Жизнь Владимира Набокова была сродни шахматной задаче. Своих литературных персонажей, рождённых в вихре бесприютной тоски, он расставлял на шахматной доске бытия по законам, ведомым лишь ему одному. Его рассказы, стихи, проза, создавались из материи особого свойства, диковинный рецепт которой Набоков изобрёл ТАМ, у других берегов, потеряв свои, родные. К русским читателям с «других берегов» Набоков вернулся в конце 80-х годов, благодаря «Лолите». Но мало кто знает, чем на самом деле была для него эта «бедная девочка».
Картинка, сгенерированная в Kandinskiy по запросу «Набоков»
Рождение Лолиты
Отправляя свой роман в очередное издательство, Набоков к рукописи «Лолиты» приложил записку: «Не хотите ли опубликовать бомбу замедленного действия…?».
Впервые «Лолита» была напечатана в 1955 году парижским издательством «Олимпия Пресс» в виде двух томиков с огромным количеством опечаток. Редактор издал её нехотя, в надежде на то, что «полупорнографическая книжонка» поспособствует увеличению продаж. Сразу видно, господин редактор не удосужился толком прочитать «Лолиту». Особым успехом она не пользовалась до тех пор, пока её из потока действительно порнографической литературы не выловил известный критик Грэхам Грин. Его благосклонный отзыв способствовал повышению интереса к книге.
В 1959 году «Лолита» была издана в лондонском издательстве Вайденфельда и Никольсона. С тех пор она многократно переиздавалась практически во всех странах мира. Восприняли её очень по-разному: одни отнеслись к ней как к «современной классике», другие увидели в ней «порнографию для элиты», третьи – критику «уродливо нелепой «мотельной» цивилизации американских автострад…». Но в понимании большинства критиков «Лолита» до сих пор осталась повествованием «бытия дорог», на протяжении которых разворачивается странная история – история любви-страсти мужчины к девочке-подростку по имени Ло… Путешествие в романе символизирует непрерывное течение самой жизни.
Сам же Набоков относился к «Лолите» с неистовой любовью, схожей с отцовской привязанностью. Даже, переболев ею, он так и не распрощался с ней до самого последнего дня. Писал он роман гораздо дольше, чем принято считать. «Первую пульсацию» «Лолиты» он почувствовал в 1939 году, спустя год написал рассказ «Волшебник», сюжетно во многом предвосхитивший «Лолиту». Вынашивание этого сюжета продолжалось одиннадцать лет. И лишь в 1954 году набело переписанная «Лолита», а точнее, заново рождённая, была выведена автором в свет. Набоков бросил в жизненную бурю ту, которую так трепетно любил. Он подверг её страшному испытанию – мнению нечутких и отчуждённых лиц, не пожелавших в строках о маленькой «бедной девочке» услышать, прежде всего, плач по канонической любви.
Но критики видели в «Лолите», что угодно, только не любовь. Некоторые додумались до того, что «Лолита» – это попытка показать любовь через её изнанку, через насмешку и издевательство над ней. В подобной точке зрения проступает намёк на «эстетику уродства», получившую распространение в живописи и кино конца ХХ века. Мнимые «уродство души» Гумберта и развращённость Лолиты – признаки совсем иной болезни, разнящейся с художественным «даунизмом» так же, как живопись эпохи Возрождения и кубизм. И в этой завзятой «испорченности» обоих героев «Лолиты» главная фишка. Можно сказать иначе: в «Лолите» есть что-то от тюремной поэзии Жана Жене, перевёрнутое сознание, не «эстетика уродства» отнюдь, но «романтика греха».
Среди западных критиков также встречалась мысль, что «Лолита» – роман-мораль. Увидеть мораль в набоковской «Лолите» было бы слишком просто, она не заслуживает такой примитивизации. Произнося слово «мораль», Набоков еле сдерживает свой издевательский смех. Это не просто ирония Автора, но его вызов, брошенный всем, в чьих руках окажется эта книга – сердце его чресел. Он играет со всеми нами по правилам шахмат, простой, на первый взгляд, ход оказывается хитроумным гамбитом, по воле которого читатель, чтобы понять роман, вынужден вернуться к его началу, к чреслам Гумберта Гумберта.
