О девушке, которая решила покончить с собой в метрополитене и целый день простояла на платформе, откладывая смерть до следующего поезда.
Люди, сплоченные жаждой ступить на ускользающие ступени, будто в танце ламбада притесняясь друг к другу и шаркая вперед и вверх. Стекло дежурной кабинки с коричневеющими буквами «не даем», как обрубком отчаяния. Нащупанное глазами уточнение — чуть выше основного удара — «справок», утешающее своей ограниченностью и дающее ещё одну попытку не броситься под наползающий поезд, который готов проглотить не унесенных ступенями к выходу.
Девушка видела проносившиеся перед лицом отрицания своей жизни: «не прислоняться». И её пугало их увлекательное безразличие.
* * *
О слепой певице, которая прославилась, потому что имела красивый голос. О том, что она слепа, знал лишь её продюсер. Другие накладывали грим (чужие руки рисовали ей лицо, а она даже не догадывалась, как выглядит, сидела перед зеркалом, её вопрошали — вам нравится? — она кивала). Другие выбирали наряды (чужие руки одевали ее, а она не представляла, каково получается, стояла перед зеркалом, наряжальщики ждали её реакции — она кивала). Она только выходила и пела. Всегда в темных очках. Окружающие думали, что таков имидж. Иронизировали — потом привыкли. Какая разница, в очках ты или без, если есть за что тебя уважать.
Последнее счастье
То, что вспомнишь, перед тем, как умрёшь.
Платье
Было у меня такое платье. Зелёное с желтой вставкой. Сама не носила и другой не продала. Почему? Вот и думаю на склоне лет. Вроде всю жизнь старалась не привязываться к вещам. Потому что это ещё менее понятно, чем привязанность к людям. Всю жизнь, если не раздаривала, то выбрасывала, особенно то, что явно отслужило и скончалось. А уж дарить тем, кто нравился, душа просила, как продолжения жизни. Или просительница платья не входила в число избранных, или платье сопротивлялось всем моим привычкам и принципам.
Ваша Алла Витальевна Перевалова
