Сергей Голомазов к своим обязанностям худрука Театра на Малой Бронной добавил должность режиссера Рижского русского театра им. Михаила Чехова. «Известия» расспросили его о новом назначении, мировоззрении молодых артистов и юношеском максимализме.
— Позвольте вас поздравить. Каковы ваши прибалтийские планы?
— Да, спасибо, потихоньку приступаю к работе. Алла Сигалова выпустила к открытию сезона премьеру «Моя прекрасная леди». Во главе театра стоит Дана Бйорк, молодой, целеустремленный и честолюбивый директор. На данный момент в театре идет серьезное переформатирование: экономическое, административное, структурное, творческое и так далее. Пока всерьез говорить о дальнейших планах рановато. Но театр прекрасный, чрезвычайно интересная труппа. Много амбиций, желаний, как, собственно, тревог и опасений.
Этот театр — довольно знаковое явление в культуре Латвии. Ему уже 135 лет. Думаю, он вне временных конъюнктур в вопросах политических ситуаций и взаимоотношений между двумя странами. Сохранение этого театра как элемента национальной культуры — знаковая позиция министерства культуры Латвии. Я уверен, что они это знают и понимают. Роль русского театра в Латвии требует дальнейшего осмысления и понимания его будущего.
— Когда я впервые побывал в Риге, то встретил очень добродушный прием, хотя перед поездкой пугали. Театр способен примирять разногласия?
— Во многом опасения преувеличены. Впрочем, это одна из задач. Надо понимать, что этот театр от латвийской культуры отделяет только одно: спектакли на русском. Потом, некое противостояние русскоговорящих и коренных латвийцев — история во многом придуманная. Конечно, русский театр должен быть той нишей, которая, на мой взгляд, все эти культурные, языковые и политические различия должна каким-то образом нивелировать.
— А есть ли разница по внутренним ощущениям между работой в Москве и Риге?
— Если вы о цензуре, то я с ней ни в Москве, ни в Риге не сталкивался. У них, конечно, немного другой темперамент. И зритель другой, более чопорный, что ли. Но там очень любят театр. Поход на спектакль — целое событие. Люди надевают красивые вечерние платья. Рига вообще театральный город.
— Вы возглавили театр в Риге, Иосиф Райхельгауз открывает филиал своего театра в Берлине, Театр имени Вахтангова покорил зрителей в Америке и Европе. Нет ли у вас ощущения, что российский театр вновь поднимается на высшую ступень признания, как это было в начале прошлого века?
— Я не готов подвергать процессы, которые происходят в целом в российском театре, такому глубокому анализу. Не думаю, что это какая-то тенденция, скорее совпадение. Примечательно, что драматическое искусство в России, в том числе в Москве, является востребованной трибуной, с которой можно делать много добра. Театр занимает все более интересные ниши в сознании зрителя, гражданского мира в целом. Если Райхельгауз открывает филиал — это здорово! Где он только деньги берет? Этот вопрос меня больше интересует (смеется).
— Если бы у вас была финансовая возможность, вы бы тоже открыли филиал Театра на Малой Бронной где-нибудь в Европе?
— Нести русскую культуру в какие-то уголки мира надо, но это сложно, особенно сейчас. К примеру, несколько попыток привить нашу режиссерскую школу во Франции не увенчались большим успехом. Хотя, мне кажется, мы привнесли в их театральную педагогику очень много интересного. Но в результате все растворилось в национальном колорите и традиции.
— По поводу педагогики. Вы в этом году выпустили курс в ГИТИСе и больше не набирали студентов. Решили на время отойти от преподавания?
— Посмотрим. В какой-то момент я вдруг понял, что у меня нет физических сил половину своей жизни отдавать педагогическому процессу. Я не свадебный генерал и не могу ходить к студентам раз в неделю. У меня есть ряд заманчивых предложений относительно моей педагогической практики в Москве и Риге. Но сейчас надо просто немного передохнуть.
— Лучший отдых для режиссера — постановка нового спектакля. Вы открыли сезон на Малой Бронной «Тилем» по пьесе Григория Горина. Когда Марк Захаров поставил своего легендарного «Тиля» в театре «Ленком», вам было лет 12?
