В прокат выходит новый фильм Ари Астера, прогремевшего в прошлом году с «Реинкарнацией». В «Солнцестоянии», самом солнечном хорроре в истории кино, герои-американцы едут за культурными впечатлениями в идиллическую шведскую деревню и вполне предсказуемо оказываются в аду
Компания американских студентов решает совместить приятное с полезным — отдых и научную работу — и отправляется в далекую Скандинавию, где все еще можно расслышать дыханье старины глубокой, вглядываясь в руническую абракадабру. Здесь — в загадочной деревеньке Харга — босые селяне в белых вышиванках водят хороводы по утренней росе цветущих лугов и растят рыжих детишек, вознося свои молитвы щедрому Солнцу. В общем, живут в идиллическом вечном цикле посевов и урожаев, рождения и смерти. И хотя временами это единение с природой выглядит как экстремальная веганская вечеринка на псилоцибине — поначалу заокеанских гостей, заехавших в поисках культурной экзотики, почти ничего не смущает: ни обряды приворота с применением лобковых волос, ни кровожадные фрески на стенах общей спальни. Ни медведь, которого споро разделывают на столе местные дети. Но самое интересное, конечно, впереди.
Режиссер «Солнцестояния» — нью-йоркский вундеркинд Ари Астер, лет десять назад он прославился своей получасовой учебной работой «Что-то странное с Джонсонами», в которой семейная драма с инцестом вдруг превращалась в нечто совсем уж странное. Многие тогда, в 2011-м, посмотрели фильм в интернете, посмеялись и записали Астера в мемотворцы-однодневки. И оказались неправы. За пять следующих лет Астер умудрился спродюсировать, написать и снять еще пять короткометражных фильмов, а затем дебютировал с полнометражной «Реинкарнацией», которую критики поспешили назвать главным хоррором 2018 года. Главный или нет, каждый решает сам (были фильмы и пострашнее), но то, что Астер не однодневка, «Реинкарнация» предъявила вполне отчетливо: он знает, чем зацепить зрителя, как водить его за нос, как подойти к затертой до дыр теме с неожиданной стороны, соединяя новизну подхода с формальным совершенством,— в «Реинкарнации» история личной утраты перерастала в готический кошмар о родовом проклятии. В «Солнцестоянии», которое, кстати, тоже начинается с семейной трагедии, Астер редактирует ньюэйдж-хоррор. В первую очередь на ум, естественно, приходит классический «Плетеный человек» Робина Харди. А из новых — нетфликсовский «Ритуал», действие которого также разворачивалось в Скандинавии.
Этнографическая поездка в поисках нового опыта оборачивается спуском в ад — это ожидаемо, и Астер, конечно, понимает, что в своей критике туристического взгляда на мир он отнюдь не первопроходец. В конце концов, были и «Американский оборотень в Лондоне», и «Хостел». Да что там, даже в России на тему экзотики и национальной идентичности было снято свое кино — «Шопинг-тур» Михаила Брашинского. Поэтому к жанру «ничего себе поездочка» режиссер разумно подшивает вполне бергмановский сюжет о посттравматическом размежевании мужчины и женщины. Ну а что, на родине Бергмана — веди себя как Бергман.
В «Солнцестоянии», главные события которого разворачиваются в антураже шведских белых ночей, одним из главных героев фильма становится свет. Наверное, это самый солнечный хоррор в истории кино: зелень — внизу, голубое небо — над головой и золотое сияние — вокруг. Все просто и ясно, все предопределено. В этой ясности по определению таится ужас, и режиссер только помогает зрителю его увидеть. Астер избегает теней и оттенков, здесь некуда прятаться, героев не затягивает в водоворот непредсказуемых событий, напротив — они движутся по понятной и опасной орбите вокруг звезды по имени Солнце. Напряжение создается не сомнением, а неизбежностью приближения к развязке. Опытный зритель ждет крови и обещанных рекламными роликами психоделических приходов — и, конечно, получает свое. Но режиссер не удостаивает его никакими объяснениями. В этом смысле положение зрителя «Солнцестояния» совершенно отчаянное и не многим отличается от положения героев, усердно расширяющих сознание в попытке преодолеть культурный барьер. В одной из лучших сцен фильма растерявший остатки разума американец спрашивает какого-то старейшину: «Простите, а что, собственно, здесь происходит?» — и вместо ответа получает затрещину. Назовем это творческим методом, ведь похожие затрещины примерно раз в двадцать минут раздает своим осоловевшим зрителям режиссер.
Василий Степанов
