Тому, что из всего бесценного драматургического наследия Артура Миллера режиссер выбирает именно «Салемских ведьм», вообще-то нужно скорее печалиться, чем радоваться. Куда приятнее было бы в который раз кропотливо разбираться в перипетиях знаменитейших психологических драм Миллера — семейной «Цены», социально-критической «Смерти коммивояжёра» или истории запретной любви «Вид с моста». Но нет: наше время подсказывает (и Сергей Голомазов это очень точно почувствовал) именно «Салемских ведьм» — историю о помешательстве общества и о том, как легко манипулировать человеческим сознанием, о спекуляции религией и о том, как ее можно использовать в корыстных целях.
Так называемый эзопов язык в разговоре о сегодняшних тревогах и испытаниях («Суровое испытание» — второе название этой пьесы) задан самим автором. Артур Миллер, ставший в конце 1940-х годов жертвой политики маккартизма, обратился к событиям конца XVII века. Тогда в городке Салем по обвинению в колдовстве два десятка человек были повешены, а еще две сотни брошены в тюрьму. Через несколько лет происшедшее было признано ошибкой, но салемская «охота на ведьм» вошла в историю.
В пьесе Артура Миллера немало действующих лиц, это жители города Салема разных возрастов. Драматург показывает, как обвинения в колдовстве и сотрудничестве с дьяволом захватывают все новые и новые семьи, как «дьявольщина» для одних становится легким инструментом для достижения своих житейских корыстей, для других — крушением всей жизни, а для власти — способом удержать людей в страхе и утвердить их в ощущении своего бесправия.
Сергей Голомазов, желая подчеркнуть универсальность пьесы Миллера, не стал помещать историю про мнимое колдовство в конкретные исторические обстоятельства. Действие спектакля происходит и не в незапамятном XVII веке, и не сейчас. В одежде и малочисленном реквизите не рассмотреть намеков на эпоху. Приметы конкретного времени здесь и вправду не нужны, вполне достаточно темы. Пьеса Миллера — из тех, слушая которые, буквально вздрагиваешь: а точно ли не сегодня в России написано?
Художник Николай Симонов построил на сцене Театра на Малой Бронной подобие дома — но стены из будто изрешеченных листов фанеры, так что ни от ветров, ни от чужих глаз здесь не укрыться. Позади этого «дома» иногда видны черные силуэты — будто повешенные. Еще стены напоминают перфокарты, с помощью которых когда-то, на заре компьютерной эры, хранилась информация, на них же работали первые ЭВМ. Вот и кажется, что в пьесе Артура Миллера зафиксирована какая-то свойственная человеческому обществу вредоносная программа, помогающая страху победить человечность, а религиозным фанатикам держать в повиновении свою паству.
Сергей Голомазов с горечью и вниманием разворачивает на сцене историю про общемировой Салем — ему здесь интересно все. Как простые обыватели, люди разных уровней образования и достатка вдруг превращаются в «слуг дьявола». Как быстро находятся у злодеев подручные, еще вчера, видимо, обычные люди, вдруг призванные к важному государственно-церковному «делу». Как ломаются самые молодые (Мэри Уоррен — отличная работа молодой актрисы Полины Некрасовой), как расцветают в дурной атмосфере алчность или мстительная ревность. В каждом случае режиссер дает зрителю возможность (точнее, заставляет) коротко, но без лишних иллюзий и пристально вглядеться.
В прошлом году, в ознаменование недавнего 100-летнего юбилея Миллера, на Бродвее поставили несколько его пьес, в том числе и «Салемских ведьм». Понимая всю глупость любых сравнений двух постановок, обращу внимание на лишь на одно обстоятельство, кажущееся мне примечательным. В нью-йоркском спектакле главным героем оказывался фермер Джон Проктор — этому герою предстоит либо отправиться на виселицу, либо спастись, признав факт своего свидания с дьяволом. В важнейшей сцене пьесы Проктор сначала подписывает ложное признание, но затем разрывает бумагу — честность, гордость и чувство собственного достоинства оказываются для простого фермера дороже самой жизни.
У нас, то есть в стране, где в самые жуткие времена самооговор не только не освобождал от страшного конца, но приближал его, в центре «Салемских ведьм» оказывается не Проктор Владимира Яглыча, а полномочный представитель губернатора, судья Дэнфорт. Возможно, впрочем, что дело не столько в разнице исторического опыта, сколько в таланте актера Михаила Горевого, сильнейшим образом играющего Дэнфорта — не сурового инквизитора, но самовлюбленного гаера, пресыщенного лицедея-психолога, наслаждающегося властью над окружающими. И когда в конце спектакля, выглянув из-под черного пальто висельника, одного из тех, которыми накрыли всех персонажей, Дэнфорт обращает к залу вопрос: «Что, думаете, кто-то заплачет по вам?» — становится ясно: охота на ведьм только начинается.
Роман Должанский
