В прокат выходит "Секретное досье" — фильм Стивена Спилберга с Мерил Стрип и Томом Хэнксом в главных ролях, получивший две номинации на "Оскар". Реконструкция политического скандала 1971 года, когда газета The Washington Post боролась за право публиковать секретное досье Пентагона, посвященное войне во Вьетнаме, иносказательно критикует современную американскую политику, но никак не политическую систему США
1971 год. Кэтрин Грэм (Мерил Стрип) — бодрая, но несколько растерянная старушка из высшего вашингтонского общества. Вот она просыпается среди ночи в своей роскошной спальне, заваленная гроссбухами и бумагами, на ее лице — ошеломленное изумление. Кэтрин так и не может привыкнуть к роли издательницы — после самоубийства мужа она фактически руководит семейным бизнесом, газетой The Washington Post, переживающей далеко не лучшие времена. "Пост" хочет стать серьезным изданием и перестать конкурировать с локальной прессой, но для того чтобы стать второй The New York Times, ей катастрофически не хватает кадров. Чтобы иметь возможность нанять около 20 топ-репортеров, Грэм планирует выйти на IPO, а пока ее газета униженно публикует скандальные отчеты о свадьбе дочери Никсона.
NYT в это же самое время работает всерьез: начинает печатать выдержки из секретного "пентагонского" досье, подготовленного Робертом Макнамарой, бывшим министром обороны США. Десятки томов с грифом "секретно", скопированные военным аналитиком Дэниелом Эллсбергом, содержат подробную историю — и предысторию — войны, радикально отличающуюся от официальной; плюс прогнозы на исход кампании, крайне неутешительные. Вскоре суд запрещает NYT публикацию секретных материалов — и тут в игру вступает The Washington Post. Один из ее редакторов, Бен Багдикян, самостоятельно вышел на Эллсберга и получил вторую копию досье. Дело доходит до Верховного суда, встающего на сторону прессы (и пятой поправки). Все торжествуют. Что будет дальше, все знают: уже через год The Washington Post окажется ключевым изданием, раскручивающим уотергейтский скандал, а "Вся президентская рать" Алана Джей Пакулы превратит ее и вовсе в лучшее СМИ на земле.
В фильме о предыстории этого триумфа, о секретном досье (две номинации на "Оскар", в том числе за лучшую женскую роль), Спилберг вновь, как в "Линкольне" и "Шпионском мосте", берется за экранизацию не меньше чем американской конституции. Приняв вид мудреца, свято чтящего традицию и говорящего о проблемах настоящего (Трамп, его борьба с прессой и правдой за "постправду"), разбирая славные примеры из прошлого, он читает проповедь ("Публикация — единственная защита права на публикацию"). И нет ничего скучнее этой проповеди.
Режиссура Спилберга, как всегда, гладка и прозрачна, исторический сюжет катится как по рельсам, ведя всех героев к заранее известному финалу. Но парадоксальным образом эта историческая реконструкция не проливает свет на какие-то детали дела, прежде остававшиеся в тени,— напротив, она их прячет. Зло как будто не заслуживает появления на экране (так, кровавая фактура вьетнамской войны дана в коротком прологе, впроброс, скрытая за ночной тьмой и брезентовыми мешками для тел). Антагонисты вынесены за кадр — тот же Никсон, личную войну которому фактически объявляет Кэтрин Грэм, присутствует лишь в виде фаллической карикатуры в кабинете главреда. Дело в том, что режиссер тут — вовсе не диссидент, не аутсайдер, нападающий на систему, он, а вслед за ним и его главные герои, не враги, а смелые друзья общества, что называется, стоящие на страже основ конституционного строя.
Но как в этой системе раз за разом оказываются возможны "Уотергейт" Никсона и "Ирангейт" Рейгана, иракская дезинформация Буша-младшего и президент Трамп? На этот вопрос Спилберг не может дать ответа: ценой, которой оплачена убедительность критики власти (в данном случае — президента Никсона), является невозможность дистанцироваться от власти как таковой. Стратегия автора здесь (уже не просто режиссерская, но гражданская) — защита статус-кво "от перегибов на местах", а не вопрос об общем устройстве системы; в ней-то Спилберг ни на секунду не сомневается. Хоть "Досье" и заканчивается сценой, отсылающей к началу "Всей президентской рати", описанная в фильме коллизия инсценирована как уникальная. Люди могут ошибаться, но система сдержек и противовесов, созданная отцами-основателями,— нет.
Двусмысленную позицию занимает и героиня фильма, ведь люди, врущие об успехах войны, и люди, публикующие украденные документы об истории этой лжи,— в "Досье" буквально одна и та же — ее, Кэтрин Грэм,— компания. Дом Грэмов украшен не только старинным фарфором и бронзой, но и семейными фотографиями, а на них — не только покойный Фил Грэм. Вот — Джон Кеннеди, при котором уже шла подготовка к вторжению в Индокитай. А вот — Роберт Макнамара, друг семьи, конфидент и советчик, а заодно и архитектор вьетнамской кампании. И главная коллизия, главная линия напряжения проходит как раз в тихой спальне Грэм, а вовсе не в шумной редакции ее газеты, хотя всех непременно маскулинных атрибутов медиатриллера (крупные планы искаженных лиц журналистов, дрожь столов в опен-спейсе, закинутые на стол ноги главреда, шутки про "моржовый хер", наконец) в "Секретном досье" предостаточно. Вопрос публикации разоблачительных документов в этой комнате звучит немного не так плакатно, как на планерке: здесь на кону не свобода слова и даже не "жизни наших ребят", но ее, женская власть и ее семейный бизнес.
Парадокс "Досье" в том, что снимая вроде бы фильм о правильном выборе, Спилберг на самом деле не оставляет своей героине никакого выбора. Она — своя в мире вашингтонского истеблишмента, но при этом — нежеланная гостья в мире суровых, принимающих решения мужчин (будь то журналисты или пиджаки с Уолл-стрит). И единственный для нее способ добиться признания (и капитализации своей увядающей газеты) — это эскалация затеянного мужчинами конфликта. Гражданское мужество героиня Стрип проявляет охая, устало хватаясь за голову, глядя сквозь собеседников в потолок, словно в полудреме. В этом смысле ближайшим понятным российскому зрителю аналогом "Досье" в отечественной истории будут, скажем, не публикации "Псковской губернии", а история политического пробуждения Ксении Собчак.
Василий Корецкий
