Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Путевка в смерть

Быть взрослым сиротой еще труднее, чем сиротой-ребенком

19-летний Гена Тарских — один из выпускников сиротского учреждения. Высокий парень, открытое светлое лицо, сибирские черты лица — в старых фильмах-сказках такими часто добрых молодцев показывали. Он, как и многие товарищи по несчастью, — бездомный. И хотя по закону всем сиротам положена квартира от государства, свое жилье он увидит не скоро — правительство Красноярского края не торопится строить социальные дома и раздавать сиротам квартиры. А пока, бездомный и никому не нужный, он скитается по России в поисках сам не зная чего.

Гена листает внушительного размера папку с документами. Справки, справки, справки. В этих бумажках, написанных сухим официальным языком, — вся его жизнь. Вот свидетельство о рождении:

— Тут написано, что я родился в тюрьме в городе Мариинске Кемеровской области. Как меня потом в Красноярскую область занесло — не знаю. Вот тут, — Гена показывает еще одну справку, — написано, что «мать оставила малолетних детей с другими детьми на улице и скрылась в неизвестном направлении». Меня, значит, в дом малютки отправили. А сестру Елену 1989 года рождения в детский дом. Я ее совсем не помню и больше никогда не видел.

За что мать в тюрьме оказалась, Гена точно не знает. Он пытался наводить справки, даже в колонию эту кемеровскую поехал:

— Мне там на руки никаких бумаг не дали, а только личное дело почитали. У мамы моей 15 или 18 судимостей было: и наркомания, и грабежи, и даже покушения на убийства. Все там было.

Чтобы отыскивать своих родственников, Гена освоил всевозможные компьютерные поисковые программы и базы данных.

— Отец мой, по рассказам соседей, не пил, не курил. Работал. Потом, когда мать пропала без вести, а мы с сестренкой оказались в детском доме, он нас постоянно навещал. Приносил подарки и сладости. Но так как был болен туберкулезом, то его к нам не допускали даже. А потом он умер. Я этого ничего сам не помню — папины соседи по деревне рассказали.

Через какое-то время детей вроде взяла под опеку родная бабушка. То ли по папиной линии, то ли по маминой — непонятно.

— У меня почему-то по документам все родственники носили фамилию Тарских. И папины и мамины: тетки, дяди, бабушки. Уж не знаю, как так получилось, может, эти органы опеки так справки составляли. А может, и правда так было, что они все дальние родственники.

Потом и бабушку лишили права опеки над детьми. То ли она их била, то ли просто неаккуратная была — справки об этом умалчивают. Известно лишь, что Гена в 5 лет попал с серьезной травмой головы в больницу. Был долгое время в коме. После этой травмы у него развилась аневризма сосудов головного мозга. Он стал отставать в развитии, до 10 лет совсем не мог разговаривать. Однако рос милым и послушным ребенком. К нему привязалась воспитательница детского дома Канска, где он находился:

— Людмила Николаевна Рожкова — так мою маму зовут, — улыбается Гена. — Она меня сначала просто на выходные домой к себе забирала. Потом и на летние каникулы. Ну, а после вообще оформила надо мной опекунство.

И маленький Гена попал в настоящую семью. У его мамы Люды двое взрослых детей и шестеро внуков. Жили все вместе дружно. Людмила Николаевна полюбила мальчика как родного. Водила его к логопедам, научила Гену говорить. Сделала несколько операций на глазах, убрав косоглазие.

— Потом у меня с головой что-то случилось, — вспоминает Гена. — И я стал дурить. Не знаю, что со мной вдруг произошло — может, переходный возраст. Постоянно устраивал скандалы, убегал из дома. Маму свою довел до того, что она в больнице с сердцем оказалась. В конечном итоге в возрасте 15 лет я снова попал в детский дом…

Людмилу Николаевну по состоянию здоровья лишили права опеки.

— Она приходила ко мне практически каждый день. Я плакал, просился обратно. И она плакала. Вот так сядем вместе на лавочку, обнимемся и рыдаем. Но ничего уже сделать было нельзя. Меня даже на выходные домой не отпускали.

