Зачем советской власти был нужен ГУЛАГ? Почему большинство его объектов находилось вблизи городов? Была ли экономически эффективна сталинская система принудительного труда? Есть ли будущее у российских городов и поселков, построенных руками заключенных? Об этом «Ленте.ру» рассказала доцент экономического факультета и старший научный сотрудник Института прикладных экономических исследований РАНХиГС Татьяна Михайлова.
Разные судьбы Одессы и Новосибирска
— В своей лекции в Сахаровском центре вы сказали, что география лагерей ГУЛАГа прямо соотносилась с картой плотности населения СССР.
— ГУЛАГ выполнял две основные задачи: освоение труднодоступных территорий, обладающих значительными природными ресурсами (Архангельская область, Коми, Якутия, окрестности Магадана и другие), и обеспечение бесплатной рабочей силой новых промышленных площадок в обжитых местах. Именно в густонаселенных районах карта ГУЛАГа прямо соотносилась с плотностью населения, хотя были территории почти без лагерей.
— Это где?
— Западные регионы Белоруссии и Украины. С военно-стратегической точки зрения они считались уязвимыми, поэтому значительную часть производственно-промышленной базы располагали в глубине страны: в Центральной России и на Урале. География ГУЛАГа очень наглядно показывает приоритеты советской власти в освоении и развитии отдельных частей страны.
— Например?
— Возьмем два города: Одессу и Новосибирск. Дореволюционная Одесса была одним из крупнейших городов на юге Российской империи. В любой другой стране этот город развивался бы опережающими темпами, поскольку для этого были все основания: удачное географическое положение, крупный торговый порт, обслуживающий обширную густонаселенную территорию. Но советской власти Одесса была чужда своим вольным буржуазным духом, поэтому большевики с первых лет своего правления сознательно ее задвигали.
То же самое касается Владивостока. Если Одесса так и не стала нашим Марселем, то из Владивостока не получился «русский Сан-Франциско», как ему предрекали еще сто лет назад. Вместо развития владивостокского порта, изначально ориентированного на внешний мир, при Сталине построили Магадан, куда со всей страны свозили заключенных для добычи золота и других полезных ископаемых.
Советская экономика была замкнутой, поэтому развивать прежние приграничные центры, которые в случае войны рискуют первыми достаться противнику, не было никакого резона. Приоритет отдавали городам в глубине страны: Свердловску, Новосибирску.
— Новосибирск, кажется, вообще вырос из небольшой станции на Транссибе?
— Понятно, что более или менее крупный город в этом месте, на пересечении Оби и Транссибирской магистрали, обязательно должен был возникнуть. Но то, что сейчас это один из крупнейших российских мегаполисов, — следствие волюнтаристских решений, принятых в сталинские времена.
Старатели на колымском золотом прииске, Магадан, 1931 год
Долгое наследие ГУЛАГа
— Вы сказали, что ГУЛАГ был городским явлением. Как лагеря повлияли на дальнейшее развитие городов?
— Как правило, в тех городах, где рядом была инфраструктура ГУЛАГа, даже после его ликвидации в 1959 году население росло быстрее. Более того, эти процессы продолжились и после распада СССР. Расселение людей по территории всегда и везде было очень инерционным: если город построен, то потом его крайне трудно разрушить или переселить.
— Получается, что ГУЛАГ исказил демографическую и социально-экономическую географию нашей страны?
— Конечно, исказил и продолжит искажать.
— Почему?
— В любом большом современном российском городе есть объекты, построенные заключенными. Если бы не было ГУЛАГа, их или не существовало бы вовсе, или их строили бы вольнонаемные рабочие в другом, возможно, более благоприятном месте.
— В каком?
— В европейской части России, где было больше сельского населения, которое в процессе нормальной урбанизации (а не такой уродливой, как при советской власти) двинулось бы в города устраиваться на заводы и фабрики. Инвестировать в эти регионы было бы выгодно, поскольку там имелся излишек рабочей силы. А у нас эта избыточная рабсила перемещалась на восток, в малоосвоенные регионы страны.
— В «столыпинских» вагонах?
— Сначала — да. Первичную промышленную инфраструктуру на новом месте создавали узники ГУЛАГа, а потом вслед за ними ехали вольнонаемные. В отличие от дореволюционной аграрной колонизации Сибири и Дальнего Востока, сталинская насильственная миграция с помощью ГУЛАГа была в значительной степени инструментом индустриализации этих регионов — дорогостоящей и не всегда оправданной.
Повторюсь, наследие ГУЛАГа останется с нами надолго. Возьмем, например, город Комсомольск-на-Амуре: можно ли было бы его построить посреди тайги без ГУЛАГа? Наверное, да, но какой ценой? Но что сделано, то сделано: город есть, и он уже никуда не исчезнет. Или другой пример — Норильск, с которым непонятно что делать.
Проблемы городов ГУЛАГа
— А что с Норильском?
— Подсчитано, что дешевле дать большинству жителей Норильска компенсации для переселения на Большую землю, чем содержать всю его огромную, затратную и неэффективную социально-экономическую инфраструктуру.
У нас перед глазами есть пример канадского аналога Норильска — города Томпсон, где в чуть более мягких природно-климатических условиях находится горно-металлургический комбинат, сопоставимый по объемам продукции с «Норникелем». Только разница в том, что в Норильске сейчас проживают немногим менее 200 тысяч человек, а население Томпсона — 13 тысяч. Представляете, какая для канадской экономики выходит экономия финансовых и прочих ресурсов?
Норильск, 1967 год
— Норильск тоже строили заключенные?
— Конечно. На его примере хорошо видно, что гулаговская система была эффективна только на короткой дистанции и лишь для планового хозяйства. В долгосрочной перспективе и в условиях рыночной экономики построенная с помощью ГУЛАГа социально-экономическая инфраструктура оказалась совершенно неэффективной и обременительной для нашей страны.
— И что же со всем этим делать?
— Непонятно. Вот что делать с тем же самым Норильском? Содержать его дорого и неэффективно, заставить местное население платить за коммунальные услуги по рыночным ценам тоже невозможно — люди этого не потянут и попросту начнут замерзать. Уговорить их добровольно покинуть Норильск тоже трудно, так как любой город — это множество устоявшихся социальных связей. Насильно вывезти оттуда жителей тоже нельзя — слава богу, времена уже не те, да и «столыпинские» вагоны работают лишь в одну сторону. Эта проблема касается не только Норильска, но и других гулаговских мест — например, того же Магадана.
Города и поселки, построенные с помощью ГУЛАГа, не вписываются в современную рыночную экономику, поэтому они должны или сильно уменьшиться в размерах, или вообще исчезнуть с карты. По идее, государство должно контролировать этот процесс: стимулировать переезд экономически активного населения и обеспечить всем необходимым тех, кто решил остаться.
— А наше государство пытается этим заниматься?
— К сожалению, у нас просто нет денег. Поэтому неизбежная оптимизация пространства сейчас происходит стихийно и часто с негативными социальными последствиями. ГУЛАГ — это мина замедленного действия под будущее России, которая уже сработала. Мы унаследовали от СССР искаженную географию размещения населения — и это наше проклятие на несколько поколений вперед.
Беседовал Андрей Мозжухин
Источник
