Помните этот слегка неравномерный стук, перемежаемый мелодичным звоном и паузой — переносом строки? Пишущие машинки вот уже лет двадцать как без боя проиграли компьютерам. Теперь они остались только на чердаках и антресолях — а еще в руках фанатов, пользующихся ими ради искусства и для удовольствия. Как всякий механизм, их надо обслуживать и чинить — а вот с этим проблема: мастеров практически не осталось. Об Атлантиде пишущих машинок мы расспросили Алексея Селезнева — человека, занимающегося ремонтом этих механизмов уже более полувека.
— Я начал ремонтировать машинки в 1967 году, — говорит Алексей Петрович. — Многие годы работал на особом заводе, входившем в трест «Реморгтехника» и занимавшемся далеко не только ремонтом пишущих машинок. Мы чинили все, как это сейчас называется, офисное оборудование.
Помимо пишущих машинок к оргтехнике в позднесоветские времена причислялись копировально-множительные аппараты — ротаторы, ротапринты, а потом уже и первые ксероксы. Но больше всего, конечно, было именно пишущих машинок.
На столе Алексея Петровича стоит портативная пишущая машинка «Москва» 50-х годов прошлого века. Выглядит стильно: хромированные круглые клавиши, изящный рычажок перевода строки, серая матовая краска «под американскую военную технику»…
— Ну, «Москва» и «Москва», ничего особенного, — морщится мастер. — Это, конечно, машинка, но совершенно не того класса машинка. Когда мне такие приносят в ремонт, я могу их сделать — я все могу, — но всегда советую присмотреться к чему-нибудь получше. Мы, мастера, еще когда эти советские изделия были новыми, советовали: найдите лучше «Мерседес». Ну, или «Ундервуд», «Ремингтон», «Эрику», «Оливетти». Много хороших машинок. А отечественные — по большому счету дрянь. А ну-ка, погоди…
Из необъятного стенного шкафа на свет появляется черный фанерный, обтянутый кожзаменителем чемоданчик — вполне похожий на футляр упомянутой «Москвы». Щелчок замка — и вот он, самый настоящий черный «Мерседес».
— Пробуй! — торжествующе предлагает Алексей Петрович.
Да, разница очевидна: у немецкой машинки, блестящей черным рояльным лаком, крепко сбитый, без люфтов, механизм, ощущение на пальцах — как от дорогого музыкального инструмента. Впрочем, пишущая машинка и рояль — чуть ли не родственники. «Москва» тоже приятна — но если не сравнивать. После «Мерседеса» она кажется расхлябанной, аморфной.
— Старшие друзья-мастера мне рассказывали: после войны к нам эти машинки везли буквально вагонами. То есть ни конца ни края этим трофеям. Состояние — обычно как новенькие, но всякое бывало. И вот один мой знакомый говорил: сидели они в полуподвале вместе с «трубачами» — мастерами, которые гнули какие-то трубы, точно не знаю, — и вот от рассвета до заката только и делали, что перепаивали машинки на русский шрифт…
Сменить «раскладку» на пишущей машинке, кто не помнит, было не таким простым делом. Отпаять латинские литеры (это та самая «нашлепка» на рычаге, которая и ударяет по бумаге через красящую ленту, оставляя отпечаток). Обернуть кончики рычагов фольгой. Потом насадить кириллические литеры в нужном порядке. Проверить, поправить — чтобы строчка получалась ровной, а все буквы были на своих местах. Потом закрепить — опять же паяльником. Наконец, поменять надписи на клавишах (слава богу, тогда они были в основном в виде бумажек под стеклышками в рамках и легко снимались).
— Работа обычно требовала нескольких часов. Но я знал одного рекордсмена — сейчас уже покойного, — который управлялся ровно за два часа. Все удивлялись. Правда, пил сильно. Как-то раз он что-то отметил, загулял слегка… А через пару дней приходит клиентка в ярости. Оказывается, он забыл пропаять литеры — оставил их незакрепленными! Они, конечно, при работе и начали отваливаться…
Состояние машинок, которыми заполнен дом Алексея Петровича, — как правило, «как новенькие». Просто потому, что в коллекции держать «убитые» экземпляры незачем. Разве что очень редкие. Или машинки клиентов — которые хотят сделать вот именно эту вещь, и никакую другую.
— Вот смотри: отдали в работу «Ундервуд», вроде бы для одной известной актрисы — то ли она хочет кому-то подарок сделать, то ли сама работать будет. Вообще, конечно, машинка потрепанная. Но жить будет, почему нет? Главное — разобраться с резиновым валом. Тут он совсем «костяной»…
Вот ведь как получается: металлические части пишущих машинок работали сто лет и еще столько же проработают. Механика есть механика, только знай смазывай. А вот резиновые части — бумагоопорный вал и ответные маленькие валики, которые прижимают и протаскивают через механизм бумагу, — не так долговечны. У самых первых пишущих машинок, на прошлом рубеже веков, эти элементы были отлиты из натурального каучука — сейчас они еще как-то держатся. Потом пошли валы из каучука искусственного — вот тут-то и начались проблемы. Валы твердеют, крошатся, теряют эластичность. А эластичность очень нужна: без нее литеры пробивают бумагу насквозь. Видели машинописные страницы, где выбиты не только точки, но даже буква «о»? Это как раз следствие закостеневшего вала.
