Рассказ Сергея Дмитриевича Меркурова о том, как он снимал посмертную маску Ленина, записанный его сыном Георгием, отлично передает атмосферу времени.
Ночь с 21\ 1 на 22\1 1924 года.
Мороз. Пурга. Лес. Измайлово (Прим. - в Измайлове находилась мастерская скульптора, там же он и жил).
Вечер. Работаю в полушубке. Холодно. В большое окно студии стучит ветер. Слышно, как кругом в лесу кряхтят и стучат старые сосны.
Задребезжал телефон.
- Что ты делаешь?
- Работаю.
- Что так поздно?
- Какое "поздно", ведь только 8 часов.
- А ты будешь все время в мастерской?
- Что, прикажешь в такой мороз и пургу в лес идти?
- Ну, прости! Работай!
Через час опять звонок.
- Ты все работаешь?... Мы здесь в Совете поспорили, хотим проверить, скажи, пожалуйста, что нужно, чтобы снять чью-нибудь маску?
- Четыре кило гипса, немного стеариновой смеси, метр суровых ниток и руки хорошего мастера.
- Все?
- Все!
- Спасибо. Прости за беспокойство. Ты все будешь работать и никуда не уйдешь?
- Нет. Не уйду.
Пурга в лесу бушует.
Закрываю ставни. Собака жмется к печи.
Снова дребезжит телефон.
- Сейчас за тобой будет автомобиль. Приезжай в Совет, ты нужен.
Через час стук в двери. Автомобиль у опушки леса. Не добрались.
- Одевайся. Едем. Ты нужен по делу. Узнаешь в Совете.
Как был в полушубке, вышли. Дошли до автомобиля. Приехали в Московский Совет.
Мертвые комнаты. Неестественная тишина. Огни потушены. Темно. Кой-где горят дежурные лампочки. В одном из углов большой комнаты два товарища во всем кожаном. За поясом оружие. Ждут меня.
- Вот ты поедешь с ними.
- Куда?
- А туда. Куда надо. Приедешь и узнаешь!
Автомобиль подан. Я прощаюсь.
- Итак, до завтра!
В автомобиле. По бокам два товарища в кожаном. Мой полушубок мало спасает от холода. Автомобиль идет по Замоскворечью. Мы у Павелецкого вокзала. Нас встречают человек десять - в штатских пальто. Под пальто замечаю военную форму. Мелькает мысль: если вопрос касается меня, то десять человек для меня слишком много, могли обойтись двумя-тремя. Значит, я отпадаю. Мысль совершенно отказывается работать.
Ко мне подходят.
- Вам придется довольно долго ехать в автодрезине. Будет холодно. Наденьте еще вот эту шинель.
Я в автодрезине. С двух сторон два товарища в кожаном. Последние распоряжения.
Все закрывается кругом. Замахали сигнальными огнями, засвистело, загудело и мы понеслись в ночную мглу. Только на станциях и полустанках нас встречали зелеными огнями, и мы неслись дальше. Наконец, красный огонь. Мы останавливаемся. Предлагают выходить.
Платформа. Ночь. Мороз. Трудно дышать. Мгла.
- Товарищи, а что теперь?
- Нам приказано доставить вас на эту платформу и ждать дальнейших распоряжений. Больше мы ничего не знаем.
Хожу по платформе. Мгла. Через четверть часа около платформы вырисовываются силуэты саней. Предлагают сесть в сани. Едем дальше. Освещенные ворота. Часовой в тулупе. Пропускает нас. Шагаю через двор – не узнаю двора. Я уже в помещении. Кто-то в форме ГПУ докладывает по телефону:
- Приехал Меркуров.
Меня вводят в полутемную комнату и предлагают сесть. Сажусь в угол, в глубокое кресло. Вовремя открывается дверь; в просвете два женских силуэта - направляются к другим дверям. Открывают двери в большую комнату; там много света, и к моему ужасу, я вижу лежащего на столе Владимира Ильича...
Меня кто-то зовет.
Все так неожиданно - так много потрясений, что я как во сне.
У изголовья Владимира Ильича стоит Надежда Константиновна. Она крепится. Но безмерное горе задавило ее.
В противоположной стене полуоткрыты двери в темную комнату. В дверях застывшая в горе Мария Ильинична.
Слышу тихий голос Надежды Константиновны: "Да, вы собирались лепить бюст Владимира Ильича, ему все некогда было позировать и вот теперь... маску..."
В комнате я нахожу все , все. что мне нужно для снятия маски.
Подхожу к Владимиру Ильичу, хочу поправить голову - склонить немного набок. Беру ее осторожно с двух сторон: пальцы просовываю за уши, к затылку, чтобы удобнее взять за шею. Шея и затылок еще теплые. Ильич лежит на тюфяке и подушке. Но что же это такое?! Пульсируют сонные артерии! Не может быть! Артерии пульсируют!
У меня страшное сердцебиение. Отнимаю руки. Прошу увести Надежду Константиновну.
Спрашиваю у присутствующего товарища, кто констатировал смерть.
- Врачи.
- А сейчас кто-нибудь из них?
- А что случилось?
- Позовите мне кого-нибудь.
Приходит.
- Товарищ, у Владимира Ильича пульсирует сонная артерия, вот здесь, ниже уха.
Товарищ нащупывает. Потом берет мою руку, откидывает край тюфяка от стола и кладет мои пальцы на холодный стол. Сильно пульсируют мои пальцы.
- Товарищ. Нельзя так волноваться - пульсирует не сонная артерия, а ваши пальцы. Будьте спокойны. Сейчас вы делаете очень ответственную работу.
Слова возвращают меня к реальности.
Маска - исторический документ чрезвычайной важности. Я должен сохранить и передать векам черты Ильича на смертном одре. Я стараюсь захватить в форму всю голову, что мне почти удается. Остается незаснятым только кусок затылка, прилегающий к подушке.
В темных дверях неподвижно стоит Мария Ильинична.
За время работы она не вздрогнула. Я чувствую ее застывший взгляд.
В голове у меня мелькает художник Каррьер с его полотнами в полутонах - в полумрака.
Наконец, к четырем часам утра работа готова.
Меня торопят. Приехали профессора для вскрытия. Последний прощальный взгляд. В мыслях проносится: Швейцария, Цюрих, Айнтрахт - выступления Ильича. Потом Москва - Кремль - далее Красная площадь. С лобного места Ильич говорит. Речь его проста. Ярка. Образна. Его картавое: "Товарищи", брошенное в массы. Кругом бушует народное море. И сейчас здесь на столе - он - Ленин.
***
В конце февраля 1924 года С. Д. Меркуров сообщил в комиссию ЦИК по организации похорон Ленина, что сняв по поручению Л.Б. Каменева гипсовую маску вождя. он тогда же в Горках снял слепки кистей рук, правой и левой. Причем отметил, что правая кисть была сведена, поэтому пришлось снять ее в сжатом виде. Одобрив работу скульптора, Каменев распорядился отлить копии посмертной маски для близких Ленина и большевистского руководства .. И еще скульптор сообщил. что по собственной инициативе начал работать над маской из мрамора, а также бюстом Ильича и гранитной фигурой вождя.
