В российский прокат выходит фильм Натальи Меркуловой и Алексея Чупова «Человек, который удивил всех», ранее представленный в конкурсной программе «Горизонты» Венецианского кинофестиваля. Создатели картины рассказали «Известиям» о современном авторском кино, проблемах толерантности и перевоплощении Евгения Цыганова.
— Главный герой вашего фильма борется с тяжелой болезнью нестандартными методами. Кто придумал эту историю?
— Алексей Чупов: Наташа выросла в Иркутской области, там она и услышала историю — как некий мужчина, когда-то живший в этих краях, заболел раком и пытался излечиться, притворившись другой личностью. Таким образом он хотел обмануть смерть и выздороветь. Эту легенду советского времени мы решили поместить в сегодняшний день.
— Наталья Меркулова: Не знаю, произошло ли это всё на самом деле, но мне об этом говорили как о реальных событиях. На мой взгляд, сюжет не такой уж удивительный, ведь сейчас психологи работают с огромным количеством самых тяжелых случаев, затрагивающих личность человека. Просто в этот параллельный мир люди не привыкли заглядывать. Мы существуем в понятном, логически объяснимом пространстве, хотя в нашем фольклоре русский человек часто ведом своей интуицией.
Однако важно понимать, что наш фильм — не медицинский рецепт, мы не призываем делать так же, как герой Евгения Цыганова. Это художественный вымысел.
— Исполнителей главных ролей вы нашли быстро?
— Н.М.: Наталью Кудряшову позвали сразу. А Женя Цыганов оказался неожиданным выбором, потому что он был далеко не первым, кого пробовали на главную мужскую роль.
— А.Ч.: Мы долго сомневались, ведь Цыганов — один из самых мужественных героев современного кино и театра. Его самого роль заинтересовала, хотя и у него поначалу были сомнения. Не потому, что этот эксперимент мог угрожать его репутации, а, скорее, он не понимал, как правильно подступиться к этому образу. Женя долго работал над собой и над ролью, что-то где-то подглядывал…
— Не могу сказать, что в фильме Евгений нарочито изображает женщину.
— Н.М.: Да, это была осознанная задача, чтобы Женя не играл женщину напрямую. Я совсем не хотела, чтобы получился «мужик, переодетый в бабу» — такой пошлый вариант, скатывающийся в комедию. Поэтому мы отказались от париков, особых платьев, яркого макияжа, агрессивная женственность была не нужна.
— А.Ч.: Да-да, мы снимали не «Тутси» и не «Здравствуйте, я ваша тетя». Мы снимали драму, а не просто внешнее перевоплощение. Главным было внутреннее изменение.
— Н.М.: Пластика Цыганова рождалась «от актера». Он сам учился ходить, бегать по-женски. Я просила его наблюдать за женщинами вокруг, в том числе во время съемок на площадке. И у него получилась, как я это для себя называю, «брейгелевская птица в мистическом лесу».
— А.Ч.: Кстати, на кастинге мы столкнулись с тем, что найти актера на такую роль в современной России крайне тяжело. Чтобы человек сначала в кадре давал абсолютное ощущение мужественности, а потом вдруг перевоплотился и стал бы зрителю транслировать женственность — это очень сложная задача.
— Можете сформулировать, о чем ваш фильм?
— А.Ч.: В основе нашего сюжета — битва человека со смертью. Вопрос «Можно ли победить смерть?» всегда интересовал человечество. Он породил огромное количество научных открытий, художественных произведений, религиозных течений. Ведь пока мы живы, мы самим фактом своего существования протестуем против того, что умрем. А поскольку все мы разные, каждый из нас борется со смертью по-своему. И надо уважать чужой способ борьбы, даже если ты его не до конца понимаешь.
— Н.М.: Еще наш фильм про волю к жизни, которая иногда ведет человека по совершенно неисповедимым путям. Человек даже в очень в герметичном мире имеет право на свою жизнь, мысли, поведение, тайну. В обществе, особенно таком узком, как офис или деревня, ты как будто лишен права на тайну, на что-то свое заветное. Если ты не такой, как все — ты рискуешь стать изгоем. Поэтому наш фильм и о том, что человек имеет право делать то, что на самом деле хочет, в том числе — отстаивать свое суверенное право на тайну.
На фестивале в Венеции нам задали вопрос, почему наш герой молчит и никому не рассказывает о своем секрете. Иностранцам это было непонятно. А для русского человека это вполне естественно. Если ты боишься спугнуть желание, то не говоришь об этом возле каждого столба. Испокон веков у нас все знают, что самое заветное нельзя произносить вслух.
Для меня это фильм про любовь, про то, как один человек может принять другого, несмотря на общественное мнение.
— На премьере Евгений Цыганов сказал, что фильм не претендует на коммерческий успех. Но, может, участие в Венецианском фестивале поможет международной дистрибуции?
