До сих пор предметом жарких споров остается подписанное 23 августа 1939 года межправительственное соглашение Советского Союза с Третьим Рейхом, известное как пакт Молотова-Риббентропа, к которому прилагались секретные протоколы о разграничении сфер влияния двух государств.
Немало политиков и ряд историков называют соглашение чудовищно аморальным, относят к числу преступлений сталинского режима, в том числе из-за этого документа ставят на одну чашу весов Сталина и Гитлера.
«Интересно, сколько продлится медовый месяц?». Клиффорд Берримен. («The Washington Star», октябрь 1939) // Википедия
Сам Иосиф Виссарионович, выступая по радио 3 июля 1941-го, сказал о пакте следующее:
Могут спросить: как могло случиться, что Советское Правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп?
Не была ли здесь допущена ошибка? Конечно, нет!
Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году.
Могло ли Советское Правительство отказаться от такого предложения?
Я думаю, ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой.
В оправданиях Сталина сквозит лукавство. Как бы мы ни оценивали личность советского вождя, очевидно, глупцом он не был и понимал, что едва ли нацеленная на тотальную гегемонию набиравшая обороты германская милитаризированная машина будет долго следовать заключенному договору и не покусится на бескрайние советские просторы.
Разумеется, руководство СССР во главе со Сталиным сознавало, что, с большой вероятностью, данный договор лишь оттянет практически неминуемое противостояние.
Однако в 1939 году к большой войне Советский Союз был совершенно не готов, нужно было выгадать время для наращивания потенциала.
А почему же было не заключить аналогичное (не считая секретных протоколов) соглашение с Англией и Францией? Осуждающие Сталина за договор с Нацистской Германией упускают из виду, что это был крайний шаг, к которому именно бывшие союзники России по Антанте его и подтолкнули. Причем случилось это не в одночасье.
Коммунизм и нацизм с фашизмом – принципиально антагонистичные идеологии, СССР не хотел иметь ничего общего с рейхом, не закрывая глаза на недружественные выпады нефашистских капстран, все-таки не терял надежду объединить с ними усилия в борьбе с фашистской угрозой. Но политика Лондона и Парижа вынудила Москву, не желая того, элементарно в целях самосохранения, «побрататься» с Берлином.
Проведу фактологический разбор того, как коллективный Запад все 30-е во многом из ненависти к Советскому Союзу способствовал наращиванию мускул нацистского левиафана и не оставил СССР к августу 1939 года более разумного выбора, чем установить хотя бы хрупкий мир с Германией.
В 1930-е годы СССР постепенно отказывается от доктрины разжигания пожара мировой революции, удовлетворяется концепцией о построении коммунизма в отдельно взятой стране и выражает готовность мирно сосуществовать с капиталистическим окружением.
Определенного потепления в отношениях с Западом и повышения статуса на международной арене удалось добиться в 1932-1934 годах: в эти годы СССР впервые подписывает и продлевает договоры о ненападении с Францией, Польшей, Италией, Финляндией, Литвой, Латвией, Эстонией, в ноябре 1933-го устанавливает дипотношения с США, в 1934 году вступает в Лигу Нацию, организацию-предшественницу ООН. Эту полосу дипломатических успехов продолжило подписание советско-французского пакта взаимопомощи в 1935 году.
Однако значение всех этих договоренностей было химерическим. Причем не по вине СССР.
Так после подписания пакта 1935 года французский премьер и министр иностранных дел Лаваль заявил послу Германии, что готов разорвать его при заключении еще более тесного соглашения с немецкой стороной. И такое иезуитство насквозь пронизывало внешнюю политику западных стран, прежде всего, Великобритании и Франции.
Объединению с идейно далеким Советским Союзом в борьбе с воинственными нацизмом и фашизмом они предпочитали так называемую «политику умиротворения агрессора», де-факто направленную на стравливание Германии и СССР, которое, по их коварным планам, должно было привести к войне, сопоставимо разрушительной для обеих сторон, когда как британцы и французы благополучно отсиделись бы и извлекли бы из чужого горя одни выгоды.
Сталин видел, чего хотят ведущие западные игроки и открыто предупреждал, что им не получиться остаться в стороне от агрессии окрепшей Германии и ее сателлитов. Его слова оставлялись без внимания, Запад дальше гнул свою порочную линию.
