В Москве 29 июля умер ученый, общественный деятель Юрий Алексеевич Рыжов.
Рыжов родился 28 октября 1930 года. Был ректором Московского авиационного института (МАИ). В 1989–1991 годах – депутат Верховного Совета СССР, член Президиума Верховного Совета СССР. В 1992–1999 годах – чрезвычайный и полномочный посол России во Франции, член Президентского Совета.
В декабре 2015 года Юрий Рыжов был гостем программы Леонида Велехова "Культ личности".
Юрий Алексеевич Рыжов – личность уникальная, без всякого преувеличения. Нет в истории России второго человека, который бы четыре раза отказывался от предложенного ему поста премьер-министра, и еще один раз – от поста президента Академии наук.
При этом меньше всего Юрий Алексеевич похож на этакого "господина Нет". Наоборот, это человек, всегда принимавший и принимающий вызовы жизни. В советское время он сделал блестящую карьеру ученого и организатора науки, ее вершиной стал пост ректора одного из самых знаменитых советских вузов, МАИ. А в перестройку ввязался в политику, пошел на первые в новейшей истории страны честные выборы, выиграл их, стал народным депутатом. Его полюбил Горбачев, приблизил к себе. Рыжова, впрочем, трудно было не полюбить, что женщинам, что мужчинам, – обаятельный красавец, умница, с бархатным голосом, с великолепной русской речью.
Но когда он увидел, что тормозом на пути горбачевских реформ стало агрессивно-послушное большинство тех самых народных депутатов, и этому большинству сам Горбачев не находит в себе силы противостоять, Рыжов стал одним из организаторов того оппозиционного, демократически мыслящего меньшинства на Съезде, которое вошло в историю под именем МРДГ – Межрегиональной депутатской группы. При этом он не предал Горбачева, остался его другом.
Во времена Ельцина он стал послом в Париже. Это Ельцин, который тоже, конечно, не мог не оценить масштаб и обаяние личности Юрия Алексеевича, четырежды предлагал ему пост премьера. И четырежды получал отказ, но зла на Рыжова не держал.
Но вот с нынешним российским руководителем Рыжов с самого начала не сошелся. Не характерами, конечно, а взглядами. В отличие от многих деятелей 90-х, которые в 2000-е с легкостью отреклись от демократических идеалов и принципов, Рыжов своему кредо не изменил.
Это еще одно, может быть, главное "нет", которое он сказал в своей жизни. Он сказал "нет" попыткам возродить в России тоталитарный режим, культ личности, преследование инакомыслящих.
Он, немолодой уже и не очень крепкий физически человек, вместо того, чтобы удалиться на покой, стал оппозиционером, диссидентом и правозащитником.
Студия
Леонид Велехов: Юрий Алексеевич, во первых строках хочу вас поздравить с прошедшим днем рождения.
Юрий Рыжов: Да, великий праздник!
Леонид Велехов: Да, да, 85-й по счету. Это, конечно, возраст. Но у меня такое ощущение, что вы не чувствуете себя старым человеком. Или я ошибаюсь?
Юрий Рыжов: Да нет, старым я себя не чувствую, но ветхим чувствую. (Смех в студии.) Физическая ветхость. Я ведь когда-то был спортсменом.
Леонид Велехов: Велосипедистом, если не ошибаюсь.
Юрий Рыжов: Да. И первыми начали отказывать ноги. Но ничего, машину пока вожу, потому что ходить не люблю.
Леонид Велехов: Так что будем считать, что все в порядке.
Юрий Рыжов: В этом смысле – абсолютно!
Леонид Велехов: А вот есть теория, кажется, Анна Андреевна Ахматова ее придерживалась, что на самом деле у человека один возраст навсегда – у каждого свой. Она говорила, что Гумилеву навсегда было 13 лет, ей – 18. Вы склонны в такую теорию верить? Если – да, то какой бы возраст вы себе определили?
Юрий Рыжов: При всем уважении и к Гумилеву, и к Ахматовой, эту философию я не очень понимаю. Поэтому не могу приписать себе какой-нибудь возраст.