— Еще не так давно можно было пойти на любой завод, дать им заготовку-«рубашку» для вала, токарь б-ж-ж-ж — и проточил до нужного размера. Потом чистовой шкуркой завершается работа. Сейчас большинство заводов закрылись, а оставшиеся токари смотрят круглыми глазами: резину?! Обтачивать?!
И все равно старый «Мерседес» лучше почти новой «Любавы» или даже «Эрики», говорит Селезнев. Потому что металл есть металл — а с 60-х годов прошлого века в механизмах стало многовато пластика. Вот, скажем, была удачная электрическая машинка «Ивица», выпускалась в 80–90-е годы прошлого века. Ключевой ее элемент — резиновый приводной ремень. Сейчас, через двадцать лет, не найдешь ни одного рабочего ремня: силикон «разложился на плесень и на липовый мед». С «Ундервудами» как-то проще, особенно если токаря найти…
На каждый тезис — наглядная иллюстрация: Алексей Петрович вынимает из шкафа все новые и новые механизмы.
— Вот итальянская «Оливетти» 50-х годов, — говорит Селезнев. — Вообще, хорошая машина, итальянцы неплохо делали. Надежная, приличная. Можно брать.
Вслед за «итальянкой» — чешские, немецкие, американские устройства разных цветов и времен. Черные лаковые — 1930-е годы; серые матовые — 1940-е; яркие металлические — пятидесятые; еще более яркие, но пластиковые, — более поздние.
— Названия, истории марок — все это я не очень помню, — признается Алексей Петрович. — Это вот кто в Интернете постоянно сидит — те выучивают. Нынешние любители — они как раз из Интернета. Но ремонтировать машины — и советоваться — приходят все-таки ко мне!..
Клуб любителей пишущих машинок в Москве насчитывает, наверное, несколько сот человек, в других городах и того меньше. Речь, понятно, не о тех, у кого «пишмаш» лежит на шкафу как памятник, а об активных, интересующихся и практикующих. За границей, особенно в США, «типосфера» — так называется глобальный клуб любителей пишущих машинок — существенно более многочисленна.
— Вот говорят, что спецслужбы заказывают новые машинки, — голос Селезнева звучит скептически. — Я когда-то обслуживал машинки в самых разных местах, и у этих ребят тоже. Но что знаю: недавно они закупали электронные пишущие машинки — в Италии заказывали, что ли. Но что такое электронная машинка — это ведь тоже маленький радиоимпульс, если нужно, его можно «жучком» засечь точно так же, как импульс от компьютера. А вот механику, кажется, уже не выпускают. Китайские пластиковые поделки я не беру…
Оказывается, специально для хипстеров недавно выпустили очень эффектно выглядящие механические пишущие машинки. Одна беда: почти все в них пластиковое. Поэтому и строчка «художественно-неровная», и ощущение на пальцах так себе. О надежности из милосердия умолчим. За те деньги, что просят продавцы, можно купить на сайте объявлений превосходную машинку, которой «на сто лет еще хватит», уверен Селезнев.
— Хочешь, расскажу историю? — Алексей Петрович достает из шкафа еще один футляр. — Вот жили-были дед и баба. Дед с войны привез новенькую машинку. «Вот, — говорит жене, — смотри: на ней наш внук будет роман писать!» — «Какой внук, у нас даже детей еще нет!» — «Ну ничего, полежит в чулане, дождется!» Внук на свет появился, а машинка все лежала. Потом умер дед, потом — бабушка… Внук начал разбирать антресоли. О! Какая штука лежит! Как раз на опохмелку хватит, трубы-то горят! И дает объявление. И так — сплошь и рядом. Я всегда пытаюсь переубеждать: мол, что тебе эти две тысячи, сохрани машинку как память! Куда там — людям до фонаря. Ну, тогда беру их себе, конечно. Пусть машинка хотя бы в знающих руках будет…
Недавно у Алексея Петровича появился смартфон — подарок тех самых молодых друзей-коллекционеров. У него тоже металлический корпус и вполне приличный дизайн. Но пройдет лет пять — и он наверняка перестанет работать. Либо батарейка откажет, либо программы перестанут обновляться. А вот с пишущими машинками этого не случится. Даже ленту, если приспичит, можно снова напитать краской и пользоваться дальше. Хотя как раз ленту для пишущих машинок все еще выпускают. Для понимающих.
Антон Размахнин
