Этот приём с «я» в повествовании несёт в себе черту артистической прозы, в то время как меня это абсолютно не интересует. Мне не пришло в голову, как иначе проверять драматические ситуации. Из них состоит фабула. К фабуле (которая, напоминаю, цепь событий) прирастают персонажи, они несут в себе тот или иной заряд. Столкновение многочисленных энергий, которые движут персонажей, вдыхают в фабулу конфликт и смысл — и так рождается сюжет.
Поэтому когда я пишу, что переодевал грязные трусы при монахине, — важно не то, что это делал я. Важно то, что это происходило в Мурманске, в ржавом остове корабля, а монахиня была буддийская. Важно, таким образом, не то, что мне обязательно надо оголять свои причиндалы при святых людях. Важно то, что незадолго до этого желудок переваривал местную телятину и разразился ударом сфинктера на улице, поблизости оказался остов корабля, где можно было, скрывшись от посторонних глаз, снять грязные трусы, и ровно то же самое подумала буддийская монахиня относительно медитации.
И этот факт я упоминаю совсем не для того, чтобы сказать о Северном сиянии, которое, по правилу «раз в год и палка стреляет», вызвало эрекцию. И не для того, чтобы сказать, что монахиня, начав медитировать, открыла глаза на шум, но всё-таки, уразумев происходящее, не могла закончить молиться, потому что воспитывала в себе стойкость.
Важна чистая суть сцены. Что произошло дальше? Это отличная сцена. Она увлечёт зрителя. Но что с героями?
Это как раз и есть вопрос, на который мне не удаётся ответить из-за приёма с «я». Вместо этого инерция артистической прозы тянет за собой ещё пару-тройку нелепиц. На этом всё и заканчивается.
Мне известно, в чём загвоздка. Приём с «я» обнажает отсутствие достаточного жизненного, опытного материала, на который можно было бы опереться. По этой причине делается шаг в сторону, опора идёт на чистую фантазию. Персонажи получаются невесомые, чрезмерно литературные. Они не сойдут с листа. Вы не представите их в жизни. Как они идут за хлебом. Как зовут эту буддийскую монахиню. Какие на мне были трусы? И как выглядел этот остов. Откуда там корабль?
Вы подумаете, что это всё неправда, вымысел. А жизнь не такая. Жизнь показана в фильмах, которые, повторяя друг друга, идут на «Кинотавре».
Между тем, всё это правда. И трусы, и остов, и буддийская монахиня. И даже стояк имени Северного сияния.
А так сознательно я выпячиваю пошлость, потому что будто бы только она и придаёт всему этому реальность. Потому что именно преувеличенная деталь оттеняет будничность всего остального.
Глеб Буланников
