Работа психолога с детьми имеет свой особенный контекст. Ребёнок есть ребёнок, и мы не можем ожидать от него ответственности за себя. И это проявляется как в реальной жизненной ситуации, где ответственность за проблемы и трудности ребёнка в основном лежит на родителях, так к и в ситуации консультирования, где вопрос разделения ответственности решается иначе, нежели при работе со взрослым клиентом. Часто заявка на такую работу идёт от родителей. Это всегда, когда дети дошкольники. В моей практике школьным психологом было достаточно случаев обращения ко мне или к моим коллегам детей по своему желанию. Мы были рады откликаться на такую инициативу детей. Когда я работала в «Центре психолого-педагогической помощи семье и детям» были редкие случаи прихода на консультацию старших школьников без родителей. Мы с коллегами спрашивали у них, знают ли родители об их обращении к психологу, но вели приём в любом случае. На частную практику ко мне дети сами по себе не приходили ни разу. И это понятно. Предварительное пространство. Когда ко мне обращаются в связи с трудностями, связанными с детьми, я спрашиваю, как бы хотели взрослые, чтобы состоялась наша первая встреча: пришёл(пришли) только родитель(и) или вся семья, или один из родителей и ребёнок. Почему им кажется, что лучше так, или иначе. По тому, каков телефонный контакт, и что происходит на первой встрече, можно понять, кто клиент. Кто клиент? Ответ на этот вопрос может быть одним из четырёх:
Психолог может иметь свои предпочтения. Я знаю ряд специалистов, которые работают и с детьми, и со взрослыми. Причём, и с теми, и с другими и эффективно, и с радостью. Но большинство всё-таки идентифицируют себя или как детского психолога или как психолога, который консультирует взрослых. Для них, вопрос, кто клиент, ясен по их предпочтениям. Что касается меня, то мне важно, то, кто больше готов быть с психологом, кто мотивирован на совместную работу.
Когда клиент – ребёнок. В этом случае остаётся актуальным вопрос, как может быть организован, структурирован контакт с его родителями. Первая встреча возможна только с кем-то из родителей. Часто это мама. Психолог узнаёт об особенностях развития ребёнка, об отношениях в семье, об ожиданиях родителя, о его понимании вклада семьи, своём лично в трудность ребёнка, о возможностях родителя сотрудничать с психологом. Если очевидно, что родитель не может быть помощником в работе, я констатирую это, предупреждаю, что его ожидания вряд ли будут оправданы. Могу отказаться от дальнейшей работы на таких условия, поясняя свою позицию. Предлагаю самому родителю обратиться к психологу, обосновывая свою рекомендацию. Считаю в этом случае конфронтацию уместной: важно донести, что ребёнок отличается от сломавшегося холодильника, который нуждается в ремонте, что без участия родителя, без его включённости в процесс мало, что может получиться. В лучшем случае взрослый получает статус помощника. Мы вместе оговариваем правила, определяем, как будет организованы совместные встречи с родителем: Психолог разговаривает с родителем после каждой встречи с ребенком 7 – 10 минут:
Встречи с родителем происходят, например, через 5 встреч с ребёнком:
Родитель присутствует на всех встреча психолога и ребёнка:
Ошибки терапевтов при работе с ребёнком, часто связаны именно с тем, что психолог начинает выполнять чей-то заказ, забывая, кто клиент, теряет свою терапевтическую позицию:
При работе с детьми особенно важно быть честным, настоящим. Дети благодарно отзываются на открытую и равную позицию терапевта. Вообще-то, всё это и для взрослых желательно. Но именно дети безошибочно чувствуют, взрослый рядом естественен или нет. Не дай, Бог, если психолог местами зануда, склонный к нравоучениям – не захочет ребёнок иметь дело с таким специалистом. Настоящесть терапевта – необходимое условие для того, чтобы у ребёнка к нему появилось доверие, возник контакт. При работе с детьми жизнерадостность и жизнелюбие проявляются в способности терапевта играть, быть спонтанным и творческим. И это также ценно и для самого специалиста. |