Гена неплохо учился. В 16 лет поступил в ПТУ на слесаря. Два года пролетело, как один день. Вот-вот должно было наступить долгожданное совершеннолетие:

— Меня дирекция ПТУ, по идее, должна была отправить в детский дом после выпускного. Путь и на пару месяцев, которые оставались до 18-летия. Но они мне предложили пойти жить в патронажную семью. Все равно, мол, тебе в интернате недолго жить, а там будешь как дома. Взять тебя хочет молодая пара. Короче, уболтали, ну я и согласился. Потом уже узнал, что все это было сделано абсолютно незаконно.

Выпускники детских домов — легкая добыча для всякого рода квартирных аферистов, мошенников, бывших зэков. Сиротские пособия (часто немалые, особенно для отдаленных регионов), будущие квартиры — все это лакомые кусочки для такого рода людей. Парочка, которая взяла Гену, Юлия Хваткова 1986 года рождения, и ее сожитель Владимир Пудалев — оба безработные, оба с начальной стадией алкоголизма, без своего жилья. А у Гены на счету за 18 лет скопилась приличная сумма:

— Я все деньги копил и ничего не тратил. Пенсия моя по инвалидности каждый год повышалась. Тогда, в 2012-м, была 10 765 рублей с копейками. Для Канска — приличная зарплата. К моменту выпуска из ПТУ у меня на счету было больше 300 тысяч рублей.

Как выяснилось, опекуны были прекрасно осведомлены о Гениных богатствах. Прикинувшись друзьями, они уже через две недели знакомства попросили сироту оплатить съемную квартиру за год вперед.

— Обещали все мне вернуть, когда на работу пойдут.

Однако ни один, ни другой работать не собирался. А зачем, когда здесь под боком сирота-инвалид, с пенсией и накоплениями? И водка в магазине не кончается. Так как Гена был несовершеннолетний, а они его опекуны, то оформить доверенность на получение его накоплений не составило труда.

— Все деньги они мои забрали, — вздыхает Гена. — Все время пытались меня напоить — приходили в мою комнату: «Пойдем с нами бухать. Это весело». Я отказывался. Мама моя приучила меня в церковь ходить и всегда говорила, что водка — это зло. И боженька ее пить не велит.

Деньги подопечного у опекунов быстро кончились. И они уговорили Гену взять в кредит дорогой мобильный телефон. А потом отобрали его и сдали в ломбард, а деньги пропили. Горе-опекуны надеялись приобщить сироту к алкоголю, чтоб спокойно вместе жить на его пенсию, поэтому отказы Гены от пива и водки их страшно раздражали. Они стали его избивать, тушить об него бычки: «Пей, я сказал!».

— Я надеялся, что вот-вот стукнет мне 18, я освобожусь из-под их опеки, выгоню из съемной квартиры, которая на мои же деньги и оплачена, и буду спокойно жить.

Однако этого сделать не удалось. Опекуны отобрали у сироты паспорт, банковскую карту и стали гнать из дома. Но он упертый — не уходил. Вечером с 19 на 20 сентября прошлого года дома шла очередная пьянка. Супружники стали цепляться, как обычно, к Гене, избивать. Соседи услышали страшные крики и выбили дверь квартиры. Оттуда выскочил, весь окровавленный, Гена. Его на «скорой» отвезли в травмопункт, потом в судмедэкспертизу. Сняли побои, оставили ночевать.

— А утром дали мне все бумаги и велели уходить. Идти мне было некуда совсем, и я поплелся в органы опеки, рассказал все. Они дали справку, что я поставлен на очередь на квартиру, а где мне пока жить, не сказали. Просто предложили перекантоваться на вокзале. Так я стал бездомным. Спрашивается, зачем они меня тогда с улицы подобрали, когда я был маленький, — плачет Гена, — чтобы опять на улицу и выкинуть.

Так он с 20 сентября прошлого года и живет на вокзалах. Пару месяцев в Канске: пытался отсудить у своих бывших опекунов деньги обратно.

— Вот побегал я тогда, — вспоминает он. — У меня судья никак не хотел принимать заявление. То составлено неправильно, то бумажек каких-то не хватает. Но я настырный, добился своего.

