Наталья Андрейченко не часто появляется в публичном пространстве. Некоторые ее, всегда улыбающуюся, считают немного сумасшедшей, но многие восторгаются внешностью и оптимизмом Андрейченко.
Наталья Андрейченко не часто появляется в публичном пространстве. Некоторые ее, всегда улыбающуюся, считают немного сумасшедшей, но многие восторгаются внешностью и оптимизмом Андрейченко.
– Наталья, почему вас так редко снимают в кино? Зрителям недостает вас на экранах…
– Этот вопрос нужно адресовать режиссерам и продюсерам. Если и предлагают, то такое, от чего становится грустно… У меня же огромный актерский опыт, я много играла и здесь, и за границей, но и с такими знаниями задействуют меня мало… Помню, была на озвучании фильма Валерия Тодоровского «Жизнь взаймы», где у меня главная роль. У моей героини такая происходит трагедия! Погибает сын, и она тоже должна вот-вот уйти из жизни… Стою я перед экраном, смотрю на себя со стороны и плачу. Думаю: «Какая же хорошая актриса эта Андрейченко!» Я в таких ситуациях умею абстрагироваться – и отношусь к себе на экране, как к совершенно постороннему человеку.
– Вы говорите, что мало предлагают ролей. Но пресса часто пишет, что вы давно не живете в России. Как же вас найти?
– Статьи обо мне то и дело начинаются со слов: «Она редкий гость в нашей стране». Ну не знаю, как еще кричать: ребята, я здесь! В последнее время я живу в России большую часть года. Приглашайте меня работать! Примите меня обратно, пожалуйста!.. Сейчас сложное время. Мои духовные наставники призывают учить людей добру. Представляете, до чего докатилось человечество, если добру надо учить?! Вот раньше у нас лозунг был «Миру – мир!» Нас призывали быть добрыми друг к другу. А мы относились к этому, как к навязанной коммунистической пропаганде. Но это было хотя бы у нас в подсознании! А сейчас никто уже не произносит: добро, мир, дружба. И откуда же этому взяться, если люди забыли такие понятия?! Ведь сначала – мысль, потом – слово, затем – космос и материализация наших мыслей. Всегда получишь то, что посеял, по-другому не бывает.
– В 2003 году после гибели Александра Лебедя вам предложили возглавить его Народно-республиканскую партию России. Но вы отказались. Почему?
– Наверное, испугалась. Хотя с Лебедем мы дружили, он был удивительным человеком…
– А вообще вы себя в политике видите?
– Да, я могла бы стать очень крутым политиком. Президентом, например. Однажды Ванга, с которой я была знакома, сказала мне: «В начале следующего века двенадцать женщин встанут у руля и спасут нашу планету». Я подумала, что она говорит о двенадцати женщинах-президентах.
– Может, Ванга вовсе не президентов имела в виду? Ведь ее предсказания не всегда нужно рассматривать буквально…
– Конечно! Но, когда я это услышала, подумала именно о главах государств. А еще во мне взыграло мое arrogance… Как это перевести? Гордыня, тщеславие. Я подумала тогда, что могу стать одной из этих двенадцати женщин. Но если серьезно, чтобы делать добрые дела, не нужно становиться президентом. Даже не обязательно идти в политики. Я не раз бывала на Тибете. (Портрет актрисы висит в кабинете главы буддийской церкви Монголии Богдо-гэгэна, который преподает буддийскую философию и навыки медитации. Андрейченко – его ученица. – Ред.) Время от времени помогаю живущим там людям.
– Наталья, вы иногда употребляете в разговоре английские слова. Почему это происходит? Вы теперь думаете только на этом языке?
– Понимаете, когда я жила в Америке, то изучала духовные книги, труды по философии. Все они были на английском языке. В сознании моем некоторые понятия и остались такими. Поэтому иногда мне легче говорить по-английски. Эти книги помогли мне сбить спесь, избавиться от пороков, от излишнего тщеславия.
