Борис
К сожалению, в большинстве своем нынешние российские ученые — пожилые трутни, не способные ни на что, кроме вялого трепа о трудностях современной жизни. Раз в год они пишут небольшую статью в соавторстве с каким-нибудь молоденьким аспирантом и публикуют ее в институтском журнале. На большее им не хватает ни ума, ни таланта, ни терпения. Практически весь свой рабочий день проводят они в беседах о политике. Все они, как один, — патриоты, любящие Россию нервически, до судорог, до боли в спине, до язвы кишечника. Любимая же наша Родина, прекрасная и могучая Россия, наоборот, терпеть их не может, морит голодом и холодом, бьет и калечит, дразнит и убивает, как они того, несомненно, и заслуживают.
Сегодня ученых собралось человек тридцать, доклады еще не начинались. Мы с Леночкой сидели в крайнем ряду у окна.
— Интересно? — спросил я Леночку.
— Пока не знаю. Тише!
— Нет проблем.
Я посмотрел в окно. Дорожку к институту мерно: «скреб-скреб» подметал дворник в оранжевой фуфайке. Скоро, скоро уже будет осень, с лужами, с мокрыми листьями на дорожках, с резким ветром и холодным мелким дождем. Но пока — на улице жарко, мы все счастливы и ленивы.
К доске вышел глава института, сказал короткое приветственное слово участникам конференции, после чего попросил Гришина сделать первый доклад. Я знаю Гришина давно — старый симулянт, бездарная сволочь — доклад его меня совершенно не интересовал. Я снова стал смотреть в окно.
Дворник уже закончил подметать дорожку и сел на лавочку. К нему подошел гаишник, о
— Так вот что мы имеем относительно мест обитания, — услышал я Гришина. — Как видите, профессор Климов в данном вопросе ошибается, проживает данная мушка на территории забайкальского округа. Вот они у меня помечены зеленым. И что я еще хочу сказать по поводу Климова. Некоторые отдельные товарищи решили, что публикация в зарубежном журнале — это и есть оценка их деятельности. Например, тот же Климов думает таким образом. Но это как раз неверная точка зрения. Наша наука идет сейчас совершенно в другом направлении, отличном от зарубежного. Наши пути иногда не просто пересекаются, но и прямо-таки враждуют друг с другом. И я считаю, что мы должны бороться с подходом господина Климова и ему подобных. И никакие там зарубежные ученые не вправе оценивать нашу науку. А господин Климов — портит ее! Мы должны дать ему отпор! До каких пор ему будет позволено публиковать всяческие оскорбительные высказывания о нашей науке?! Вот тут у меня статья, — Гришин достал из внутреннего кармана пиджака «Вестник». — Тут, например, говорится: «Несмотря на то, что в последнее время появилось множество методик оценки районов проживания насекомых, следует признать, что на настоящий момент хоть сколько-нибудь удовлетворительного решения данного вопроса не существует».
В зале стояла тишина. Все ждали продолжения.
— Это что же получается?! — крикнул вдруг Гришин. — Ведь это значит, что мы все ошибаемся, а один только профессор Климов весь в белом?! Так, что ли?! Я лично выдвинул три методики оценки места проживания мушки за прошедший год, и все они были признаны удовлетворительными. А теперь вдруг выходит эта статья, где утверждается, что методики ничего не стоят! Это как же понимать, я спрашиваю?! Это прямой плевок в лицо всей нашей науке и мне в ее лице.
— Сергей Александрович, — громко позвал я.
— Что? — Гришин недоуменно посмотрел на меня.
— А вы «за байкальский» специально раздельно написали? Или ошиблись просто?
— Что?! — Гришин ткнул указкой в карту. — Что?! Что вы такое позволяете себе?! Как вы смеете, молодой человек?!
— Это вы что позволяете?! — я вскочил. — Пользуетесь тем, что профессор Климов отсутствует, что мушка эта ваша никому даром не сдалась, вот и несете чепуху. Валяйте, попробуйте опубликоваться в «Вестнике», я посмотрю, как они будут хохотать над вашей дребеденью. Забыли уже, как они смеялись над вашей статьей о сойке?
— Плевать я хотел на ваш «Вестник», — крикнул нагло Гришин.
— И на всю биологию заодно, — сказал я. — Жирный идиот! Прекратите ассоциировать себя с наукой! Вы от науки дальше, чем старая бабка из колхоза! Где ваши публикации за последние пять лет? Что вы можете, кроме того, чтобы выдвигать методики, которые не выдерживают никакой критики? Кому вы нужны с вашей глупостью и бездарностью?!
— Что?! — взвизгнул Гришин.
— Вы — идиот! — крикнул я. — Глупый и напыщенный идиот!
Ведущий встал и попытался
Я встал и вышел и кабинета, громко хлопнув дверью. За мной выбежала Леночка.
— Борис, ну нельзя же так! — крикнула она
Я рыкнул на нее и стал спускаться по лестнице.
— Борис, ты меня слышишь — нет? — спросила Леночка, спускаясь за мной.
Я закурил на ходу.
— Слышу.
— Нельзя так обращаться с коллегами!
Я остановился на площадке между этажами, сел на подоконник и улыбнулся:
— Можно, Леночка. Мне — можно.
Она встала рядом со мной. Я курил, она молчала.
В коридоре никого не было, только изредка слышалась
— И что ты теперь собираешься делать? — спросила Леночка.
Я посмотрел в окно, на Леночку, сказал задумчиво:
— Садись.
Она села.
— Тебе
— Не надо грустить. Что ты
— О, Господи, — я улыбнулся, стукнул ее по носу. — Не обращай внимания, честно, все у нас будет хорошо, я уже про этот доклад забыл. Я про жизнь сейчас думал. Смотри — самолетик по небу летит, глянь, какой беленький.
Леночка засмеялась.
— Боря, все эти «смотри» я уже слышала двести раз. Почему все мужчины пристают так одинаково? Да и зачем? Неужто так неймется?
— А как же?! — я взгянул на нее ласково. — Ты красивая, умная, тебе еще учиться и учиться, у тебя еще вся жизнь впереди. А я дядька старый, видишь — зубы желтые, — я оскалился на секунду, показал зубы, — мне уже надо спешить, — я стукнул ее опять по носу.
— Боря прекрати! — Леночка гневно сверкнула глазками. — Сколько можно?!
— А вот тебе! — я стукнул ее еще раз по носу.
Она вскочила:
— Да… Как ты?.. Что это такое?!
— Цыть! — сказал я строго. — Сядь, тебе говорят, на подоконник, что ты людям мешаешь, заслоняешь обзор?
— Да ну тебя, — Леночка ушла.
Я потянулся лениво, зевнул, аккуратно закрыв рот ладонью, встал, закрыл окно на шпингалет и пошел вслед за Леночкой. Догнал я ее уже на лестнице.
— Леночка, — сказал я. — Ты прости меня, я глупый и несчастный, но ведь я не хотел тебя обидеть, веришь?
— Верю.
Я обнял Леночку за плечи и повел в кафе на первом этаже.
