спасённый от соседской козы. Купюра, выковырянная изо рта животного, была влажной и мятой.
Я забарабанила в синюю калитку. Интересно, возьмёт ли ушлая бабулька потрёпанные деньги или отправит домой восвояси? За спиной послышался заливистый смех. Оборачиваюсь. Под виноградником обнимается пара.
– Девушка, какой породы ваша собака? – спрашивает с улыбкой мужчина. Его подруга тоже смеётся, и от этого почему-то обидней всего.
Смотрю вниз. Рядом – Пушок, дворовый пёс, прибившийся к нашему дому.
– Здравствуйте, – всматриваюсь в его лицо и узнаю…
Вадим.
Подтянут, ироничен, как всегда. Каштановые волосы стрижены короче, кажется, появилась седина. Арбузными косточками глаза, чуть длинноватый нос и мощный подбородок – до чёрточки изученный и прорисованный профиль. Знакомый и абсолютно чужой.
Мужчина повернулся к смеющейся жене (я была уверена, что это она), обнял за талию и потянул за собой по сельской тропинке.
Повреждённую купюру у меня баба Клава приняла, молока налила.
Возле дороги мы с Пушком пропустили проезжающий автобус. Я смотрела на его жёлтый дребезжащий хвост и думала: всё, что подкрашено чувством ожидания, – желанно и имеет особый смысл. Но стоит отвлечься, забыть, перестать нуждаться – и вот, даром не надо.
Лишь послевкусие недоумения.
Временами чувство прекрасно само по себе, а цель – всего лишь мираж.
Елена Алексеенкова