Леонид Велехов: Тогда начнем с начала. Вы ведь учились в 59-й школе на Арбате?
Юрий Рыжов: Да, в Староконюшенном переулке.
Леонид Велехов: В знаменитой школе, бывшей гимназии. Столько из нее вышло, что называется, хороших людей – и Завадский Юрий Александрович, и Плятт, и академик Аверинцев Сергей Сергеевич, и академик Арнольд, и академик Маслов, и Мясников, и Зимин Дмитрий Борисович.
Юрий Рыжов: Да, и еще член-корреспондент, замечательный математик Лев Дмитриевич Кудрявцев, который преподавал на физтехе, а потом был замдиректора в Стекловке.
Леонид Велехов: Это что, какая-то особенная школа была?
Юрий Рыжов: Не знаю, может быть, район особенный. Просто характер, тип населения в районе Арбата все-таки имел свою специфику, несмотря на все коммуналки, уплотнение, переселение народов. Какое-то ядро сохранялось, наверное. Хотя, черт его знает, во дворе у нас были точно такие же порядки, наверное, как во дворе, где воспитывался наш нынешний президент.
Леонид Велехов: Арбат, с одной стороны, был центром, сердцем Москвы, с другой, район очень демократический и пестрый. Вот это такой котел плавильный...
Юрий Рыжов: Понятие, что такое демократия, тогда нам было недоступно. Нам бы только без крови подраться во дворе – уже хорошо!
Леонид Велехов: Удавалось?
Юрий Рыжов: Да. В основном, всегда удавалось, потому что был пахан, который разнимал. Ну, ничего, дворовое воспитание тоже воспитание. Но зато домашнее воспитание было совершенно другим. И уж потом в школе – совершенно другая атмосфера. Так что, как говорится, перекатывались из одного времени в другое, из одной среды в другую. Искупались в десяти ваннах, молодыми выскочили.
Леонид Велехов: А Арбат был уже тогда мифологизирован, или это все-таки позднее, с Окуджавой пришло?
Юрий Рыжов: Нет, не был мифологизирован. Я не чувствовал этого. Мифа не было. Вот Арбат. Вот ходили трамваи. Потом сняли. Потом ходили троллейбусы. Ездил товарищ Сталин в Кремль по нему.
Леонид Велехов: Видели когда-нибудь?
Юрий Рыжов: Машину видел. И в профиль видел. И топтунов видел, которые стояли в хороших шубах с воротником и в шапках, но при этом в валенках и галошах, зимой.
Леонид Велехов: Как у Слуцкого: "Однажды я шел Арбатом,//Бог ехал в пяти машинах".
Юрий Рыжов: В трех. Больше трех не видел никогда. Все "Паккарды" были, неизвестно, в какой он сидит. И не раз я понимал, что он сидит сзади не на сиденье, а там поставлено кресло. И он сидит в фуражке, сгорбившись. Чуть-чуть затемненные окна. Но можно сразу было узнать, что это он.
Леонид Велехов: А какое ваше самое яркое, самое теплое воспоминание, с Арбатом связанное?
Юрий Рыжов: Не знаю. Просто я к нему привык – настолько это была моя улица, ведь дом стоял в ста метрах от Арбата. Там все – и в булочную туда, и в кино. В "Юный зритель" можно было пойти, в "Науку и знание" – это в "Праге".
Леонид Велехов: Ну, и "Художественный"…
Юрий Рыжов: "Художественный", на Арбатской площади. Это моя улица. Я знал, где булочная, где масло купить. "Решетчатый" – магазин продовольственный. Почему назывался "решетчатый"? Потому что после закрытия двери закрывались выдвигающейся решеткой-гармошкой.
Леонид Велехов: А какой это?
Юрий Рыжов: Если идти от Староконюшенного к Арбатской площади, сразу после "Военной книги". Потом еще был большой гастроном на углу, это уже следующий переулок…
Леонид Велехов: Дальше "Консервы" знаменитые, с соком.
Юрий Рыжов: Да. Меня там папа поил томатным соком с перчиком, с солью. Это я прекрасно знаю.
