Они мечтают поскорее выйти на пенсию, чтобы дрессировать тигров у себя на даче, когда им вздумается. Они упоенно пересказывают друг другу историю о советской, одетой в одну лишь шубку на голое тело, дрессировщице, укротившей в Париже с помощью кулака целую ораву тигров. Она дула на кулаки после драки в манеже почище всяких лощёных киношных ковбоев. Они ехидно спрашивают случайного гостя, путника, ночью пришедшего на огонь: «А вы не пробовали тигрятину?» — и показывают на тигра, беспробудно спящего на дворе у куста смородины, рядом с бочкой воды, за гранью молочного света, исходящего из наддверной лампы.
Кадр из фильма «Полосатый рейс»
Мы смотрели на них и придумывали себе перспективу: однажды, через поле, засеянное луком порей, мы направимся в город, в цирк, мы увидим, где работали эти боги. Мы придумали себе легенду о том, что далеко-далеко нас ждёт берлога с тиграми, в которой мы окончим свои дни. Она волшебным образом возникнет на закате наших жизней. Мы войдём в неё и представимся: наши имена — Пурш и Манок…
Признаться, я в точности не помню, могла ли эта фантазия в детстве выглядеть так, как я её сейчас описал. С одной стороны, нет, потому что молодой ум не знает столько слов и тем более не способен их сложить, а значит, и создать образы. С другой, я же всё это помню.
Детские фантазии — малоизученный феномен. Психиатрия, насколько я с ней знаком, в основном изучает фантазии уже взрослых людей — иначе говоря, бред сумасшедшего. Что касается нарративов, которые, словно луч света, проходят через мозг ребёнка, — я знаю всего две книги: «От двух до пяти» Чуковского и «Грамматику фантазии» Джанни Родари. Но они всё равно не анализируют сам феномен, а только описывают процесс фантазирования, создания парадоксальной нелепицы.
Под именем Пурша я проходил четыре лета. За это время мы с Манком успели найти в реке сундук со снастями и орденами, в лесу — аквариум с литыми золотыми рыбками (они качались на воде, усеянной сосновыми иглами; аквариум стоял на бревне без крышки), в заброшенном доме на краю деревни — ключи от автомобиля «Камаз», который, тоже заброшенный, стоял рядом с домом.
На удивление, он завёлся, я нажал педаль газа, и он поехал; к несчастью, мы находились на дороге, шедшей вниз, поэтому машина набрала ход и понеслась к обрыву; мы с Манком выпрыгнули из кабины, ободрав себе локти до крови, а машина улетела в реку; к счастью, в тот час там никто не рыбачил; правда, позже в тех местах мы нашли скелет белки.
Манка звали Гришей. До нашего знакомства он называл себя Григорий Победоносец. Ему тогда было семь лет. Тоже фантазия, интересная для психиатрии. Я до нашего знакомства никак себя не называл. И даже не всегда откликался на своё имя. Это, кстати, иногда случается и сейчас. Никогда всерьёз не думал о том, чтобы его сменить, но иногда хотелось, чтобы никто, кроме специально выбранных мною людей, его не знал.
Пару дрессировщиков звали Максим и Нинель. Они любили комедию дель арте. Максим — в особенности Ковьело (персонаж, который играет на мандолине и гримасничает), а Нинель — Капитана (персонаж, который вечно храбрится, но при первой же опасности бежит в кусты). Интересно, что это маски театров Севера и Юга. По странному стечению причин, иногда маски одной провинции не приживались в другой.
Однажды они позвали нас «покататься на тиграх»…
Я сидел на мохнатой спине, под кожей которой двигались мириады мышц и косточек. И кажется, даже ходили мурашки. Они шли сначала по спине тигра, а потом передавались мне и поднимались по копчику вверх-вверх и на шее лопались всплеском крошечного электрического разряда, сетью расходившегося в разные стороны.
Манок так же катался на тигре и так же самозабвенно молчал.
Никогда потом, находясь вдвоём, мы это не вспоминали и об этом не говорили. Потом мы перестали общаться. Я был убеждён, что это произошло из-за тигров. Потому что мечта с берлогой обретала реальные очертания, мечта передавала, в прямом смысле, мурашки. Стало страшно от того, что всё действительно может быть так, как мы загадали. Это означало, что мы теперь знаем друг про друга нечто сокровенное. Мне с тех пор не удалось пережить такую же дружбу. И чем больше я пытался, тем меньше выходило. Последние годы наталкивают меня на мысль о том, что мы с Манком ещё встретимся. Я наблюдаю, как периодически прошлое возвращается. Люди, о которых я и думать забыл, напоминают о себе. Я видел Максима и Нинель в магазине одежды, когда примерял кроссовки. Они меня узнали, улыбнулись, кивнули головами, я в ответ длинно моргнул, а пока держал веки закрытыми — они скрылись, так что, открыв глаза, я их не увидел, словно бы их и не было.
На кассе девушка с пирсингом в носу мне, однако, подтвердила, что два человека с описанной мною внешностью (лысый мужчина и женщина в красном сарафане) купили десять баклашек воды, двадцать пар носков, четыре кепи и ушли — прямо передо мной.
P.S. Да, я забыл сказать, почему Пурш и Манок. Так звали тех двух тигров, на которых мы катались. Вообще говоря, я плохо рассказал историю. Если раскладывать её сценарно, то она следующая: мы мечтали когда-нибудь оседлать этих тигров, и мы знали их имена, и назвали себя так же. Это начало. В конце мы их оседлали. Это конец. Но я хотел больше рассказать о дружбе, поэтому пренебрёг линейной структурой.
Глеб Буланников