Геометрия любви…
Почему же Набоков называет Лолиту «бедной девочкой», почему так явно, но не уничижительно жалеет её? Уютно ли ей в набоковском мире, рядом с таким страстно-безудержным Гумбертом, для которого жизнь не представляет ценности? Сам Набоков называл свою «Лолиту» трагедией и даже не потому, что там все умирают, но и потому, что в нашем мире, телесном и традиционном, нет места «гумбертам» и «лолитам». Этих людей не существовало в реалии, в то время как наша коммунальная мировая квартира населена извращенцами, испытывающими низменную страсть к бутончикам женского пола, нимфеткам.
Нимфетка – слово, выведенное Набоковым, словно редкий вид бабочек. Но ещё до него оно существовало в ином смысле, не имеющем ничего общего с пороком: нимфа – богиня, невеста, дитя природы; и нимфа – одна из стадий кокона, из которого волею судьбы и биологических процессов рождается бабочка. Набокову, скорее всего, было ближе второе. Он любил бабочек за их хрупкость и недолговечность…
Подобно тому, как Ева, изгнанная из рая вместе с Адамом, становится первой женщиной, родившей своих детей в муках, так же и Лолита, потеряв мать, дом и возможность рассчитывать на маленькое земное подобие рая, пускается в долгое путешествие в никуда вместе с Гумбертом, которого ей не дано понять, услышать и полюбить. Она, как и Гумберт, беспомощна. Они оба – изгнанники, но не из рая. Там, откуда они пришли, уже существовал грех. Он был рождён уже до них, и взращён, и выпестован веками.
Жизнь во грехе
Тема греха прочитывается с первых же страниц книги: «Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя...». Грех и душа в образе Гумберта для Набокова одно целое. Оно неразделимо, ибо находится друг с другом в священной связи. Душе греховной дано видеть мир преображённым, трактовать и понимать его с иных, неведомых другим, сторон. Существо греховное в своих вечных поисках истины, имеет шанс её найти более, нежели благонравные служители богов и законов.
Грех, как темная подоплёка человека, рождает Двойника героя. Это одна из самых любимых тем Набокова. Вот и на этот раз Двойник пробирается в структуру романа, чтобы испытать главного героя. Этим чёрным двойником Гумберта стал Куильти, его призрак, а иначе говоря, самая тёмная и грязная сторона его души. Убийство Куильти абсолютно театральная сцена, наполненная презрением Гумберта к самому себе. Фактически, он убивает не грязного пошлого писаку, а самого себя, свою изнанку, всё это время глумившуюся над ним. Сцена убийства Куильти не менее сексуальна, чем всё предыдущее повествование, по своей органике и драматургическому построению она сходна с актом любви. И не только потому, что лишена метафорических кавычек, но ещё и потому, что, как и весь роман, как вся жизни и любовь Гумберта, как чарующее имя «Лолита», она состоит из трёх слогов-этапов: «Ло…» – приход Гумберта в дом к Куильти – (прелюдия любовной игры), «…Ли…» – беготня по дому, маразматический фарс (развитие, ласки, нарастание экстатического состояния) и «…Та.» – выстрел, развязка, убийство, крушение образов и трактовок, смысловая точка, сопряжённая с кульминацией – стремление Набокова покарать Гумберта за его грех, за то, что не удержал Лолиту (пик наслаждения, разрядка). После убийства Куильти Гумберт заключает самого себя в темницу своего сознания. Он осуждает свою больную, страдальческую натуру, так и не сумевшую найти идеальную пропорцию сосуществования греха и любви.
Влечение Гумберта к Лолите на протяжении всего романа подпитывается женоненавистническим синдромом. Гумберт совершенно неосознанно отталкивался от этого чувства (он не помнил матери, а череда неизменно милых любовниц отца создала ощущение размытости моральных границ). Лолита для него анти-женщина, своеобразный эмбрион. В своём пороке Гумберт не одинок, но разве это может утешить его, так страстно желавшего вырваться из серого, пошлого, безликого бытия, где «нимфеткам» нет места, и где даже порок не может развернуться в полную силу…? Всё, что вращается вокруг него, «дебелые женщины», грузные тупые мужчины, уродливые машины, всё отвратительно, всё искажено. Гумберт приходит к Лолите из мира, который всем сердцем ненавидит. Он существует в, как бы, застывшей реальности, оттого некоторые его воспоминания приобретают неживой, чёрно-белый оттенок, но эти воспоминания не связаны с Лолитой. Лолита для Гумберта это цвет, сочность, сама жизнь.