Леонид Велехов: Там был огромный подвал, откуда и подавался этот сок.
Юрий Рыжов: Подвала мы не видели. Помню эти конуса с соком, солонки мокрые стояли, перчик. А напротив тоже был великий магазин, "Диета". Когда я прихожу сейчас к Людмиле Михайловне Алексеевой, то оглядываюсь и не узнаю эти места. А ведь это и после войны был знаменитый магазин.
Леонид Велехов: Он в и 60-е, и в 70-е славился.
Юрий Рыжов: Да.
Леонид Велехов: Раз вспоминаем детство: какую роль в вашей жизни сыграли родители?
Юрий Рыжов: Огромную! В основном, личным примером и большой озабоченностью мамы моим и моей сестры образованием. Папа получил до революции среднее образование, типа финансово-клерковское. Потом он отвоевал всю Первую мировую войну, закончил прапорщиком. Вернулся. Нашел мою маму. Они уже были знакомы до этого. Они поженились в 1918 году. Потом Нинка родилась. А мама и мой отец попали в Москву по разным причинам с разных концов Центральной России в 12 лет. Маму послал в Москву ее отец как старшую. У них была многодетная семья в Смоленской губернии, деревня Поповка. И нужно было заработать деньги на еще одну десятину земли, чтобы прокормить остатнюю семью.
Леонид Велехов: В 12 лет!
Юрий Рыжов: Да, в 12 лет. Она до этого окончила три класса сельской школы. Учитель ей говорил: "Настька, тебе надо учиться. Ты очень умная". И была какая-то богатая крестная, которая якобы хотела оплатить маме учебу в смоленской гимназии. Но не получилось. И вот тогда ее послали на заработки. Она начинала прислугой у прислуги. Богатый дом, прислуга, а у нее еще девчонка на побегушках, на грязной работе. Так вот, у матери остался комплекс недоученности. А папа работал всю жизнь бухгалтером. И он, видимо, хорошо зарабатывал. У нас были две комнаты в этой квартире на Староконюшенном. Мы там жили – мама, папа, бабушка, я и сестра Нина. Меня еще не было, когда Нинке купили рояль кабинетный и заставили учиться музыке и немецкому. Нинка знала немецкий блестяще. Но меня тоже заставили. Я с первого класса по десятый учил частным образом немецкий язык, хотя в школе якобы я должен был изучать французский. В конце концов, я закончил школу – в аттестате два языка. Кому они оказались нужны? Никому. Потом вся научная литература пошла по-английски. И мне пришлось учить этот язык.
Леонид Велехов: Но французский потом вам пригодился? Или он к тому времени уже забыт был?
Юрий Рыжов: Сильно забыт, но кое-что вспомнилось. Потому что какое-нибудь собрание французских политиков, они собираются ради того, чтобы поговорить с послом. Я прихожу с переводчиком. И когда он переводит на французский, я его иногда поправляю. А когда мы расставались, за день до отъезда, Ширак, с которым у меня отличные отношения сложились, пригласил нас с женой в Елисейский дворец, к себе в кабинет. Мы разговаривали целый час, без перевода. Хотя был мой помощник с языком и переводчица, которая тогда переводила все советско-французские переговоры. Она недавно умерла. И Ширак, прощаясь, говорит: "Господин посол, вы приехали сюда без единого французского слова, а теперь мы целый час разговариваем". Я говорю: "Ошибаетесь, господин президент. Я приехал сюда, зная несколько французских слов: бонжур, мерси, пардон".
Леонид Велехов: Возвращаясь из эпохи вашей работы во Франции, в ваше детство. Насколько хорошо вы помните именно сталинскую эпоху, ее трагедии, ее радости, ее беды, то есть всю ее палитру? Ведь репрессии, насколько я знаю, вашу семью фактически миновали. Какой она в ваших воспоминаниях предстает, та эпоха?
