Последний великий сканди-нуар «Мост» закончился, а с ним и золотой век северного нуара как такового. Его место теперь заполняют европейские криминальные драмы разной степени подражательности, среди которых нет-нет да и обнаружится настоящая жемчужина жанра вроде австрийского «Прегау»
Не то чтобы любителям смурных дождливых детективов стало совсем нечего смотреть. Англичане научились снимать суррогатную скандинавщину вроде «Фортитьюда» — на подходе у них ремейк «Валькирии». Раскачались исландцы («Ловушка») и норвежцы («Монстр», «Богатство») и вдобавок в игру вступили финны — взять недавний «Сорйонен» про харизматичного копа из Лаппеенранты, а вскоре нас ожидает «Мертвый ветер», «криминальная драма о сезонной депрессии финнов». Близкими по духу к северному нуару критики числят бельгийский «Чистый лист» и канадского «Кардинала». Но все это разнообразие, как с белых яблонь дым, лишь демонстрирует усталость материала в сравнении с годами бури и натиска, когда Лисбет Саландер взрывала воздушные замки, Валландер обнаруживал в крошечном курортном Истаде средоточие мирового криминала, а Сага Норен и Сара Лунд породили новое амплуа «аутичный скандинавский коп».
И вот на нынешнем выцветшем фоне вдруг появляется живой и нервный, до смешного декадентский, представляющий человеческую природу во всем ее безобразии сериал про австрийскую деревню, где устои так прогнили, что небо того и гляди рухнет на землю. В сериале «Прегау — смертельная долина» нам по-честному выдадут всю нуаровщину по списку: если дождь, то льет сто часов подряд; если капитал пожирает социальную справедливость, то всю без остатка; если в семье зреют тайные пороки, то самого поганого свойства. А главный герой хоть и коп, но с червоточиной. То есть человек-то он, может, и неплохой, просто не может противиться пороку. Получестный, как мы все. Этот Ханнес (Максимилиан Брюкнер) женат по страстной любви на женщине из богатой семьи Хартманнов, владеющей половиной Прегау. В обороте у них завод по переработке трупов животных (браво, австрийские сценаристы!) и грузовики, которые возят туда «сырье» прямо через центр,— один такой грузовик насмерть сбил жену другого местного олигарха, и тот затаил злобу. Но друг друга любят дети главарей в том месте, где встречают нас событья,— точнее, любимая племянница Хартманнов путается с сынком озлобленного олигарха. И надо ж такому случиться, что, когда эти пьяные ребятки разбиваются на машине по дороге с вечеринки Хартманнов, к этому оказывается причастен наш получестный коп.
Австрийцы виртуозно выстраивают сюжет «коготок увяз — всей птичке пропасть»: стоит Ханнесу единожды прогнуться, уступить греху и пренебречь долгом, как порок берет его в оборот со всеми потрохами. Карточный домик схлопывается — в Прегау запускается неотвратимый механизм служебных подтасовок, шантажа, убийств и прочих психопатологий обыденной жизни. До такой высоты философских обобщений о самовоспроизводящейся природе греха в кино поднимались разве что детектив Сэма Рейми «Простой план» и близкие ему по духу саги братьев Коэн про злонамеренных идиотов, как «Фарго». «Я больше не могу»,— ноет Ханнес подельнику после очередного проступка. «Так продолжайте грешить — это проще, чем остановиться».
В истории фигурируют два привычных уже в скандинавском и европейском криминальном кино полукомических и довольно противных русских — куда же без них! Эти мордовороты в кожаных куртках, будто забытые в сериале каким-то ошалевшим сценаристом из 90-х, как водится, заправляют борделем «У Евы», который принадлежит супостатам Хартманнам. Непривычно тут другое — неожиданно удачная шутка о родстве австрийской и русской идентичности, каких обычно на близкую нам тему не дождешься. Прощаясь, один по-брежневски, от души целует другого и произносит нараспев: «До свиданья, друг мой, до свиданья, милый мой, ты у меня в груди!» — написанный кровью есенинский последний привет как родной ложится на изъеденную психоанализом и суицидом австрийскую почву. Да и трупы тут утилизируют почти как в балабановском «Кочегаре».
В «Прегау», конечно, много и локальной австрийской специфики — например, бессмысленная и застарелая неприязнь местных к немцам. Ханнес — немец, чужак, свалившийся в окруженную великими горами австрийскую долину как в черный омут, где кругом сплошь инцест и неявные психопаты: в сериале есть великолепная сцена, когда безумец с необсохшей кровавой пеной на губах виртуозно врет собеседнику по телефону, прикидываясь нормальным. Только в сериале вся эта специфика дана в таком концентрированном виде, что прослезился бы и главный специалист по местным патологиям режиссер Ханеке — ну или расхохотался бы. Ясно одно: на родине психоанализа к мозгоправам не ходят — предпочитают инцест и убийства. Австрия держит марку. Это вам не депрессивная Скандинавия, у австрийцев собственная гордость.