– Как вы поняли, что пора от этого избавляться?
– О, это было в прошлой жизни! Я же, как хамелеон, сбрасываю старую кожу и отращиваю новую. Однажды я проснулась утром и поняла, что несчастна. У меня было все: жила в Калифорнии, у дома зеленый сад с пальмами, бассейн, все родные здоровы. Но счастья-то нет! И пошла в себе копаться: почему это происходит... Я всю жизнь неслась на бешеной скорости, иногда забывая о семье, о детях… Думаю, что нечестно в свое время поступила по отношению к детям. Ну сами посудите. Сыну Мите было всего три недели, а я уехала в Одессу на съемки фильма «Военно-полевой роман», оставила его с моей бабушкой. Приехала со съемок – и тут же другая картина – «Мэри Поппинс, до свидания». Снова оставила сына. С другой стороны, ко мне часто подходят люди и благодарят за мои роли. Вот и думай: где приобрел, где потерял… Когда я была беременна Настей, на восьмом месяце, прыгала с моста в фильме «Леди Макбет Мценского уезда». Хорошая мамочка?! Сегодня Настя шутит: «Понимаю, почему я такая сумасшедшая родилась!» Ей было всего полтора месяца, когда я уложила ее в корзиночку и поехала гастролировать по Европе. Выступала с музыкальной композицией «Евгений Онегин» в сопровождении большого симфонического оркестра. Потом в России играла в театре у Табакова в спектакле «Вера, Надежда, Любовь». Вот тогда-то Максимилиан и положил конец этой гонке – сказал, что нужно больше заниматься детьми. И я приехала в Голливуд.
– В общении с уже взрослыми детьми это как-то сказалось?
– Конечно. С Настей, например, были сложные моменты. Еще совсем недавно возникали проблемы. Это сейчас она уже сама стала мамой. А подростком она даже из дома сбегала. Я уезжала в Россию давать спектакли, хотя нужно было остаться, ей не хватало мамки в таком трудном возрасте! Эх, только потом понимаешь, что из-за работы мы какие-то основные вещи в жизни пропускаем. Хотя кто знает, что является самым основным… Да, жизнь абсолютно справедлива, и надо быть благодарным за все, что с нами происходит. Это и есть благо. Иногда случившееся кажется такой трагедией, такой бедой. А посмотришь на все это через несколько лет и понимаешь: Господи, если бы этого не случилось… Если бы, например, меня в Голливуде не прокатили «мордой об асфальт», я бы ничего не познала, не стала бы тем, кто есть. Ведь мне все пришлось начинать с нуля. Я учила английский язык, занималась спортом, танцами, брала уроки актерского мастерства у американских педагогов.
– Дочь Настя пошла по вашим стопам?
– Да, она много снималась в Австрии, в Германии, даже призы получала. Не знаю, как будет дальше. Актрисе же надо постоянно актрисить… Не знаю и того, где она в конце концов предпочтет жить. Вот сын Митя, хотя и живет за границей с пяти лет, душой абсолютно русский человек. А дочь вобрала в себя культуру трех стран. С одной стороны, Настя похожа на мою героиню из фильма «Сибириада», такая девушка в теле с длинной косой. Кстати, я назвала дочку в ее честь. Но в то же время есть в Насте и немецкое, и американское… Она часто ворчит: «Ты себя ведешь, как будто тебе пять лет! С тобой в обществе появиться нельзя». Я отвечаю: «А ты – как бабушка! Такая вся серьезная!» Вообще, считаю, если ты в себе сохранила ребенка на старости лет – значит, жизнь удалась. Ну а если у тебя на душе кошки скребут – к примеру, летишь в самолете, в бизнес-классе, и думаешь, как бы до первой сосны добежать, чтобы повеситься, – то пропала жизнь. Мой знакомый, известный американский продюсер, однажды сказал: «Я лучше буду сидеть и плакать на заднем сиденье своего «Роллс-Ройса», чем, как ты, сумасшедшая, на велосипеде кататься!» Что ж, каждому свое.