Юрий Рыжов: У нас история была такая. До моего рождения это произошло. По-булгаковски будем рассуждать, квартирный вопрос многих испортил. Поскольку у нас было две комнаты в 4-хкомнатной квартире на 4-м этаже в хорошем доме в Староконюшенном, поступил донос, что в квартире Рыжовых встречаются сотрудники польского посольства. А Польша была тогда главным врагом. И поляки приходят к Анастасии Петровне Рыжовой на ее замечательные пироги, и все такое. Ничего этого, конечно, и помине не было. Но папу взяли и – в Бутырку. Мама носила передачи по вечерам. Ее вызывали на Лубянку несколько раз на допросы, тоже по ночам. Мать была железный человек. У нее сила воли была поразительная. Она в своей жизни два раза мешочнила. В Гражданскую войну ездила в переполненных бог знает кем поездах куда-то на юг. А в 1942 году, когда моя сестра и ее муж, оказались в эвакуации, где в открытом поле, в скотных дворах, разбили эвакуированный завод, чтобы там делать кое-какую авиационную промышленность, она зимой мешочнила по Тоболу, чтобы Нинку с Сережей подкормить. Два раза в жизни мешочнила. Это надо иметь силу воли. В 1920 году – это одно. Ей было 26 лет. А в 1943-м? Сколько маме было, она с 1894 года?! Под пятьдесят уже… А отец своим примером поведения нас учил. Это был человек очень строгий, в смысле требовательный, но без всяких жесткостей. И своим примером он показывал хладнокровие, порядочность и честность в отношениях с людьми. Друзья к нему приходили, по воскресеньям собирались у нас. Это было до войны еще. Приносили четвертинку водки. Они тоже были бухгалтерами. Приносили хорошую любительскую колбасу и сыр. Я таскал кусок любительской колбасы, а потом меня отправляли спать. (Смех в студии.) А разговаривали о своем. Потом мне отец повторил суть их разговоров, в более взрослом возрасте. У меня где-то написано, что мне отец после войны объяснил, что бесконкурентная экономика бессильна, у нее нет будущего.
Возвращаюсь к аресту. Разобрались, и отца выпустили. Что отец вынес оттуда? Первое. Он научился из хлеба делать шахматы и играть на цементном полу. И второе – делать из бутылки стакан. Он мне объяснил, как это делается. Берется обычная бутылка, надевается на нее петля из шнурка. Натираешь этой петлей бутылку в одном и том же месте, потом суешь в холодную воду, и верх бутылки ровно откалывается по следу натирания. А потом о каменный пол чуть-чуть затачиваешь края. И у тебя свой стакан в тюрьме.
Леонид Велехов: Потрясающе! Никогда не знал о такой технологии!
Юрий Рыжов: Через 40 дней его вызвали, извинились, сказали, чтобы они нигде об этом не поминал, что все это ложь. И отпустили домой… Я знаю, что у отца был наградной револьвер. Когда его пришли арестовывать, вроде мать успела его со шкафа схватить и под фартук спрятать. Слава богу, не нашли. А потом вроде бы она его в Москва-реку выбросила. И когда Борю Немцова убили, и там шарили, я подумал: "Неужто найдут папин револьвер на дне?"… Вот так благополучно кончился наш полурепрессивный период. Остальное пронесло.
Леонид Велехов: А сейчас о взрослых годах вашей жизни. Вы были очень успешным советским ученым, деятелем науки, ректором крупнейшего московского института МАИ. Как и зачем вы ввязалась в свержение советской власти? Чем она вам не угодила?
Юрий Рыжов: Ну, не так было. Почему я пошел на выборы в 1989 году? Я уже ректор был, и не первый год. А поскольку я в МАИ работаю с 1960 года, я всех знаю, и меня все знают. И коллеги мне говорят: "Иди, избирайся по Ленинградскому району". Это огромный округ – 700 тысяч избирателей. Я говорю: "Зачем?" – "А вот наденешь флажок, будешь ногой любую дверь открывать и поможешь институту". (Смех в студии.) Тем более ситуация была такая: господа профессора мне говорили, а это вторая половина 80-х: "У нас на кафедре появился персональный компьютер коллективного пользования". (Смех в студии.) Их было считаное количество, компьютеров! И 300 с лишним кафедр! И у некоторых кафедр появились персоналки, причем еще советская персоналка, полная дрянь была. А у некоторых появились первые самые зарубежные, с простейшим процессором, уже нормальные. Буду дверь открывать – добуду. И я выиграл районные выборы. У меня были на финале два оппонента. По центральному телевидению дебаты показывали. Я, видимо, их здорово выиграл.
