Владимир Битоков – ученик знаменитого Александра Сокурова, воспитанник его творческой мастерской в Нальчике.
Семья для Битокова - источник вдохновения. © / Владимир Битоков / Из личного архива
Режиссёр Александр Сокуров заявил о намерении закрыть свой фонд «Пример интонации», благодаря которому сразу несколько начинающих режиссёров с Северного Кавказа заявили о себе на российском и международном уровне. Среди них и Владимир Битоков. «АиФ-СК» побеседовал с лауреатом "Кинотавра".
Светлана Болотникова, «АиФ-Северный Кавказ»: Ваш фильм «Глубокие реки», получивший приз за лучший дебют на «Кинотавре-2018», в эти дни участвует во Всероссийском Шукшинском кинофестивале в Алтайском крае.
Владимир Битоков: Мы со съёмочной группой получили приглашение оттуда и с огромным удовольствием согласились участвовать. Хочется, чтобы фильм посмотрело как можно больше зрителей в разных уголках мира и страны.
- Он ведь уже шёл в прокате в российских кинотеатрах. Массовый зритель готов был смотреть такое кино - на кабардинском языке, с тяжёлым сюжетом?
Досье. Владимир Битоков. Родился в Нальчике в 1985 году. В 2010 поступил в нальчикскую «Мастерскую режиссеров кино и телевидения» Александра Сокурова. В 2018 году его первая полнометражная картина «Глубокие реки» получила приз в номинации «Дебют» на фестивале «Кинотавр» в Сочи.
- Фильм показывали лишь в 15 кинотеатрах России. Несколько дней подряд были полные залы в Москве и Петербурге. В целом по стране зрителей было немного. Но мы изначально не рассчитывали выходить в прокат. Это авторское кино, для узкого круга зрителей. Было много и хороших отзывов, и неприятных, вплоть до угроз: кто-то заявлял, что я якобы опозорил собственный народ. Смешно это слышать, такой цели у меня, разумеется, не было.
- Вы говорили, что это история общечеловеческая, но сняли фильм на кабардинском языке. Возможно, именно это и создаёт ощущение, что показан именно ваш народ. Будете ещё экспериментировать с национальным языком?
- Это был не эксперимент, а художественное решение. Никакой другой язык, кроме кабардинского, я себе представить в этой картине не мог, поэтому он там и звучал. Если в следующей истории я пойму, что один из национальных языков будет нести художественный смысл, я обращусь к нему.
- «Глубокие реки» - рассказ об отчуждении в семье, о разрушении семейных ценностей. Но в фильме нет решения этой проблемы. У вас оно есть?
- Мне кажется, надо потихоньку отказываться от тирании старших над младшими и налаживать диалог внутри семьи.
- Это касается именно кавказских народов?
- Думаю, это касается всей России, потому что в ней тоже сохраняется патриархальный уклад жизни. Но на Кавказе ярче проявляются некоторые проблемы, потому что здесь сталкиваются традиционный и исламский образы жизни, а также ощущается влияние российского менталитета. Из-за смешения культур и противоречивости установок молодые люди часто не понимают, на что ориентироваться.
- Вы сказали, что уже работаете над другим фильмом. Он будет сниматься на Кавказе?
- Скорее всего, нет. Это опять будет драма, и опять о семейных отношениях. Я убеждён, что это самая сложная тема в нашей жизни. В семье всё происходит за закрытыми дверями, и никто ничего об этом не говорит. Есть, на мой взгляд, страшная и преступная установка не выносить сор из избы. Из-за этого происходит огромное количество трагедий.
- Вы сейчас в Москве, но три месяца до отъезда в столицу работали в Нальчике в службе доставки, чтобы обеспечивать своих детей. Семью вы ставите выше творчества?
- Я пытался одновременно работать над новым проектом и зарабатывать деньги.
- Но вас ведь знают как игрока КВН, вы могли бы быть ведущим.
- Я сильно изменился с тех пор, как играл в КВН. Когда поступил к Сокурову, интерес к подобным мероприятиям моментально исчез. Вкусы в кино тоже поменялись. Стал больше понимать, много читать.
- Сколько лет вашим дочкам и знают ли они, что вы режиссёр?
- Пять лет и два года. Младшая пока не знает. Старшую я недавно повёл в кинозал. Она была уверена, что папа у неё артист. Я попытался объяснить, что такое режиссёр, и мне кажется, я её впечатлил.
- Почему вы пошли в нальчикскую мастерскую к Александру Сокурову? Вы же учились на филфаке и планировали стать педагогом.
- Пока там учился, не думал, кем я хочу быть. Я учился, потому что в России не принято, чтобы человек в 20 лет нигде не учился. Это считается ненормальным. Я много прогуливал, заваливал экзамены. Мои родители со мной намучились. Но мне было неинтересно. А когда я пришёл в режиссёрскую мастерскую, влюбился в эту профессию.