— Н.М.: Понятно, что «Человек, который удивил всех» — не блокбастер. «Салют-7» и трилогия «Гоголь», к которым мы с Лешей писали сценарии, рассчитаны на привлечение максимальной аудитории. Есть определенные правила, по которым такие фильмы у нас делаются. В авторском кино совсем другие технологии. В основном оно рассчитано на зарубежную дистрибуцию. Например, фильмы Звягинцева покупают сразу 50 или больше стран, и его картины имеют шанс на окупаемость. Нам до такого пока еще далеко. Но участие фильма в крупных фестивалях в любом случае помогает ленте найти свою аудиторию.
— А.Ч.: У продюсеров авторского кино всегда есть надежда на долгие деньги, по принципу «курочка по зернышку клюет». Фильм постепенно окупается за счет показов в других странах, по ТВ, на интернет-платформах. Что касается проката в России, то за последние годы было несколько случаев, когда авторское кино собирало в прокате больше, чем ожидалось. Например, «Географ глобус пропил», «Аритмия». Даже наш первый фильм «Интимные места» по курсу 2013 года собрал полмиллиона долларов, прокатчики были довольны. В общем, прецеденты есть, но они редкие.
— Андрея Звягинцева часто упрекают в том, что он специально делает кино, ориентированное на западный рынок и фестивальный успех.
— Н.М.: Существует странное представление, что можно снять кино специально для международного кинофестиваля. На самом деле угадать фокус конкретного смотра невозможно. Например, в один год некоторые фестивали обращают внимание на женское кино, а другие — на проблемы беженцев, но все может быть и наоборот. Каннский фестиваль каждый год меняет повестку. Ее никогда не угадаешь.
Другое дело, что посредственное кино не может попасть на крупный фестиваль, даже если оно снято на злободневную тему. Прежде всего, история должна быть интересно рассказана, а это очень сложно. Вообще кино снимать сложно, даже физически тяжело. Каждый раз это лотерея: получится или нет? Боишься, что откажет интуиция... В общем, есть много опасных моментов, из-за которых кино может не получиться. Бывает, что мешает нехватка или даже переизбыток таланта. Вообще, есть ощущение, что талант — исчерпываемый ресурс (смеется).
— В производстве фильма «Человек, который удивил всех» участвовало несколько продюсеров из разных стран. Насколько свободным чувствует себя режиссер в такой ситуации? Наверняка есть давление.
— Н.М.: На нас, к счастью, никто не давил. Хотя обычно режиссер никогда не чувствует себя полностью свободным — что-нибудь, да давит.
— А.Ч.: Наше общество сегодня находится на консервативном витке истории и культуры, но даже в этих условиях можно пытаться сделать то кино, которое тебе интересно. Пока это возможно. Посмотрим, что будет дальше…
— Н.М.: Может быть, поэтому многие режиссеры авторского кино сейчас ушли на ТВ. Как это ни странно, там больше возможностей реализовывать острые темы. Ведь кино — это прежде всего конфликт. Вся великая драматургия построена на конфликте. Ты сталкиваешь одно с другим, зритель хочет восхищаться, страдать, смеяться. Как сделать бесконфликтное кино интересным, чтобы пришел зритель и поверил? Это невозможно.
— Часто можно услышать о нехватке хороших сценариев и сценаристов. В чем причина этого?
— Н.М.: Мне кажется, проблема в отсутствии хорошей сценарной школы и преподавателей. Людей, предрасположенных писать, — много, но им надо рассказать, как это правильно делать. Я окончила Высшие курсы сценаристов и режиссеров, мастерскую Андрея Герасимова и Андрея Добровольского. Кроме того, у нас с Лешей была хорошая сценарная муштра, мы прошли ее, работая над сериалами.
— А.Ч.: Мне довелось поработать сценаристом на дневных сериалах типа «Понять. Простить», «Не ври мне», «След». Работа на «Следе» была самая жесткая: каждый сценарий принимала специальная тройка, состоящая из шеф-редактора, продюсера и главного режиссера. Раз в неделю они собирали большое сценарное совещание, куда приглашали сценаристов других серий и предлагали тебя «мочить», чтобы проверить на прочность твою серию. Это как в сценарную армию сходить (cмеется). Когда пишешь для массовых сериалов — учишься конструировать типовые сценарные схемы, а это потом помогает тебе «играть» со своими собственными сценариями, ломать их, складывать иначе, избегая стандартов.
— Н.М.: Вообще, хорошо, что сейчас активно появляются и развиваются новые киношколы, привлекаются для преподавания зарубежные сценаристы. Ведь на сценарном рынке большой дефицит. Мы вот пытались найти для своего сериала соавторов, но так и не нашли. Может быть, наши будущие соавторы как раз сейчас учатся?
Анна Позина
