Национальная театральная премия «Золотая маска» объявила номинантов, которые будут участвовать в конкурсе 2021 года. Хотя отчетный сезон 2019/20 года оказался искалеченным пандемией, эксперты предложили вполне солидный перечень состязающихся, который комментируют Ольга Федянина, Сергей Ходнев и Татьяна Кузнецова.
Драма и театр кукол
Сезон во всех театрах оказался «уполовиненным»: эксперты учитывали только премьеры, выпущенные до весеннего закрытия театров — все новинки лета и осени числятся уже в сезоне 2021/22 и перешли в ведение следующего экспертного совета. Так что о тенденциях сезона вряд ли можно как-то обоснованно говорить.
Однако если и не тенденции, то особенности у нынешней кризисной афиши все же есть. Если говорить о драматической программе, то это касается и репертуара, и состава номинантов.
Это опасение не подтвердилось ни в каком виде, никакого засилья «Вишневых садов», «Без вины виноватых» и «Гамлетов» в объявленной афише не наблюдается. Из проверенных названий в афише следующей «Маски» есть лишь «Дядя Ваня» (Омский театр драмы, режиссер Георгий Цхвирава), «Король Лир» (Небольшой драматический театр, режиссер Лев Эренбург) и не слишком частый в России «Пер Гюнт» (театр им. Евг. Вахтангова, режиссер Юрий Бутусов). Ни «Идиота» Андрея Прикотенко (театр «Старый дом», Новосибирск), ни «Бориса» в постановке Дмитрия Крымова (проект Леонида Робермана и Музея Москвы) к вечнозеленой классике не отнесешь, это совсем вольные, «далековатые» режиссерские вариации на темы канонических текстов. Наоборот, заметен запрос на материал либо совсем актуальный, либо не слишком знакомый — в афише царят названия неизвестные, новые, созданные специально для конкретных спектаклей.
Вторая заметная особенность афиши драматической «Маски» — то, что в ней мало театров-«тяжеловесов»: уже упомянутый Вахтанговский, БДТ — с совсем камерной работой «Ночной писатель» Яна Фабра и Театр наций — с бесспорной удачей Андрея Могучего («Сказка про последнего ангела») — вот, собственно, и все. Зато много имен и театров, которые в последние несколько лет постоянно были предметом внимания экспертных советов, но не всегда попадали в основные номинации: это и Татарский драматический театр из Альметьевска («Королевство кривых»), и казанская творческая лаборатория «Угол» («5 мм н»), и Русский драматический театр им. Н. А. Бестужева из Улан-Удэ («Наводнение») — и еще с десяток других. Кроме того — и это тоже безусловное достоинство фестивальной афиши — в отборе сезона много негосударственных театров и спектаклей-проектов, выпущенных вне рамок репертуарного театра (например, «телефонный» спектакль «Алло» проекта «Разговоры», фонд Alma Mater, и Союз театральных деятелей России; спектакль-прогулка «Рас-стаемся» режиссера Жени Беркович, Мобильный художественный театр).
Последняя заметная тенденция — эксперты в этом году высоко оценили то, что можно назвать последовательностью. Абсолютными лидерами отбора стали два театра, которые уже несколько сезонов проводят ясную репертуарную политику. «Электротеатр "Станиславский"» под руководством Бориса Юхананова все последние годы остается местом современных экспериментальных форматов и, главное, местом радикального синтеза драматического театра и современной оперы. До сих пор «Электротеатр» претендовал главным образом на номинации в «Эксперименте», а в этом году получил рекордные 22 номинации — за два оперных спектакля и один драматический. Второй лидер — новосибирский «Старый дом» получил 11 номинаций за спектакль «Идиот» в постановке Андрея Прикотенко, который тоже уже несколько лет набирает популярность со своими авторскими режиссерскими вариациями на классические темы.
Единственной заметной данью традициям стал выбор драматических экспертов в театре кукол: три из семи спектаклей-номинантов представляют петербургские кукольные театры, и это объективное лидерство, на которое пока не влияют никакие сезонные колебания и эпидемические катаклизмы.
Опера и мюзикл
У музыкальных экспертов — другая традиция: задать жару, поставив в списке оперных номинантов современные опусы в синтетическом жанре рядом с реализациями более почтенных и более привычных партитур, и пусть жюри выпутывается, как сможет, попутно пытаясь нащупать критерии того, что в XXI веке является оперой, а что нет. Когда это выглядит бравадой, когда замком без ключа, но иногда — как в этот раз — правдивым конспектом сезона: уж что есть, то есть.