Леонид Велехов: Я помню, очень здорово!
Юрий Рыжов: Один оппонент был очень хороший – академик медицинских наук, по детям врач. Замечательный человек, но проиграл. Потому что, видимо, не так болтлив был, как я. Другого я тоже знал – выпускник МАИ. Он тогда руководил фирмой, которая сейчас у всех на устах. Называется "Алмаз-Антей". Он делал ракеты. В свое время он окончил МАИ и работал у меня. В общем, они меня уговорили, я пошел. И тут же некая оппозиционная создалась группа. После первого заседания я обратился к господину Лукьянову, моему вечному потом оппоненту, и попросил выделить помещение, чтобы собраться московской группе. Он мне выделил помещение рядом со Спасской башней в Кремле, которое стало впоследствии залом заседаний не съезда, а Верховного Совета, где я потом два года с лишним протирал штаны на лавке как член Президиума Верховного Совета, руководитель Комитета по науке и образованию. И там вечером мы собрались. Как-то света мало было. Я не знал, где включать. Смотрю, человек 400 сидит. Я вышел к микрофону и сказал, что вот я выбил это помещение для московской делегации. А теперь можете разговаривать. Я знаю, что вы хотите обсудить, кому предложить слово на пленарных заседаниях съезда от Москвы. Там долго базарили. Я сидел, слушал. И договорились, что будут выступать Гавриил Попов и Юрий Николаевич Афанасьев, ныне покойный. На том и разошлись. В результате, когда создалась Межрегиональная депутатская группа во главе с Сахаровым, Ельциным и другими, я в руководство, несмотря на требование Попова, не вошел. Но стал ее, так сказать, менеджером.
Леонид Велехов: Зачем столько раз отказывались от должности премьер-министра? Аргументы ваши я знаю. Но вот не отказались бы, стали премьером, а потом, дай бог, и преемником Ельцина на президентском посту…
Юрий Рыжов: Фантазируйте, фантазируйте. Я вам точно могу сказать, что если бы я согласился, то мы бы с вами не встретились в жизни никогда.
Леонид Велехов: Как это?!
Юрий Рыжов: Потому что я ни хрена не понимаю ни в экономике капиталистической, ни в какой другой. Для меня вся экономика – деньги в тумбочку и деньги из тумбочки. Все! А главная проблема, я же видел – экономическая разруха, кранты полные. Значит, либо меня надуют какие-то жулики, подставят, либо я надорвусь от старания и лопнет что-нибудь в организме. И тогда мы с вами не встретимся. (Смех в студии.) Поэтому это было четко осознанно. Первый был отказ еще когда Ельцин стал главой РСФСР. Он меня вытащил на разговор, но я уговорил Силаева уйти из зампредов Совета министров СССР в председатели Совета министров РСФСР.
Леонид Велехов: То есть это вы его сосватали?
Юрий Рыжов: Да, я его уговорил. Я с ним хорошо знаком был. Он был министром авиационной промышленности.
Леонид Велехов: Премьерство не ваше дело.
Юрий Рыжов: Нет.
Леонид Велехов: А дипломатическая служба? Вы же не карьерный дипломат, а поехали послом.
Юрий Рыжов: Абсолютно!
Леонид Велехов: Что вам дала дипломатическая служба? Как вы вспоминаете эти годы?
Юрий Рыжов: С большим удовольствием. Во-первых, я эту страну уже знал. Меня начали выпускать, несмотря на все моим "допуски", на Запад с 1967 года – сначала в Австрию, а потом во Францию. И уже в США я побывал, и в Англии. Но больше всего мне нравилась Франция. Я ее сколько объездил, уже будучи послом. Объездил за рулем, потому что я только на официальные визиты или в дальнюю поездку в качестве дублера брал водителя. Скажем, в Страсбург, это примерно 500 км.