Набоков представляет нам роман о любви, как бы, запечатленный в фотографиях, фотография – умершее на миг событие; смерть живёт в каждом миллиметре этой тонкой батистовой ткани, надорванной по краям, именуемой романом «Лолита». Гумберт мёртв с самого начала, пусть метафорично, но мёртв. В пошлом мире традиционной действительности он мертвец (как у Джима Джармуша, где герой Джонни Деппа путешествует с пулей в сердце) и лишь приход Лолиты преображает его. Мертвы в «Лолите» и все остальные, чьё бытие на страницах романа наделено мимолётным смыслом. Набоков умерщвляет всех, кто мог бы впоследствии стать невольными свидетелями его слабости к Лолите: мать Гумберта, его первую любовь – Аннабелл Ли, первую и вторую жену – Валерию и Шарлотту, Куильти, и, наконец, самого Гумберта и Лолиту. Он лишает их всех жизни, чтобы больше никогда не иметь с ними дела, отнимая у них право говорить и беспокоить его; Гумберт умирает в тюремной психиатрической клинике, Лолита, спустя сорок дней, словно его душа, без которой его существование оказывается немыслимым.
Предвкушение «Лолиты»
Сказать, что Набоков был одержим Лолитой всю свою жизнь, не сказать ничего. Но мало кто знает, откуда пришел сам сюжет, Кроме уже упомянутого «Волшебника» до официального рождения «Лолиты» у писателя был еще один предвкушающий «импульс», а именно «Исповедь Виктора Х». В 1912 году некий Виктор Х., русский дворянин с Украины, учившийся в Турине, предложил известному сексуальному психологу Хавелоку Эллису для публикации свою исповедь, изложенную крайне вольным языком. Однако американские издатели книги Х. Эллиса «Исследование психологии секса» всячески воспротивились изданию книги; они предупредили учёного, что она не увидит свет, если он приложит к содержанию «Исповедь Виктора Х». Но по неведомым нам причинам, сей литературный текст всё-таки вошёл в шестой том книги Х. Эллиса (во французском издании).
«Исповедь Виктора Х» – покаянный рассказ мужчины сорока лет. Неудачный сексуальный опыт привёл его к саморазрушению, мыслям о самоубийстве и самоопустошению. Начав с ярко выраженной педофилии, он вскоре становится онанистом, а в конце концов – гомосексуалистом, выставляющим себя напоказ в общественных туалетах… Вскоре эта книга попала на полки публичной библиотеки в Нью-Йорке, где и попалась на глаза Набокову.
Если сравнивать «Исповедь Виктора Х» и «Лолиту», то можно обнаружить между ними сходство по ряду многих моментов, например, контраст между родной страной и чужбиной (в «Лолите» – Россия и Америка, в «Исповеди…» – Италия и Франция). Также Гумберт и Виктор являются пленниками своих детских впечатлений и раннего сексуального опыта. При сравнении же их характеров возникает впечатление, что они – братья, оба хорошо образованы, предрасположены к эксгибиционизму, оба пожираемы губительной страстью, поначалу мало напоминающей любовь. Схожи они также и умением развивать в себе способность видеть себя со стороны, запоминать мельчайшие подробности, смаковать их, прокручивать в сознании до тех пор, пока воспоминание не станет ярче, чем само событие…
Но более пристального внимания по данному вопросу заслуживает рассказ «Волшебник», который по сюжету, построению и основной линии максимально приближен к «Лолите». Обратимся к воспоминаниям самого Набокова: «…первая маленькая пульсация «Лолиты» пробежала по мне в конце 1939-го или в начале 1940 года, в Париже, на рю Буало… Рассказ был озаглавлен мною как «Волшебник»…». Рассказ вскоре затерялся, и Набоков неожиданно нашёл его лишь в 1959 году. 6 февраля этого же года в письме Уолтеру Минтону, президенту издательства «Патнам» он описывает «Волшебника» как «своего рода «пре-Лолиту» и предлагает его для публикации. Минтон с готовностью отозвался на предложение Набокова опубликовать «Волшебника», но так и не получил рукопись, быть может, потому, что как раз в этот период Набоков увлечённо работал вместе с Кубриком над сценарием фильма «Лолита». Впервые «Волшебник» увидел свет в 80-е годы на Западе, у нас же в 1991-м, в третьем номере журнала «Звезда» с предисловием известного русского критика Ивана Толстого.