Добился, ага. Опекунов наказали штрафом в пользу государства. Гене ничего не досталось. Приближалась зима, а она в Красноярском крае нешуточная — морозная, сибирская. И подался Гена путешествовать по России:

— Вообще-то у меня цель была — попасть на известное ток-шоу, которое по телевизору показывают. Вот если бы на всю страну рассказал про себя, про этот беспредел, точно мне бы наши красноярские чиновники квартиру дали, а эти гады деньги мои вернули. Представляю, как бы их всех вызвали в Москву и как бы им стыдно стало!

Проезд на электричках у Гены бесплатный. А на них, родимых, можно объехать практически всю нашу бескрайнюю Родину. Сначала он добрался до Тюмени. Там прямиком направился в привокзальное отделение милиции. Рассказал всю свою историю и попросил помочь добраться до Москвы.

— В том отделении я прожил целый месяц. Ночевал прямо в кабинете майора Андрея Гараса. Меня все кормили, поили, одевали. Привет им всем: и подполковнику Анатолию, фамилию не помню. И специалисту по делам несовершеннолетних Виктории Сергеевне. Они все пытались мне помочь. Звонили в Красноярск в органы опеки, запросы отправляли, узнавали, когда мне дадут жилье. Им сначала что-то там объясняли, а потом вообще стали говорить, что меня не знают. Через месяц мне стало скучно, и я опять засобирался в Москву. Полицейские помогли мне написать письмо для этого ток-шоу, со всей моей историей. И я поехал.

Да уж, Гена — он действительно настырный. Он ведь все-таки добрался до Москвы. Из Тюмени на поезде доехал до Уфы. Из Уфы на электричке до Самары. Из Самары до Казани. А из Казани на попутках до столицы. В электричках Гена читал свои нехитрые, но жалостливые стихи и собирал милостыню, каждый раз находил новых знакомых и друзей (часто, кстати, сотрудников полиции). И отовсюду, из каждого пункта он посылал запросы в красноярские органы опеки. Он почему-то решил, что если со всей России придут бумажки, то все в Канске поймут, какая у него поддержка, и дадут квартиру.

19-летний Гена Тарских — один из выпускников сиротского учреждения. Высокий парень, открытое светлое лицо, сибирские черты лица — в старых фильмах-сказках такими часто добрых молодцев показывали. Он, как и многие товарищи по несчастью, — бездомный. И хотя по закону всем сиротам положена квартира от государства, свое жилье он увидит не скоро — правительство Красноярского края не торопится строить социальные дома и раздавать сиротам квартиры. А пока, бездомный и никому не нужный, он скитается по России в поисках сам не зная чего.

Гена листает внушительного размера папку с документами. Справки, справки, справки. В этих бумажках, написанных сухим официальным языком, — вся его жизнь. Вот свидетельство о рождении:

— Тут написано, что я родился в тюрьме в городе Мариинске Кемеровской области. Как меня потом в Красноярскую область занесло — не знаю. Вот тут, — Гена показывает еще одну справку, — написано, что «мать оставила малолетних детей с другими детьми на улице и скрылась в неизвестном направлении». Меня, значит, в дом малютки отправили. А сестру Елену 1989 года рождения в детский дом. Я ее совсем не помню и больше никогда не видел.

За что мать в тюрьме оказалась, Гена точно не знает. Он пытался наводить справки, даже в колонию эту кемеровскую поехал:

— Мне там на руки никаких бумаг не дали, а только личное дело почитали. У мамы моей 15 или 18 судимостей было: и наркомания, и грабежи, и даже покушения на убийства. Все там было.

Чтобы отыскивать своих родственников, Гена освоил всевозможные компьютерные поисковые программы и базы данных.

— Отец мой, по рассказам соседей, не пил, не курил. Работал. Потом, когда мать пропала без вести, а мы с сестренкой оказались в детском доме, он нас постоянно навещал. Приносил подарки и сладости. Но так как был болен туберкулезом, то его к нам не допускали даже. А потом он умер. Я этого ничего сам не помню — папины соседи по деревне рассказали.

Через какое-то время детей вроде взяла под опеку родная бабушка. То ли по папиной линии, то ли по маминой — непонятно.

