В фитнес-центре, куда я хожу, поставили новые тренажёры. Ну очень замысловатые — на растяжку. Я, следуя инструкции, ставлю ноги-руки на упоры, но что-то идёт не так. Мне неудобно, тренажёр не работает, я потею и нажимаю по очереди на все возможные рычаги. Стараюсь соображать быстрее, чтобы никто не увидел моего позора. Мне нельзя тупить. Я должна сразу всё понимать. Или не лезть.
Нас этому учат с детства. С раннего. Помню родительское собрание — сын учился во втором классе. Учительница отчитывала одну из мам: «Она у вас плохо пишет! Что вы себе думаете? Посмотрите, какие буквы! И это тетрадь девочки?!» Мама что-то мямлила в ответ, рассматривая пол. Ей было стыдно. У дочки были несовершенные буквы, у мамы — несовершенная дочка. Позор. Я тогда подумала: «Ну так ребёнок приходит в школу, чтобы научиться хорошо писать и читать, а не чтобы продемонстрировать, как отлично он всё это умеет делать!» Но промолчала: у нас была неидеальная математика, и я надеялась избежать своей порции стыда.
В теории мы знаем, что ошибаться — нормально, перфекционизм — плохо, «не боги горшки обжигают» и «Москва не сразу строилась». Но на деле каждый второй, если не первый клиент (напомню: я работаю психотерапевтом) рассказывает мне, почему он недостаточно хорош для собственной жизни. И рассказывать пытается красиво, правильно, потому что большинству важно чувствовать себя идеальными клиентами, которые идеально проходят терапию. Чем дальше, тем больше человек старается не попадать в ситуации, когда его «неидеальность» станет очевидна ему самому и, что ещё хуже, окружающим.
— Я хочу другую работу, но не ищу её, — говорит клиентка. — Пока я только хочу, я в безопасности. Но если начну что-то предпринимать и выяснится, что меня не берут, это будет крах. Что я буду отвечать на вопрос: «Где ты работаешь?» «Нигде»? Мне будет стыдно людям в глаза смотреть.
— Я бы уже развелась — десять лет терплю эти отношения, и нет никаких сил. Но что, если я не встречу другого мужчину и останусь одна? Это будет означать, что со мной что-то не так, что я никому не нужна.
— Я бы поехала учиться за границу, ничего не мешает. Но если я не поступлю или не справлюсь с программой? Придётся возвращаться. Нет, это для меня слишком круто.
Период неопределённости, поиск и возможные неудачи отменяются: нужно сразу писать красиво, правильно пользоваться тренажёром, выходить замуж, находить работу. Иначе можно попасть в зону стыда, стать уязвимым, как будто каждый встречный получает право спросить: «А ты кто? Что ты тут делаешь? Какое ты имеешь право быть, если не можешь предъявить успехи?»
Я спрашиваю у клиентов, что означает для них облажаться. Всего разочек. Ну, что будет? «Ага… — тянет в ответ большинство. — Одна лажа не проблема, но тут дай себе только волю, и моментально деградируешь. За всеми этими красивыми фразами типа “принимай себя таким, какой есть” стоит распущенность, малодушие, лень. И всё это ваше “принятие” — только способ себя оправдать». К концу таких фраз голос у клиентов почти всегда становится жёстким, почти прокурорским. Как будто только самообвинение и позволяет им сохранить остатки самоуважения. Убери это самообвинение — не останется ничего, пропадёт человек.
Тут можно говорить о недоверии к себе, точнее, недоверии и страхах родителей, которые в своё время из лучших побуждений пытались воспитать идеального ребёнка. Но хочется сказать о другом: как раз в те моменты, когда мы становимся уязвимыми, неуклюжими, неловкими, тупим, теряем лицо — мы становимся человечными. Настоящими. Нас становится видно. И часто именно в эти моменты мы сталкиваемся с человечностью, а не с осуждением в других людях.
P. S. Кстати, тренер заметил, что я не справляюсь с тренажёром, и подошёл ко мне. Минута смущения, помощь, улыбка, благодарность — он доволен тем, что смог квалифицированно помочь. Я опять нормально дышу и продолжаю тренировку.
Опубликовано в журнале «Кот Шрёдингера» №11 (25) за ноябрь 2016 г.
Источник: kot.sh