- В вашей семье были люди, связанные с кинематографом?
- Нет. Моя мама работала регистратором в наркодиспансере, а папа - заместитель редактора, всю жизнь работает в «Газете Юга», но он скорее технарь, чем журналист.
- Как они отнеслись к вашему выбору?
- Мама умерла через месяц после того, как я поступил в мастерскую Сокурова. А папа - строгий кабардинский отец, который не очень-то показывает, доволен он или нет.
- У мастерской Сокурова в Нальчике всего было 12 выпускников. Вы следите за творчеством остальных?
- Да, смотрю все их полнометражные фильмы. В начале июня ездил на «Кинотавр», чтобы посмотреть картины Саши Золотухина «Русский мальчик» и Кантемира Балагова «Дылда» (этот фильм получил приз в номинации «Особый взгляд» на кинофестивале в Каннах - Ред.) и поддержать авторов. Жду, когда Кира Коваленко закончит работу над новой картиной и когда запустит свой фильм Олег Хамоков.
- Вы все работаете в Москве. На Кавказе свою киностудию организовать не получилось?
- Я до сих пор считаю, что нам надо работать на месте, потому что здесь непаханое поле для кинематографии любого рода: и для индустриального коммерческого кино, и для авторского. Природных красот сколько угодно. Но киноиндустрия требует огромных денег, а Российская Федерация - это не Советский Союз, где в каждой деревне старались открыть Дом культуры. Да и чтобы сформировать свою кинематографическую культуру, одних режиссёров мало. Северный Кавказ пока не готовит технических специалистов в этой сфере: звукорежиссёров, операторов-постановщиков, художников по гриму и других.
Для съёмок моей картины нам пришлось везти съёмочную группу из Петербурга. Но я надеюсь, что хоть какое-то движение в сторону создания киностудии в регионе начнётся.
- В Нальчике недавно проходил кинофестиваль «КиноКавказ», в Северной Осетии - «Кинобарс». Как считаете, нужны ли такие республиканские форумы?
- Конечно, это одна из составляющих кинопроцесса. Но надо понимать, что зажечь идеей молодого человека просто, а вот поддерживать его дальше намного сложнее. Если бы победителю фестиваля давали миллион рублей на съёмки короткометражного фильма, это было бы существенным подспорьем. Для республики это небольшие деньги. Именитых спортсменов поощряют гораздо серьёзнее. А если на фестивале режиссёру дают грамоту, которую можно повесить на стенку и дальше работать курьером или официантом, у него на творчество не останется ни сил, ни времени, ни желания. Единицы готовы бороться с такими обстоятельствами.
- Вы критиковали «Тесноту» Балагова за спекулятивность. Вас самого ругали за полуинтимную сцену в вашем фильме. У северокавказских режиссёров больше моральных ограничений, чем у остальных?
- Если человек - режиссёр, то он не северокавказский, не российский. Кино, особенно авторское, - это явление вненациональное. У него границ нет. Если бы мы стали ограничивать себя в творчестве из-за того, что мы с Северного Кавказа, ничего бы, наверное, не получилось.
- Вы как-то говорили, что вас пугает огромное количество насилия в современном кинематографе.
- Да, снять кино стало очень просто, и любой может делать то, что ему заблагорассудится. Но когда в фильмах намеренно показывают эстетику убийств тысяч человек, это опасно для человеческой психики.
- Нужна цензура?
- Внешняя цензура не нужна. Моральные ограничения должны быть у самого автора. Недавно в российским прокате был фильм «Папа, сдохни». Я уважительно отношусь к режиссёру Кириллу Соколову. Я говорил ему в глаза, что этот фильм очень талантливо сделан, но такой талант надо направлять в другое русло. Бесконечное насилие, которое очень «вкусно» показывается на экране, преступно.
- А что вы любите смотреть?
- Когда мне психологически тяжело, включаю фильм «Шёпоты и крики» Бергмана. Смотрю классические ленты, кино французской новой волны.
- Смотрите взглядом режиссёра?
- Взглядом зрителя. Если ты раскладываешь фильм на составляющие, видишь работу художника, гримёра, анализируешь, как он сделан, значит, фильм очень плохой. Я люблю кино, которое меня цепляет.
- И снимаете, чтобы зацепило?
- Снимаю то, что считаю нужным, и так, как умею. У Окуджавы было: «Как он дышит, так и пишет». Конечно, у меня есть в фильмах ошибки, нестыковки. Но я пока ещё учусь, ведь режиссура - профессия, которую осваиваешь на площадке в процессе съёмок.
Светлана Болотникова