Здесь даже не в «Садко» Дмитрия Чернякова вопрос: первой за много лет работы режиссера в Большом театре так долго ждали, так спорили о ней на безрыбье, что не выдвинуть ее на премию было бы как минимум странно при любых обстоятельствах. Что здесь неожиданно — так это скорее номинация Чернякова в потенциальные «лучшие художники», если учитывать, что на 90% сценография «Садко» осуществлена по музейным эскизам художников начала ХХ века.
И уж тем более было бы странно не увидеть в списке номинантов «Похождения повесы» в постановке Саймона Макберни, которые Музтеатр Станиславского с триумфом показал в начале отчетного сезона на правах копродукции с фестивалем в Экс-ан-Провансе. Состав жюри еще не объявлен, но ставить на успех «Похождений» — дело надежное, если только не вмешаются обстоятельства (как, кстати, бывало даже и без всякой пандемии — достаточно вспомнить, как жаловалось в свое время жюри на качество конкурсного показа «Евгения Онегина» Дмитрия Чернякова).
Однако «Дидона и Эней» Большого театра в «тучный» год — даром что копродукция с тем же фестивалем в Эксе — имели бы, возможно, вид не просто бледный, а совсем никудышный, а вот сейчас в номинанты они попали. Как попала и «Лолита» Родиона Щедрина, наконец-то добравшаяся до Мариинского театра — но режиссерской номинации, что крайне красноречиво выглядит, тоже не получившая.
На особом месте — тихая, но приметная премьера «Жестоких детей» Филипа Гласса в Театре имени Сац, поставленных Георгием Исаакяном. Здравствующие композиторы представлены, собственно, классиком минимализма плюс двумя современными отечественными авторами, получившими сцену в вышеупомянутом «Электротеатре». Дмитрий Курляндский выдвинут со своей оперой «Октавия. Трепанация» (премьера которой состоялась в 2017-м в Амстердаме) по трагедии Сенеки, а Александр Белоусов — с «Книгой Серафима», где в качестве текстовой основы выступают «Книга Теля» Уильяма Блейка и фрагменты «Бесов» Достоевского.
С главной мужской ролью все конвенционально: семь претендентов во главе с именитым дебютантом масочного конкурса Богданом Волковым (Том из «Похождений повесы»). А вот с женской ролью — не совсем. Среди претенденток — восемь дам, включая, например, Аиду Гарифуллину и Екатерину Семенчук (обе выдвинуты за «Садко»), но есть также контратенор Эндрю Уоттс — за роль Бабы-Турка, «бородатой женщины» из «Похождений». А также целый ансамбль Questa Musica, презентовавший Октавию в опере Дмитрия Курляндского.
Где сезон выглядит неожиданно щедрым, так это в разделе «Оперетта/мюзикл». Даже оперетта как таковая, удовлетворившая отборщиков, нашлась, причем самая что ни на есть классическая (редкостное дело!) — «Сильва» Екатеринбургского театра музкомедии. Остальные номинанты — как водится, мюзиклы разного толка, причем со значительным преобладанием регионов. Московский спектакль только один («Магазинчик ужасов» Театра на Сухаревской), а в остальном — Барнаул («Капитанская дочка»), Новоуральск («Серебряное копытце») и Новосибирск (рок-мюзикл «Фома» по песням Юрия Шевчука). Даже в дирижерском конкурсе по разряду «оперетта/мюзикл» столько же соискателей, сколько и в конкурсе оперном: четверо против четверых.
Балет и современный танец
Зато в балете в этот раз не выдвинули ни одного дирижера. В остальном танцевально-балетный сезон, прервавшийся в марте и едва проклюнувшийся в щели летнего карантинного послабления, десять музыкальных экспертов «Маски» своей компетенцией и самоотверженностью буквально спасли. Они не только отсмотрели практически все, что им смогли представить театры и труппы. Они чрезвычайно кропотливо и вдумчиво поделили увиденное на номинантов и лонг-лист.
Судя по списку, главной танцевальной жертвой вируса пала новая редакция знаменитой «Свадебки» Татьяны Багановой — в номинанты она не попала просто потому, эксперты не смогли посмотреть спектакль «живьем».