– Вы как-то сказали, что «артистка Андрейченко гримирует только две части лица: брови и зубы». А вы всегда были довольны своей внешностью?
– Ох, до сорока лет я считала себя самой уродливой. Честное слово! Помню, в 35 так переживала! Вдруг поняла, что начала стареть, казалось, жизнь закончилась. А вот когда мне исполнилось 40, вдруг ко мне пришло понимание возраста: лучше уже не будет, только хуже. Я поняла, что надо радоваться всему, что дал Господь, за все это нужно Его благодарить. И стало легче жить.
– У вас когда-нибудь возникало такое чувство тотального одиночества? В той же самой Америке...
– Нечто подобное бывает часто. Но, думаю, это обманное чувство на самом деле. Его нужно от себя гнать… Вот как-то проснулась и подумала: «Хочу домой!» Даже заплакала. Накрыло меня по полной. Потому что задаю себе вопрос: «А куда домой? В Австрию, в Америку, в Швейцарию – где дом? Здесь?» И тут уже ответа нет, и никто не поможет… Домой, домой… Никогда не забуду умирающего Максимилиана. В 2000-м мы поехали в Ригу, где ему должны были вручать приз как лучшему артисту тысячелетия. Я тогда его отговаривала... Он упал прямо на сцене – приступ панкреатита. Мужа увезли в больницу, ему предстояла операция. И вот лежит он в коме в реанимации. Я прорываюсь туда, пытаюсь с ним заговорить. На меня смотрят как на сумасшедшую. Но я-то живу по другим законам, знаю, что кома – это связь с Богом. Спрашиваю его: «Макслинка, тебя хотят порезать, ты-то этого хочешь? Чего ты хочешь?» Вдруг он еле слышно отвечает: Home! Но у нас же не один дом! Я начинаю перечислять ему города и страны. И на упоминании Мюнхена он вдруг кивает головой. Я отказалась от операции, подписала бумаги и увезла его в Германию. Тамошние врачи объяснили, что резать его нельзя было, у него диабет, ничего бы потом не срослось, он бы умер. Магическое слово home. Вот что это такое было?.. Моя бабушка перед смертью тоже очень домой просилась.
– Однажды вы пережили клиническую смерть, когда вас сбила машина. Что вспоминается из этого состояния?
– Ну, тогда выход из тела был минимальным. А вот целых пять минут клинической смерти у меня было лет тридцать назад. Произошла трагедия, о которой я сейчас говорить не хочу. Но эти пять минут помню! Такие перелеты души от Америки до Германии! Я находилась в каком-то нереальном измерении. Это так божественно! Вот там было home, я чувствовала, что была дома. И ничего не нужно, я все могла. Разве что не могла объяснить людям, что жива… Когда мне нужно было вернуться обратно, первая мысль была: «Ну вот, снова в тюрьму!»
– Наталья, после ваших слов люди подумают, что нужно уходить из жизни, там так хорошо!
– Нет-нет! Я просто хочу сказать, что по всем духовным законам мы должны готовиться к смерти, которая неизбежна. И потом уходить без страха, с радостью. А чтобы это произошло, нужно жить здесь и сейчас. Не прошлым, не будущим! Если ты так живешь, то абсолютно счастлив. Вот сейчас все кричат: ах, кризис, богатые люди боятся, что пойдут с сумой за плечами по миру. А может, очень хорошо, может, тебе это нужно: съесть чуть риса, смотреть на солнце и научиться быть счастливым. Мы вот сидим с вами – и нам хорошо, комфортно. Может, где-то и есть кризис, но здесь и сейчас у нас в душе кризиса нет. Мы радуемся нашему общению, нам приятно. Душа не создана страдать. Поверьте, я знаю, что говорю.
Олег Перанов