Леонид Велехов: Далековато по европейским меркам.
Юрий Рыжов: Я за 3 часа проходил. Потому что там платежка только в начале и в конце. А вот если вы едете на север, там несколько платежек. И на них теряешь время.
Леонид Велехов: Гоняли вовсю!
Юрий Рыжов: Я попался на этом деле. Меня отпустили, хотя и с недоверием посмотрели на мою карточку: господин посол был в джинсах и майке. Я спрашиваю: "Какая у меня скорость была?" Офицер говорит: "180". Я говорю: "Слава богу, а то у меня и за 200 было". (Смех в студии.) И мне офицер объяснил, что если бы не дипломатическая карточка, то было бы 900 с чем-то франком штрафа.
Леонид Велехов: А почему не остались на дипломатической службе после окончания? Стали бы министром иностранных дел и тоже, может быть, дело пошло по-другому?
Юрий Рыжов: Нет! Что-то вы запутались. Как это в 69 лет идти в министры?
Леонид Велехов: Ну и что?
Юрий Рыжов: Нет, нет. Да, потом главное, что мне это неинтересно. Мне неинтересно быть чиновником. Они мне предлагали, когда я вернулся, остаться в МИДе послом по особым поручениям. Я отказался. Это что, я буду ходить на Смоленку в это чиновничье заведение?! Но я прогадал, как я потом выяснил, в пенсии.
Леонид Велехов: Не заработали?
Юрий Рыжов: Да, потому что у меня 9 лет считается государственной службы – Верховный совет плюс 7 лет в посольстве. А нужно 10. Поэтому у меня самая обыкновенная пенсия.
Леонид Велехов: Что же вы непрактичный такой человек?! Практичные люди все подсчитывают до месяца.
Юрий Рыжов: А вы меня спрашиваете, почему я не пошел в министры и все такое! Такого идиота разве можно министром сажать?! (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Вы чудо и совершенно уникальный случай.
Юрий Рыжов: Спасибо за комплимент.
Леонид Велехов: Вы человек такого высокого статуса – чрезвычайный и полномочный посол, академик. Это я беру только пожизненные степени и звания. Люди такого статуса, уходя на покой, живут себе спокойно где-то там в Барвихе, в Усово…
Юрий Рыжов: Нет у меня там базы...
Леонид Велехов: …считая, что они свое родине отслужили, и вполне соглашаясь с тем положением дел, которое сегодня на родине есть. Что вас толкнуло перейти в открытую, серьезную оппозицию к нынешней власти?
Юрий Рыжов: Да, я сначала не намеревался идти в оппозицию. Я пытался показать власти, что у нее есть ошибки. Потому что когда я вернулся, мне сообщили, что начали строить "дела ученых-шпионов". И тогда мы договорились с моим покойным соседом по дому Виталием Лазаревичем Гинзбургом, с покойным большим другом Сергеем Капицей, с Людмилой Алексеевой и еще несколькими людьми, и стали писать во все инстанции, уговаривая власть не делать этих глупостей. В результате нам ничего не удалось. Хотя сперва физика Данилова из Красноярска присяжные оправдали, но потом, адвокатесса мне сказала, в новый состав присяжных включили бывших сотрудников КГБ, одного из которых я знал, он был секретарем комсомольской организации МАИ когда-то, а потом пошел служить в КГБ. Потом у него были большие приключения, но в составе присяжных он оказался как частное лицо. Видимо, не он один был такого рода. И, конечно, Данилова закатали на 14 лет, которые он практически все отсидел. И таких дел прорва! Уже сидит больше десяти человек, получив приговор – по 5–6 и больше лет. А некоторые еще в СИЗО сидят. Недавно закончилось одно дело: человек, который возглавлял второй по значимости институт атомной промышленности, больше двух лет просидел в СИЗО, потому что никак не могли приклеить ему глупости всякие. В результате экономику приклеили, а не шпионаж, хотя он ни в чем не был замешан. Я же, когда он еще в СИЗО сидел, все, что мог, делал. Я пошел к Элле Памфиловой. Я до этого ходил к Володе Лукину. Старые знакомые, старые друзья.