— Да, к сожалению, я не видел «Тиля» на сцене «Ленкома», лишь отдельные отрывки в интернете. Но то, что будут сравнивать, было понятно. Скажу сразу: заниматься этим бессмысленно, поскольку наш «Тиль» построен по совершенно другим законам. Он не про торжество талантливого человека, а скорее про то, как в герое зарождается чувство протеста. Наш Тиль — современник, парень, живущий в соседнем районе Москвы, человек с обостренным чувством справедливости.
— Ваша молодость пришлась на 1980-е. Вы были бунтарем?
— В 1989 году мы оканчивали театральный институт и задались вопросом: почему мы должны сдавать политэкономию и историю КПСС? Написали письмо ректору с просьбой снять эти дисциплины с госэкзаменов. Без проблем убрали. Вот, пожалуй, и всё бунтарство. Скорее внутреннее, эстетическое.
— Сложилось ощущение, что «Тиль» составляет дилогию с вашей предыдущий постановкой «Салемские ведьмы». В ней вы исследует причины мракобесия, а в «Тиле» выводите героя, который мог бы противостоять этому абсурду. Миру снова нужен герой?
— Герой нужен всегда. Вопрос — какой? Во мне еще остались осколки юношеского идеализма. Я в свое время имел неосторожность читать хорошие книги, в том числе русскую классику. И мне бы очень хотелось жить в мире справедливости. В мире, где есть справедливое судопроизводство и нет торжества коррупции. Где полиция не обслуживает государство, а защищает граждан от преступников. В обществе, где существует вектор на государственное гражданское демократическое совершенствование. От его отсутствия страдают не политические элиты, а обычные люди, оказывающиеся в безвременье и нищете.
— Тиля в спектакле играют в паре два молодых актера — Никита Кологривый и Леонид Тележинский. Они готовы рассуждать на такие глобальные темы?
— Они готовы и нет одновременно, но я опираюсь на их естественное гражданское и человеческое тяготение к справедливости. Во всяком случае, я так или иначе пытаюсь использовать их эмоциональный опыт и применять его к тем вопросам, которые мне важны в размышлениях о пьесе. А необходимость обретения настоящего гражданского сознания требует усилий и культуры, знаний и опыта.
— В «Тиле» занята большая часть труппы театра. Музыкальный спектакль — это ведь еще и проверка вокальных данных актеров?
— Иногда у актера есть голос, но он не дружит со слухом или наоборот. У кого-то хороший сценический голос, но проблемы с вокалом. Всё это сложно. Было потрачено довольно много времени, чтобы справиться со всеми нюансами. Думаю, что где-то не до конца. Хотя в целом запели. Мюзикл — сложный синтетический жанр, и в драматическом театре он всегда был востребован.
Когда я начинал свою творческую жизнь в 1980-е, в каждом мало-мальски уважающем себя драмтеатре обязательно был один или два музыкальных спектакля. Потом что-то поменялось, и мюзиклы почти ушли со сцены. Может, потому что это недешевое удовольствие. А если еще с участием живой музыкальной группы, как у нас, — тем более. Сейчас выясняется, что музыкальный жанр вновь достаточно востребован. Он обладает увлекательными выразительными средствами, которых лишены драматические спектакли.
— Вы, оказывается, в кино дебютировали в качестве актера.
— Да, в сериале «Хор». Сейчас идут досъемки. Меня просто взяли за грудки. Сказали, что роль художественного руководителя и создателя детского хора должен играть именно профессиональный режиссер. Я согласился попробовать. Началась разнообразная киносъемочная практика с увлекательными экспедициями к морю и в павильонах. Была потрясающая поездка в «Орленок» в Краснодарский край. Премьера, думаю, будет зимой.
— Как ваши актеры отнеслись к тому, что художественный руководитель отнимает их хлеб?
— Меня, наверное, можно упрекнуть за какие-то другие недостатки, которых, думаю, достаточно много. Но за то, что я кого-то не отпускаю на съемки, — вряд ли. Честно говоря, критики в этом смысле в свой адрес не слышал. Но я много чего не слышу. Так спокойнее живется...
Даниил Поляков