Но и без того «Провинциальные танцы» Багановой, которым в сезоне 2019/20 исполнилось 30 лет, явно лидируют в «современном танце»: мудрая руководительница начала справлять юбилей прямо в сентябре, пригласив различных авторов в программу «345» (три спектакля, четыре страны и пять хореографов). Две премьеры программы («Сердце на его рукаве» израильтянина Дора Мамалиа и поляка Дариуша Новака и «Личность» швейцарца Йозефа Трефели) вошли в короткий список, а их авторы номинированы как хореографы. Из известных «масочников» в номинанты попал Камерный театр из Воронежа со спектаклем «Зеркало» (его хореограф Павел Глухов — соответственно, в список «лучших хореографов»). Ксения Михеева, тоже известный игрок на ринге «современного танца», на сей раз номинирована с петербургским проектом «Последнее чаепитие». А новичком «Маски» и «темной лошадкой» оказался иркутский Театр танца Владимира Лопаева «PROдвижение» с военным спектаклем «Иваново детство» — примечательно, что руководитель труппы номинирован не как хореограф, а всего лишь как танцовщик. Конкурс — если его удастся провести офлайн, обещает быть интересным: труппа-хедлайнер — лучшая в России. К тому же ни одного из номинированных спектаклей Москва не видела, с хореографами-иностранцами публика еще не знакома; россияне, напротив,— авторы с репутацией. И, к счастью, в списке нет монологических произведений, отличающихся обычно истеричностью и дурновкусием — таковыми был переполнен только что прошедший «масочный» конкурс.
За исключением небольшого опуса Максима Петрова «Русские тупики-II», представленного Мариинским театром в рамках традиционной программы «Творческая мастерская молодых хореографов» и выделенным из семи себе подобных целым букетом частных номинаций (сам хореограф, композитор Настасья Хрущева, артисты Елена Андросова и Василий Щербаков), все номинанты — многоактные классические блокбастеры.
Дискуссию по поводу выдвижения на «Маску» спектаклей-переносов, не отмеченных печатью оригинальной редакции, видимо, следует считать завершенной после появления на прошедшем конкурсе пермской «Баядерки» — с хореографией, бережно скопированной с исторического спектакля Кировского театра. Вероятно, с той же тщательностью балерина Мариинки Дарья Павленко перенесла в Самару другой петербургский раритет — «Бахчисарайский фонтан» Ростислава Захарова 1934 года. Художественную новизну в слепом копировании усмотреть трудно. Однако коммерческая, историческая и производственная польза очевидна: знаковый драмбалет сохранен для потомков, публика, как только ей позволят, повалит на него валом, артисты получили гроздь выигрышных ролей, а театр — ворох номинаций (три исполнительские плюс Татьяна Ногинова за воспроизведение костюмов Валентины Ходасевич 1936 года).
«Дон Кихот» Рудольфа Нуреева, перенесенный в московский Музтеатр Станиславского и Немировича-Данченко Лораном Илером, балетным худруком и по совместительству хранителем наследия Нуреева,— противоположный случай. Балет в редакции Нуреева никогда в России не шел, а потому может считаться новинкой. Но художественные достоинства в нем тоже усмотреть нелегко: неостроумные мизансцены, нелепые до комичности характерные танцы, переусложненная партия Базиля, с которой не мог справиться ни один солист «Стасика». Но этот гигантский спектакль — столь же трудоемкая, коммерчески выгодная и профессионально необходимая работа всего театра, которую сочли нужным поощрить номинацией (в частной выдвинута Оксана Кардаш, станцевавшая Китри).
Таким образом, единственным и недосягаемым лидером (если, конечно, молодой хореограф Максим Петров, вопреки обыкновению, не поставил нечто гениальное) оказывается «Жизель» Большого театра, с которой Алексей Ратманский проделал невероятно трудоемкую, тонкую и рискованную операцию по приближению к романтическому первоисточнику. Были пересмотрены заштампованные мизансцены, реконструированы забытые режиссерские решения, радикально сдвинуты темпы, прочищены и уточнены комбинации, перетрактованы роли — как главные, так и второстепенные, восстановлены и заново сочинены хореографические фрагменты, добавлены сценографические трюки из арсенала XIX века. «Жизель», которую на премьере оценил весь балетный мир, не обидели и эксперты: Алексей Ратманский с полным правом выдвинут как хореограф, Ольга Смирнова и Артемий Беляков заслужили номинацию как отважные исполнители, Роберт Перзиола — как изобретательный сценограф. И хотя интрига балетного конкурса умерла, не родившись, реконструированная «Жизель» Большого способна доставить публике не только спортивные волнения. Если только фестиваль 2021 года пройдет без помех.
Ольга Федянина, Сергей Ходнев и Татьяна Кузнецова