Англия и Франция признали захват Италией Эфиопии, косвенно поддержали профашистских франкистов во время гражданской войны с законным республиканским правительством в Испании, закрывали глаза на наращивание военной мощи Германии после прихода к власти Гитлера, а пика циничного потакания Нацистской Германии и фашистской Италии достигли в 1938 году с «мюнхенским сговором».
Британский и французский премьеры Невилл Чемберлен и Даладье на встрече с лидерами Германии и Италии Гитлером и Муссолини, прошедшей в конце сентября того года в Мюнхене, за глаза решили судьбу независимой Чехословакии: президента Бенеша заставили признать отторжение населенной преимущественно немцами Судетской области, в кратчайшие сроки эвакуировать оттуда чешских военных и мирных чехов, а также приступить к удовлетворению территориальных претензий Венгрии и Польши.
А еще на территории Чехословакии была основана Карпатская Украинская республика, явно враждебная СССР – геббельсовская пропаганда называла ее плацдармом для борьбы за независимость украинского народа.
Гитлер оказался приятно ошеломлен угодливостью Англии и Франции. Франция, опасаясь своей слабости, неукоснительно следовала за англичанами. А Англия наивно рассчитывала, что «умиротворение» Германии в виде удовлетворенных при ее содействии притязаний не развяжет с ней войну, далее переключившись на СССР. Боеспособность же Советского Союза в связи с репрессиями, скосившими верхушку военно-инженерного состава Красной Армии, англичане считали безнадежно подорванной.
Но в планах Германии было расширить свое «жизненное пространство» и на территории Британии и Франции. Гитлер не только не собирался от них отказываться, а еще и воспринимал трусость англичан и французов как знак слабости, все больше веря в то, что легко с ними расправится.
Весной 1939 года фюрер показал свое полное пренебрежение к ним. Отказавшись от следования Мюнхенским соглашениям (даже при всей их беспрецедентности, для Гитлера они были недостаточными, а лишь этапными), рейх уничтожает Чехословакию, включив Моравию и Богемию в состав Германии в качестве протекторатов, а Словакию превратив в вассальное государство, осуществляет аншлюс (присоединение) Австрии, вынуждает Литву передать Клайпеду (Мемель), а Италия оккупирует Албанию.
Тогда же портятся отношения Германии и Польши, что было закономерно.
Польша прислуживала рейху, участвовала в разделе Чехословакии, получила Тешинскую область. Но Гитлер вскоре потребовал от «шестерки» Данциг (Мемель), а, откусив его, хотел затем проглотить и все польское государство.
На фоне разразившегося кризиса, окончательного крушения Версальской системы и явного провала «политики умиротворения» Англии и Франции логично было бы, наконец, обратить взор на СССР, поняв, что на миролюбие Нацистской Германии в чей-либо адрес рассчитывать бесполезно. И они, действительно, стали поворачиваться в сторону Советского Союза, только нехотя, вполоборота.
СССР предложил Великобритании и Франции заключить тройственный договор с военной конвенцией. Но англичане к предложениям отнеслись холодно.
На переговоры вместо главы МИД Галифакса отправился второразрядный чиновник Форин-офиса Стрэнг. На самих переговорах СССР пошел во всем навстречу британцам, а вот они отказались предоставлять гарантии безопасности Финляндии и странам Прибалтики, оставляя Советский Союз уязвимым на северо-западных рубежах.
При обсуждении возможности подписания военной конвенции СССР представлял нарком обороны Ворошилов, а Англия и Франция направили представителей без полномочий подписания конвенции, прямо демонстрируя свое отношение. Кроме того, Польша и Румыния наотрез отказались от соглашений по коллективной безопасности с участием СССР.
Сталин послал сигнал Западу, сменив более пробритански настроенного наркома иностранных дел Литвинова на нейтрального и готового к переговорам с Германией Молотова. Англия и Франция не вняли. Сохранялся даже риск, что они все-таки объединятся с Германией против СССР. И уж точно был высок риск скорой войны с Германией, в которой Германию поддержат партнеры по «оси», Италия и Япония, а также еще ряд зависимых государств, а СССР останется едва ли не в изоляции.
Именно в такой обстановке СССР начинает переговоры с Германией, по итогам которых подписывает знаменитый пакт.
Разве всех перечисленных обстоятельств недостаточно, чтобы считать его подписание вынужденным геостратегическим шагом и «меньшим из зол» для СССР на фоне двуличной и советофобской политики коллективного Запада? Пусть каждый ответит для себя сам.
Ринат Камалиев