Осторожно ступая по крутым ступенькам фраз «Волшебника», мы сразу же ощущаем знакомую речь, логику и мальчишеский запал Гумберта. Его двойник – Артур очень последователен, философичен и речист, почти так же, как и его будущий «сынок». Мы блуждаем по диковинным лабиринтам артуровых мыслей, которые по своей структуре и направленности напоминают знаменитый диалог Раскольникова из «Преступления и наказания» с самим собой: Артур задаётся вопросом, имеет ли он право на осуществление своих педофильских желаний. Проще говоря, львиную долю всего «Волшебника» занимают красиво оформленные угрызения совести главного героя.
В «Лолите» Гумберт не является центральным персонажем, как нелепо это ни звучит, – доминирующей точкой приложения чувств самого Набокова, конечно, является Лолита. Она прошла через жизнь Гумберта красной нитью, став смыслом его бытия, его душой, умирающей на сороковой день после физической смерти её обладателя. В «Волшебнике» всё наоборот. У предмета вожделения Артура – милой француженки, со светлыми глазами, цвета неспелого крыжовника, даже нет имени (явный признак второстепенности). Как бы выезжая из-за угла жизни в стремительно-легкомысленном раскате роликов, она, в течение всего повествования, так никогда и не остановилась около страдающего по ней героя. Для Артура она, как заветная мечта, долгое время покусывавшая его за душу, и при первом же приближении его к ней тут же бесследно испарявшаяся с его пути.
Но, как ни странно, хотя француженка чище Лолиты в духовном смысле, она проще и примитивнее её. Это реальная, но плоская девочка, сходна с отшлифованным кусочком стекла, в котором только один прохожий увидел волшебство. Она нужна Набокову в «Волшебнике» лишь для того, чтобы Артур мог страдать, кружась на месте от безысходности, и, в конце концов, одним отчаянным освободительным толчком выброситься под твердокаменные колёса неповоротливого, дребезжащего и гремящего убийцы-грузовика…
В «Лолите» же всё иначе. Для Гумберта эта девочка – старая знакомая, он уже встречался с этой нежной распущенностью, гибкостью и упругостью молодого тела, её звали Аннабелл Ли, и она вернулась к нему с небольшими жизненными поправками. Любовь Гумберта к Лолите – стихийное бедствие, землетрясение, наводнение. Но утопающий, гибнущий от любви к своей нимфетке Гумберт, не просит помощи или пощады. Да, он действительно любит свою Лолиту, не просто вожделеет, а именно любит, этот сумасшедший, одержимый Г.Г. И даже если когда-нибудь наши потомки забудут это шероховатое, твёрдое, как корка сухого хлеба, глуховато-тревожное, как стон колокола, имя, Гумберт Гумберт, всё равно, останется его эхо, его след, в виде математической формулы любви, в которой всего три неизвестных: Ло. Ли. Та…
Кристина Французова-Януш
Другие тексты наших авторов:
-
Ещё по одной
Вокруг сновали джинны, которые были скорее комичны, чем жутки. Красовалась своим тряпьём и кислотного цвета шевелюрой разнообразная сволочь. «Ну-ка, мечи стаканы на стол! Ну-ка, мечи стаканы на стол…» — под заунывную волынку заклинал БГ... -
Что такое настоящая дружба?
Прежде всего, нужно помнить, что никакой «дружбы» не существует. То есть, существуют отношения между людьми, которые можно каким-то образом характеризовать, и существует традиция называть определенный тип отношений дружбой... -
Как я писал комикс
На моём счету один сценарий совсем небольшого комикса, и рассказ о его создании будет длиннее (и, возможно, интереснее) его самого. Эта история длилась больше двух лет и многое поведала мне о внутренней кухне российской комикс-индустрии...