— У меня почему-то по документам все родственники носили фамилию Тарских. И папины и мамины: тетки, дяди, бабушки. Уж не знаю, как так получилось, может, эти органы опеки так справки составляли. А может, и правда так было, что они все дальние родственники.

Потом и бабушку лишили права опеки над детьми. То ли она их била, то ли просто неаккуратная была — справки об этом умалчивают. Известно лишь, что Гена в 5 лет попал с серьезной травмой головы в больницу. Был долгое время в коме. После этой травмы у него развилась аневризма сосудов головного мозга. Он стал отставать в развитии, до 10 лет совсем не мог разговаривать. Однако рос милым и послушным ребенком. К нему привязалась воспитательница детского дома Канска, где он находился:

— Людмила Николаевна Рожкова — так мою маму зовут, — улыбается Гена. — Она меня сначала просто на выходные домой к себе забирала. Потом и на летние каникулы. Ну, а после вообще оформила надо мной опекунство.

И маленький Гена попал в настоящую семью. У его мамы Люды двое взрослых детей и шестеро внуков. Жили все вместе дружно. Людмила Николаевна полюбила мальчика как родного. Водила его к логопедам, научила Гену говорить. Сделала несколько операций на глазах, убрав косоглазие.

— Потом у меня с головой что-то случилось, — вспоминает Гена. — И я стал дурить. Не знаю, что со мной вдруг произошло — может, переходный возраст. Постоянно устраивал скандалы, убегал из дома. Маму свою довел до того, что она в больнице с сердцем оказалась. В конечном итоге в возрасте 15 лет я снова попал в детский дом…

Людмилу Николаевну по состоянию здоровья лишили права опеки.

— Она приходила ко мне практически каждый день. Я плакал, просился обратно. И она плакала. Вот так сядем вместе на лавочку, обнимемся и рыдаем. Но ничего уже сделать было нельзя. Меня даже на выходные домой не отпускали.

Гена неплохо учился. В 16 лет поступил в ПТУ на слесаря. Два года пролетело, как один день. Вот-вот должно было наступить долгожданное совершеннолетие:

— Меня дирекция ПТУ, по идее, должна была отправить в детский дом после выпускного. Путь и на пару месяцев, которые оставались до 18-летия. Но они мне предложили пойти жить в патронажную семью. Все равно, мол, тебе в интернате недолго жить, а там будешь как дома. Взять тебя хочет молодая пара. Короче, уболтали, ну я и согласился. Потом уже узнал, что все это было сделано абсолютно незаконно.

Выпускники детских домов — легкая добыча для всякого рода квартирных аферистов, мошенников, бывших зэков. Сиротские пособия (часто немалые, особенно для отдаленных регионов), будущие квартиры — все это лакомые кусочки для такого рода людей. Парочка, которая взяла Гену, Юлия Хваткова 1986 года рождения, и ее сожитель Владимир Пудалев — оба безработные, оба с начальной стадией алкоголизма, без своего жилья. А у Гены на счету за 18 лет скопилась приличная сумма:

— Я все деньги копил и ничего не тратил. Пенсия моя по инвалидности каждый год повышалась. Тогда, в 2012-м, была 10 765 рублей с копейками. Для Канска — приличная зарплата. К моменту выпуска из ПТУ у меня на счету было больше 300 тысяч рублей.

Как выяснилось, опекуны были прекрасно осведомлены о Гениных богатствах. Прикинувшись друзьями, они уже через две недели знакомства попросили сироту оплатить съемную квартиру за год вперед.

— Обещали все мне вернуть, когда на работу пойдут.

Однако ни один, ни другой работать не собирался. А зачем, когда здесь под боком сирота-инвалид, с пенсией и накоплениями? И водка в магазине не кончается. Так как Гена был несовершеннолетний, а они его опекуны, то оформить доверенность на получение его накоплений не составило труда.

— Все деньги они мои забрали, — вздыхает Гена. — Все время пытались меня напоить — приходили в мою комнату: «Пойдем с нами бухать. Это весело». Я отказывался. Мама моя приучила меня в церковь ходить и всегда говорила, что водка — это зло. И боженька ее пить не велит.