Леонид Велехов: Насколько вы себя комфортно чувствуете, оказавшись уже во вполне почтенном возрасте в роли диссидента?
Юрий Рыжов: Я себя очень комфортно чувствую не в роли диссидента. Я себя чувствую комфортно в роли свободного человека, который ни от кого, наконец, не зависит, кроме своей семьи. И то, что делал, то и буду делать. Хотя думаю, что безнадежное совершенно дело.
Леонид Велехов: Что вас больше всего не устраивает из того, что творится в стране, из того, что делает власть?
Юрий Рыжов: Меня все не устраивает, потому что страну развернули в средневековье – раз. Погубили науку и образование – два. Не буду о говорить о социалке. Там тоже свои проблемы, но есть другие люди, которые в этом лучше разбираются и пишут об этом четко и объясняют, что к чему. Но страна в экономическом крахе. Она накануне социальных кризисов. Мы находимся, повторяю как попугай, в системном кризисе, в смуте. И он обязательно прострельнет. Может быть, не при моей жизни. Но как он прострельнет, и чем сменится?! Никаких гарантий, что будет лучше. Может оказаться еще страшнее, потому что слишком запустили процессы, изуродовали абсолютно с помощью"ящика" психику людей. Я-то за себя не боюсь. Я боюсь за внуков, которые будут жить в этой стране. Они не имеют возможности уехать из этой страны.
Леонид Велехов: А вы считаете, что стоит уезжать?
Юрий Рыжов: Да, я об этом уже говорил. Более того, когда Медведев сказал ученым – возвращайтесь, я написал откровенную статью о том, что не надо возвращаться по многим причинам. Не по материальным, нет, им помогут здесь озолотиться. Но здесь им будет труднее с научным оборудованием – раз. Второе – они будут бояться контактировать со своими коллегами на Западе, чтобы не оказаться за решеткой. Так зачем же возвращаться? Вот ребята из моего института, молодые ребята, получили блестящее образование на физтехе. Они поработали как кандидаты наук в Черноголовке. Это блестящее заведение. Но реализовать себя дальше уже им не хватало или оборудования, или еще чего-то. Мне еще академик Месяц, когда был президентом Академии, жаловался. Я, говорит, закажу оборудование, а оно придет тогда, когда уже другие на этом оборудовании все откроют и найдут. Поэтому я написал – не возвращайтесь. Никто меня не убил за это.
Леонид Велехов: Но если отсюда вот эти жалкие 10–12 процентов уедут, то какая вообще перспектива?
Юрий Рыжов: Никакой. Потому что мы прошли точку невозврата. И давно.
Леонид Велехов: Вы меня своим пессимизмом убиваете.
Юрий Рыжов: А что, я пришел утешать вас? Я же не духовное лицо.
Леонид Велехов: Чтобы немного развеяться, я бы хотел на более легкие темы перейти. Вы действительно умеете двумя руками писать разные тексты?
Юрий Рыжов: Нет, разные тексты – нет.
Леонид Велехов: А как, расскажите?
Юрий Рыжов: Я пишу симметричные тексты. Это будет справа налево, тогда можно на свет или в зеркало прочитать. А этот будет обыкновенный. Я левша. Когда мне отец купил первые в моей жизни наручные часы, здоровые. Кировского завода, у них вечно ломался маятник. И потом часовщик, который починял им все время (это был 1944-1945 год), сказал: парень, может быть, ты левша? Я говорю – да. Молотком много машешь? Да. Вот поэтому маятник и ломается! С тех пор я ношу часы на правой руке.
Леонид Велехов: А как вы открыли в себе это искусство, писать двумя руками?
Юрий Рыжов: Это случайно. Я живописью занимался и рисованием. Все это делал левой рукой. Но в школе меня переучили, заставили писать правой рукой. А потом в 8-м классе я сижу, делать нечего на уроке. Я беру лист и начинаю писать в обратную сторону. Получилось. Вот и все.
