Когда мне было десять лет, отец поймал меня с сигаретами.
Это были его сигареты. Тогда отец ещё курил. Летом у моих родителей была норма: спать в обеденное, самое жаркое, время. Лето мы проводили в Михайловке.
Пачка отцовских сигарет, названных, кажется, в честь Черчилля, традиционно лежала на подоконнике веранды у выхода из дома.
Когда родители спали, я вытащил одну сигаретку из пачки и вышел на улицу. Предварительно я достал из морозилки на стол мороженое, чтобы «заесть», когда вернусь. Мне уже несколько раз удавался этот трюк. В моём шалаше в углу двора лежали спички.
Я забрался в шалаш и закурил. Примерно на середине сигареты я услышал крик отца. Это был звучный и громкий бас, но совсем спокойный, бесстрастный. Он кричал моё имя.
Я быстро притушил сигарету в песке и вылез из шалаша. Наверняка снаружи даже был виден дым. Отец стоял у выхода из дома. Я подошёл к нему.
— Неси сюда окурок или сигарету, чего у тебя там, — произнёс он спокойно, но строго.
Я сходил за окурком.
— Иди домой.
Я зашёл домой и сразу пошёл к маме в спальню — признаться, что курил. Мне хотелось сознаться сразу во всём.
Мама кричала, ругалась, нервничала, говорила, что в таком возрасте начинают курить только бандиты.
Я сидел на диване, потупив взгляд, и молча, понимающе её слушал.
Минут через пять мама устала ругаться и вышла из комнаты. Я остался сидеть на кровати, сокрушённый своим преступлением. Я аккуратно сдерживал слёзы.
Послышались тяжёлые шаги отца на лестнице. Через пару минут он вошёл в спальню и протянул мне мороженое в стаканчике.
— Растает, — сказал отец спокойно и мягко.
Талгат Иркагалиев