Деньги подопечного у опекунов быстро кончились. И они уговорили Гену взять в кредит дорогой мобильный телефон. А потом отобрали его и сдали в ломбард, а деньги пропили. Горе-опекуны надеялись приобщить сироту к алкоголю, чтоб спокойно вместе жить на его пенсию, поэтому отказы Гены от пива и водки их страшно раздражали. Они стали его избивать, тушить об него бычки: «Пей, я сказал!».

— Я надеялся, что вот-вот стукнет мне 18, я освобожусь из-под их опеки, выгоню из съемной квартиры, которая на мои же деньги и оплачена, и буду спокойно жить.

Однако этого сделать не удалось. Опекуны отобрали у сироты паспорт, банковскую карту и стали гнать из дома. Но он упертый — не уходил. Вечером с 19 на 20 сентября прошлого года дома шла очередная пьянка. Супружники стали цепляться, как обычно, к Гене, избивать. Соседи услышали страшные крики и выбили дверь квартиры. Оттуда выскочил, весь окровавленный, Гена. Его на «скорой» отвезли в травмопункт, потом в судмедэкспертизу. Сняли побои, оставили ночевать.

— А утром дали мне все бумаги и велели уходить. Идти мне было некуда совсем, и я поплелся в органы опеки, рассказал все. Они дали справку, что я поставлен на очередь на квартиру, а где мне пока жить, не сказали. Просто предложили перекантоваться на вокзале. Так я стал бездомным. Спрашивается, зачем они меня тогда с улицы подобрали, когда я был маленький, — плачет Гена, — чтобы опять на улицу и выкинуть.

Так он с 20 сентября прошлого года и живет на вокзалах. Пару месяцев в Канске: пытался отсудить у своих бывших опекунов деньги обратно.

— Вот побегал я тогда, — вспоминает он. — У меня судья никак не хотел принимать заявление. То составлено неправильно, то бумажек каких-то не хватает. Но я настырный, добился своего.

Добился, ага. Опекунов наказали штрафом в пользу государства. Гене ничего не досталось. Приближалась зима, а она в Красноярском крае нешуточная — морозная, сибирская. И подался Гена путешествовать по России:

— Вообще-то у меня цель была — попасть на известное ток-шоу, которое по телевизору показывают. Вот если бы на всю страну рассказал про себя, про этот беспредел, точно мне бы наши красноярские чиновники квартиру дали, а эти гады деньги мои вернули. Представляю, как бы их всех вызвали в Москву и как бы им стыдно стало!

Проезд на электричках у Гены бесплатный. А на них, родимых, можно объехать практически всю нашу бескрайнюю Родину. Сначала он добрался до Тюмени. Там прямиком направился в привокзальное отделение милиции. Рассказал всю свою историю и попросил помочь добраться до Москвы.

— В том отделении я прожил целый месяц. Ночевал прямо в кабинете майора Андрея Гараса. Меня все кормили, поили, одевали. Привет им всем: и подполковнику Анатолию, фамилию не помню. И специалисту по делам несовершеннолетних Виктории Сергеевне. Они все пытались мне помочь. Звонили в Красноярск в органы опеки, запросы отправляли, узнавали, когда мне дадут жилье. Им сначала что-то там объясняли, а потом вообще стали говорить, что меня не знают. Через месяц мне стало скучно, и я опять засобирался в Москву. Полицейские помогли мне написать письмо для этого ток-шоу, со всей моей историей. И я поехал.

Да уж, Гена — он действительно настырный. Он ведь все-таки добрался до Москвы. Из Тюмени на поезде доехал до Уфы. Из Уфы на электричке до Самары. Из Самары до Казани. А из Казани на попутках до столицы. В электричках Гена читал свои нехитрые, но жалостливые стихи и собирал милостыню, каждый раз находил новых знакомых и друзей (часто, кстати, сотрудников полиции). И отовсюду, из каждого пункта он посылал запросы в красноярские органы опеки. Он почему-то решил, что если со всей России придут бумажки, то все в Канске поймут, какая у него поддержка, и дадут квартиру.

758


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95