Леонид Велехов: Это ведь какое-то особое свойство мозга, видимо.
Юрий Рыжов: Не знаю, у меня и мама левша.
Леонид Велехов: Но, извините, не все левши могут писать так, как вы.
Юрий Рыжов: Леонардо да Винчи писал так.
Леонид Велехов: Этот-то пример я знаю, на него и намекаю!
Юрий Рыжов: Я видел эти рукописи в Парижском музее.
Леонид Велехов: Я думаю, вам этот пример льстит.
Юрий Рыжов: Еще бы! (Смех в студии.) Тут одни бандиты недавно написали на меня большой пасквиль и сравнили меня с Сахаровым. Мне дочери говорят: "Зачем ты это читаешь?!" Я говорю: "Это большая честь для меня. Я стою там рядом с Сахаровым, как враг России! Он и я!".
Леонид Велехов: Вы до сих пор за рулем?
Юрий Рыжов: Да. Просто у меня хуже ноги стали ходить. Поэтому я стараюсь за угол за сигаретами съездить на машине.
Леонид Велехов: Напоследок задам несколько псевдофилософских вопросов. Какие качества вы больше всего цените в людях?
Юрий Рыжов: Человечность.
Леонид Велехов: А какие больше всего не принимаете, не переносите?
Юрий Рыжов: Душевную мерзость.
Леонид Велехов: В вашей жизни были поступки, которых вы стыдитесь?
Юрий Рыжов: Да. Но никогда вам о них не расскажу.
Леонид Велехов: Конечно, понимаю. А вы жалеете, что чего-то вам не удалось в жизни сделать?
Юрий Рыжов: Конечно, жалею! Мне не удалось возродить воздухоплавание в России. Во всех журналах мира писали про термоплан мой. Все хотели, чтобы он был. Мои ребята уже его сделали в Ульяновском авиационном комплексе и вывели из ангара пробный аппарат, 40 метров в диаметре, а в окончательном варианте он должен был 200 метров диаметром. Я выбил деньги у правительства СССР на это, но тут кончился СССР. Потом, когда я возвратился из Франции, решил больше экзотикой не пугать и предложил делать дирижабль. Тоже нашел государственные деньги. Но деньги кончились. Тогда кончился Советский Союз и деньги. А здесь кончились деньги у Миннауки. Мы не доделали. Все части сделаны были, построили ангар, где лежат все части этого дирижабля, кроме оболочки. Ее не надо заранее шить, она сгниет. А все остальное – железо и двигатель – есть. Это все неосуществленные проекты.
Леонид Велехов: Вы человек бесстрашный и независимый. Тем не менее, чего-то вы боитесь в жизни?
Юрий Рыжов: Боюсь.
Леонид Велехов: Чего?
Юрий Рыжов: За детей и внуков. А за себя – нет, точно. Это вы правильно сказали, что я сам за себя никогда не боялся.
Леонид Велехов: С возрастом человек становится смелее и независимее? Потому что все-таки с возрастом человек становится более беззащитным физически…
Юрий Рыжов: Физически – да, я беззащитный. Но я не боюсь физического нападения. Ну, трахнут меня палкой какой-нибудь на улице – ну и черт с ним. В конце концов, какая убыль для страны? Жалко детей.
Леонид Велехов: Я уверен, что этого никогда не случится.
Юрий Рыжов: Я тоже уверен. Вот эта наглая уверенность у меня есть, хотя это глупая уверенность.
Леонид Велехов: Это было замечательно, спасибо!
В эфире Свободы – радио, которое не только слышно, но и видно, – вы смотрели и слушали новый выпуск программы "Культ личности". Его гостем был Юрий Алексеевич Рыжов, человек из числа тех, простите за пафос, кого называют совестью нации. С вами был Леонид Велехов, всего вам доброго, встретимся на том же месте, в тот же час, через неделю.
Юрий Рыжов: Спасибо, Леонид!
